— Я же твой сын, черт побери, — сказал Вилл. — И ты так меня ненавидишь. Ты что, действительно веришь, искренне веришь… я даже произнести это не могу. Гребаный извращенец.
— Этот мальчик и без того рос в достаточно дурной обстановке, — сказал отец. — Тебе хочется, чтобы он вырос уродом, тогда ты сможешь не чувствовать себя виноватым?
— Виноватым? По-твоему, это я наделал дел, за которые мне стоит корить себя?
— Я этого не говорю.
— После всего, что ты натворил? Посмотри на Сьюзен, посмотри на Зои.
— При чем тут Сьюзен и Зои? О чем ты говоришь?
Вилл собирался убить отца. Зои видела это.
Жажда убийства волнами выплескивалась из него. Вилла наполняла смертоносная ясность, он собирался броситься на старика и бить его по голове, пока от нее ничего не останется. Зои видела, как Вилл готовится к этому. Он был достаточно силен, чтобы убить их отца голыми руками. В этом и состояла истинная цель. То, ради чего мужчины ходят в спортивные залы.
— Вилл, — произнесла она.
Гарри, положив на плечо Вилла руку, сказал:
— Пойдем-ка, давай просто уедем отсюда.
Вилл постоял, не зная, на что решиться. От прикосновения Гарри гнев его сник, стал понемногу обращаться во что-то другое. Он медленно, с огромным, усталым терпением покачал головой.
— Отлично, — сказал он. — Ничего так не хочу, как только уехать отсюда и никогда больше не видеть эту сраную рожу.
— Не смей так со мной разговаривать, — сказал отец. Он стоял исполненный холодного гнева правоты и убывающей силы.
— Я вообще с тобой разговаривать начиная с этой минуты не буду, — ответил Билл. — Никогда.
Он повернулся к Зои и Джамалю. Лицо его было темным от гнева и от чего-то еще, чего-то, лежавшего по другую сторону гнева. Похожего на своего рода страшное вдохновение.
— Мы уезжаем, — сказал он. — Простите. Я позвоню, когда мы доберемся до города.
Она кивнула. Брат и Гарри поцеловали ее, Вилл пожал Джамалю руку.
— Палатка твоя, дружок, — сказал он. — Наш прощальный подарок.
Они вошли в кухонную дверь, миновали Сьюзен, Магду и Бена. Чтобы уложить чемоданы и отнести их к машине, им потребовалось меньше десяти минут. Сьюзен и Зои проводили их до машины.
— Это же безумие, — сказала Сьюзен. — Не уезжайте.
— Мы не можем остаться, — сказал ей Вилл. — Прости. Прежде всего, нам и приезжать-то сюда не следовало, я мог бы сообразить, что случится нечто подобное.
— Ну, дай ему еще одну попытку. Только позволь мне сначала поговорить с ним.
Вилл взял руки Сьюзен в свои, притянул ее к себе.
— Помнишь, — спросил он, — я однажды сказал тебе, что собираюсь убить его?
— Нет, — ответила она.
— А я помню отлично. Мы были еще детьми, стояли с тобой на заднем дворе. Я сказал, что когда-нибудь убью его, и, знаешь, едва не убил сегодня. Правда, едва не убил.
— Ты преувеличиваешь.
— Может быть. А может быть, и нет. Но думаю, что мог это сделать.
— Билли, — сказала Сьюзен. — То есть, прости, Вилл…
Он быстро поцеловал ее.
— Увидимся позже, Сьюз, — сказал он. — Я приеду в Коннектикут. Пока, Зои.
— Пока.
Вилл поцеловал и ее, Гарри тоже. Она подняла к лицу ладонь Вилла, прижалась губами к костяшкам его пальцев.
— Будь осторожен, — сказала она.
— Не волнуйтесь. Я за ним присмотрю, — пообещал Гарри.
Гарри включил двигатель, и они уехали. Зои показалось, что она видела, как Вилл спрятал в ладонях лицо. И как Гарри погладил его по голове. Она стояла с сестрой на дороге.
— Ну и ну, — сказала Сьюзен.
И больше ничего. Они стояли на дороге, в темноте, пока не исчезли красные ромбики хвостовых огней Гарри.
В гостиной сидел на софе, грузно обмякнув, их отец. Магда ушла наверх, спать. Отец покачал головой.
— Простите, что вынудил вас увидеть это, — сказал он. — Просто я понял, что обязан вмешаться.
— Тебе следует стыдиться себя, — сказала Сьюзен.
— Перестань, Сьюзи. Не набрасывайся на меня еще и ты.
— Что с тобой такое? — спросила Сьюзен. Она была сейчас больше обычных ее размеров. И словно светилась в тускло освещенной комнате. — Какое тебе дело до того, где спит Джамаль?
— Он мой внук. Я стараюсь делать то, что положено.
— Ах вот как, ты стараешься?
— Да. Стараюсь.
