Следующий конкурс носил название «мик-мик» и был уже насыщенно-безумным.
В нём верховодил действием Боб и проделывал он это весьма потешно. Четверо участников располагались квадратом лицом друг к другу. Им выдавались шляпы — котелки, бывшие когда-то в моде в Европе во времена доктора Ватсона. Котелки нахлобучивали на головы. Боб сначала обучал участников. Когда он говорил: «Ван», — что означало «один» — участники должны были приподнять шляпу над головой и, воскликнув как можно громче: «Бонджюр месье», — водрузить её обратно. На счёт: «Ту», — два, взять свой котелок и переложить на голову соседа справа. По команде: «Сри», — которую не стоит воспринимать буквально, как я объяснил бабе Дуне, не владеющей английским, вытянуть вперёд руку и потрясти ею в воздухе, воскликнув: «Мерхаба!» — что означает «привет» по-турецки. На счёт: «Фо», — четыре, самая забавная вещь. Правой рукой сжать левую ягодицу соседа справа, предварительно положив на неё ладонь, и сказать: «Мик-мик», — подобно клаксону на велосипедах старого образца. Это задание вызвало ропот со стороны кандидатов, но Бобу, при поддержке в разы оживившегося зрительного зала, решившего, что отступать уже негоже, и не надо ломаться как печенюшки, если уж одели бюстгальтеры и накрасили губы, удалось успокоить участников фразой:
— Что это — адин раз непидалс… что это? Алекс? Да — невадалаз. Адин раз можна. Два раз… минуточка — неможна, два раз-вадалаз. А адин раз — да, можна — давай, йя, играть. Фысё выключино! Давай, пажалуста. Йя, шеф, я тут дурачок, делать, ти смотреть. Вот так. Мик мик — и фысё. Кайне проблем, йя. Вадалаз здеся неможна, йя. Мик-мик, можна.
Боб чётко следил, чтобы участники не симулировали, а делали «фысё» как полагается.
Заканчивали цифрой: «Файф», — при которой участники, подобно поп-королю Майклу, делали оборот вокруг себя и восклицали: «Ууу», — опустив одну ладонь чуть ниже живота, а другую руку вытягивая вверх вместе со шляпой.
Потренировавшись в рефлексах, запомнив все пять позиций, особыми прибаутками отметив «мик-мик», начинали играть серьёзно — на вылет. Ведущий называл цифры вразброд, и задача была быстро сориентироваться, и выполнить требуемое. Боб объявлял 2–2—1—3–1—4—4–4—4—2–2—5. Шляпы иногда мешкали, оказывались по две у одного человека, участники путались, кто-то спешил сделать «мик-мик» и Боб говорил:
— А-а-а, катастрофа. Ти что это, йя — вадалаз? Сичас ниможна, падожди «мыик-мыик» минуточка, йя. Когда «фо» — тогда «мик-мик».
Зал веселился и кто-то уже стонал от смеха, а напряжение борьбы нарастало. В итоге оказалось двое выживших — Владимир и Джордж. Они упорно стояли лицом к лицу, отчаянно вопили: «Бонджур месье», «Мерхаба», мик-микали и заправски крутились. Никто не хотел уступать, и Боб неожиданно мудро решил присудить в этом конкурсе победу обоим.
И наступал финальный раунд в формате вечернего шоу. Ещё более сумасшедший конкурс под кодовым названием «африканская пантомима».
Участников уводили в гримёрку, поскольку они не должны ведать, что с ними поочерёдно будет происходить на сцене. На ней тем временем появлялся журнальный невысокий столик с двумя тарелками, одна на другой, и два стула по бокам. Плюс ухмыляющийся Боб, потирающий радостно руки в предвкушении. К чести Боба Фраковича надо признать, что с ролью ведущего этих конкурсов, не требующих лишней говорильни, он отлично справлялся, поскольку что-то, а дурачить гостей он любил, поэтому и не ел хлеба перед шоу.
Участники получали инструктаж повторять за ведущим — мистером Бобом, всё, что он будет делать, причём повторять быстро, стараясь при этом смотреть ему в глаза. Кто из участников справится лучше и увереннее — выиграет. Естественно, это была не вся правда.
И вот первый участник баба Дуня. Боб садится на стул, баба Дуня тоже.
— Как дила? — спрашивает Боб.
— Нормально, — машинально отвечает Дуня.
— Что это, йя, салак — как дила? — по-доброму злится Боб, на несообразительность Дуни.
Я подсказываю участнику жестами: «Повторяй».
— А-а… вообще повторять? — шёпотом отвечает мне. — Давай Боб сначала.
— Какой начала, йя, салак, йя. «Как дила» — можешь или много «мик-мик» делать, плохо давать думай, йя, — кипятится Боб.
— Да всё-всё, понял. Как дила?
— Карошо, а у тибя?
— Карашо, а у тибя?
Ну, слава богу — шестерёнки сцепились, процесс пошёл.