Сьюзен застонала.
— Прошу вас, — сказала Зои. — Перестаньте. Оба.
— Все нормально, Сьюзи, — сказал их отец. — Он это переживет.
Наступило молчание. А когда к Сьюзен вернулся дар речи, она сказала:
— Нет, не переживет. Людям такое не под силу.
Оставаться в гостиной и дальше Зои не могла. Не могла обрести здесь свои прежние очертания. Она чувствовала, что исчезает. Прошла через кухню, открыла заднюю дверь. Ей хотелось посидеть немного в палатке. Спрятаться там и ждать, пока она не вернется в себя. Она пошла вброд по траве, но, приблизившись к палатке, услышала, как в ней шепчутся Бен и Джамаль. Они уже были внутри.
Мэри выложила на торт последнюю розу, отступила на шаг и прищурилась — холодно, но с надеждой. Да, выглядит как надо. Надпись «С днем рождения, Зои» обрамляли розы и лилии, вылепленные Мэри из сливочного крема, и листья из миндальной пасты. Все-таки мысль закончить курсы по украшению тортов была правильной. Теперь она хоть понимает, что делает. Утешение компетентности. Торт стоял на кухонной стойке, предлагая безмолвной комнате полюбоваться его лепестками и листьями, бледно-синими завитками поздравительной надписи. Глядя на него, Мэри ощущала удовлетворение столь простое, что ненадолго оно представилось ей фундаментальным состоянием человека, а все крайности утрат и опустошения — лишь отклонениями от этой нормы.
Она прошла в столовую, поправила украшавший середину стола тюльпан. Пока Мэри стояла здесь, озирая плоды своих трудов — плотно скатанные салфетки в серебряных кольцах, прямые свечи в серебряных подсвечниках, — удовлетворение все нарастало в ней, а затем сникло, обратившись в более сложную, но столь же привычную разноголосицу радостей и страхов. В этих столовых приборах и хрустале чуялась красота, особенно трогательная и пугающая потому, что она была недолговечной. Она не обретет жизни, если в самом скором времени не появятся гости, и все же гости, когда они появятся, погубят ее. Поводов для жалоб на тех, кто приедет к ней уже с минуты на минуту, у Мэри не было — ничего конкретного. Она сожалела лишь о беспорядке, об израсходованности. Девственный стол был олицетворением ревностного служения, безупречным жестом. Мэри создала совершенное празднество, гостям же предстояло лишь испортить его.
Первыми приехали Гарри и Вилл — в спортивной машине Гарри. Вилл выпрыгнул из нее, точно подросток, поднял Мэри в воздух.
— Привет, великолепная, — сказал он. У него уже начинали седеть волосы. За Биллом последовал Гарри со светло-желтым чемоданом в руке.
— Здравствуйте, Мэри, — сказал он. И поцеловал ее в щеку. Красивый мужчина с обдуманными движениями, с непростым, умным лицом, хранившим выражение спокойствия, властного и великодушного. У Мэри случались минуты, редкие, когда она все понимала. И представляла себя рядом вот с таким примерно мужчиной.
— Входите в дом, — сказала она. — А вы быстро доехали.
— Движения на дорогах вообще никакого, — объяснил ей Вилл. — Слушай, а дом-то как хорошо выглядит.
— Я стараюсь, — сказала Мэри.
Она отогнала от себя легкую панику, навязчивую потребность показать им столовую, а после вытурить их под тем предлогом, что до приезда гостей ничего там трогать нельзя. Они же и есть гости, напомнила себе Мэри.
— Я устрою вас наверху, в прежней комнате Вилла, — сказала она. — Надеюсь, Бену с Джамалем будет удобно внизу, в их спальных мешках. Людей сегодня наберется полон дом.
— Тебе ни с чем помочь не нужно? — спросил Вилл.
— Нет, спасибо. Все уже сделано. Вы, мальчики, выпить ничего не хотите?
— Я бы сварил кофе, ладно? — сказал Вилл. — Встали мы нынче рано, так что капелька кофеина нам не повредит.
— Я сейчас сделаю, — сказала Мэри.
— Расслабься. Я знаю, где у тебя что. Я когда-то жил здесь, ты не забыла?
— Прекрасно, — сказала она.
Будем считать, что все идет прекрасно. Виллу, похоже, нравились эти небольшие демонстрации его прав, власти над домом и над осуждением, которым дом встречал его в детстве. Ну и ладно. Она постарается забыть о своих привычных правилах, хотя бы на уик-энд. Она и так слишком уж долго просидела в этом доме одна.
— Хотите, я покажу вам комнату, Гарри? — спросила она.
— Мам, — сказал Вилл, — Гарри уже был здесь. И отлично знает, где находится комната. Посиди, отдохни. Я же знаю, сколько ты всего переделала. Испекла три торта и первые два выбросила. Обошла в поисках подарков для Зои семьдесят пять магазинов. Ведь так?