Участник чувствует себя увереннее, становится более раскован, видя что ничего сложного нет. Дальше следуют фразы: «Что хочишь, пива, водка, мик-мик?», «Я здесь дурачок — ты нет», «Это я дурачок, а ты барсук», «Губка Боб, это что, йя?». Затем Боб кривлялся, показывал ладонями ослиные уши, высовывал язык, чмокал воздух. За этим следовало ковыряние в носу с последующим облизыванием пальцев, но уже других — не побывавших в воздухоносных путях.
— А-а-а, — злорадно смеялся Боб над участником, клюнувшим на такой детский трюк.
После ведущий и Дуня прыгали, ухали и перемещались вдоль сцены как две макаки, танцевали стриптиз, хлопали себя по попе, возвращались на стулья и крутили воображаемую баранку воображаемой машины.
— Очин жарка. Чок сыджак, — говорил Боб и смахивал рукой пот с лица.
— Очень жарко. Чототамсыдмакак, — повторяла баба Дуня.
Ещё некоторое время они общались на турецком, как закадычные приятели, причём не все слова были окультурены. Боб давал отмашку в сторону ди-джей кабины, крича:
— Ди-джей, music! Сызеричин!
— Ди-джей, мьюзик. Срикирпичин, — вторил ему Алексей Дунькович.
И теперь всё начиналось, но уже под музыку, которая была очень удачно подобрана, ритмичная, гипнотическая, с женским вокалом на африканском языке, нарастающая по темпу. Сначала они танцевали, затем снова рулили, потом Боб хватал одну тарелку, участник другую, рулили уже с тарелками в руках. Боб похлопывал по своей в такт музыке, словно в бубен, и затем этой же ладонью, вытирал вспотевшее лицо:
— Жарко! Сыджак.
— Жарко! Самдурак, — отзывался повторяша Алексей.
Боб разворачивался к залу и снова выходил плясать. Следом и сбоку шла баба Дуня. А публика после полусекундной паузы закатывала истерику.
Участник проникался мыслью, что это он такой молодец, так лихо оттанцовывает, доводя зал до экстаза. На самом деле с каждым похлопывание по днищу тарелки, на которую он не обращает внимания, увлечённый процессом пародирования, с каждым похлопыванием и затем вытиранием лица, его физиономия приобретает цвет ночи. Сажа, которой заботливо обмазаны донышки тарелок участников, превращает лицо бабы Дуни в физиономию папуаса, тунеядца и алкоголика в исполнении Моргунова «из других приключений Шурика», когда он гонялся за студентом по стройке. Через пару мгновений участник начинал что-то подозревать, когда Боб, смеясь, показывал на его лицо и на тарелку, но по привычке продолжал передразнивать, показывая ведущему на его тарелку и на его лицо. Публика уже не могла сидеть, кто-то стонал лёжа, кто-то на коленях у соседа, если позволяла ориентация, кто-то валился на пол, зажимая живот.
Только изучив свою ладонь и чёрные от копоти пальцы, участник понимал причину неистовства толпы, и сцена погони из великого фильма с участием папуаса повторялась. Кандидата в мистеры, с выделяющимися на засаженном лице белками негодующих глаз, удавалось утешить и утихомирить, не давая ему разбить тарелку о голову ведущего. Впрочем, он и сам понимал, что это действительно очень смешно. Маша уводила бабу Дуню отмываться в одну из уборных отеля, а шоу продолжалось.
Хасан и Владимир не избежали той же участи быть помазанниками Бобьими. Вместе с шефом они чистили зубы чёрными пальцами, даже лизали тарелку, следуя примеру ведущего. Зал плакал.
Что же касается Джорджа, я засомневался, будет ли видно сажу на и так уже врождённо тёмном лице. Поэтому, пока Боб разделывался с третьим участником, я метнулся на кухню, одолжил у поваров немножко мёду и муки. Не уверен был что получится, и мука не отпадёт, но рискнуть стоило. Мустафа удивлённо следил за моими приготовлениями, но потом понимающе покивал.
— Алекс, акыллысэн!
Намазал тонким слоем пчелиный нектар на дно тарелки и сверху посыпал муки. Вроде держалось. Но если эта задумка и не сработает, у меня был припрятан лишний джокер.
Боб переводил дух и утирал рабочий пот, пока я заполнял паузу игрой с зрительным залом в живой оркестр. Наконец всё было готово. Веселье началось. Вот они переключились на тарелки, похлопали, якобы осушили пальцами пот — «жарко» и двинулись к краю сцены плясать. Они так увлеклись танцами, что им какое то время было не до изучения физиономий. Но вот для ведущего настал момент оценить дело рук своих. Посмотреть друг на друга.
Боб изумлённо смотрел на физиономию Джорджа в белых разводах, как у дикаря каннибала с острова Паквота, не замечая, что у него самого пальцы вымазаны в саже, оттого что некто «акыллы» (умный — тур.) подменил тарелки. Джордж его парадировал таким же безумным взглядом, поскольку лицо ведущего по непонятной причине на его глазах покрывалось сажей. Они стали показывать друг другу на лица и выглядело это настолько комично, что я переживал, как бы кто не окочурился от острой смехопотери в зрительном зале. Оба как по команде посмотрели на свои ладони.
