Передав ему записку и получив своё «спасибо», я удалился. Мать «отпустила» меня совсем ненадолго.
В конце концов Да перевели из реанимации в отдельную палату, но инфильтрат всё вырабатывался и вырабатывался, температура всё поднималась и поднималась, её кормили-кормили антибиотиками, но лучше ей всё не становилось и не становилось.
Как только её выпустили из реанимации, я купил новый комплект обручальных колец, ибо, как вы помните, в первые же часы пребывания Да в больнице, прежнее кольцо у неё спиздили. Моё у меня оставалось, но, видите ли, обручальные кольца, как, впрочем, и люди, могут существовать только парами. Поэтому я снял своё и положил его в нашего с Да глиняного крокодила, в котором лежат также собираемые ею юбилейные десятирублёвые монетки, предполагая со временем сделать из этого кольца свой персональный пантакль «», что безусловно я ещё воплощу в жизнь.
Я купил, короче, новую пару потому, что вдруг просто понял, что если не сделаю этого, Да умрёт… Непосвящённые могут, должны и обязаны на этом месте просто заткнуться и молча принять на веру то, что я говорю. В ваших интересах. Ибо велика вероятность, что вам же и пригодится. Ибо… Ибо «время близко». Нельзя же быть настолько необразованным, чтобы не помнить, из какой «песни» эти слова, ей-богу:).
Так мы с Да обручились во второй раз. И в этом, честно признаться, был большой смысл, потому как выходила-то она замуж за Скворцова, то есть за человека, про которого никогда не было ничего написано в Книге Судеб, потому что существование такого человека в природе просто изначально не предусматривалось Всевышним; потому что такой человек некоторое время, весьма относительно, кстати, существовал только силою родовой бабьей самостийной блажи, то есть, в сущности, методом колдовства (так, например, некоторое время якобы существуют големы или и вовсе зомби), но мне удалось сокрушить злые чары, что, кстати, сделал я, в том числе, и во благо тех, кто, смею надеяться, не подумавши, их на меня наложил. Бог-Ребёнок родился уже у Гурина, но Да была замужем всё ещё за Скворцовым, то есть, по сути дела, ни за кем:). Это действительно была очень странная история.
Обе мои предыдущих жены с маниакальным упорством брали себе мою фамилию, то есть фикцию, о чём в то время не помнил и я сам (чары ещё действовали — ведь это было до Инициации!), хотя я никогда на этом не настаивал. Стоит ли удивляться, что эти браки были обречены. Да, единственная, у кого, таким образом, хватило ума оставить за собой фамилию своего отца, а у меня как обычно и в мыслях не было её от этого отговаривать.
Тем не менее, у меня в паспорте во время регистрации нашего брака паспортистка сделала забавную и очень красноречивую описку. Ничтоже сумняшися, она написала, что некто гр. Скворцов вступил в брак с гр. Скворцовым, то есть… с самим собой (прям как Арнольд Одэр, награждённый Сталиным за переправу через реку Одер!:)). Ха! А с кем же ещё он мог вступить в брак при таком раскладе? Сколько ни умножай нуль на нуль, будет ноль. Это «банальная» арифметика. Ну, теперь, короче, у меня давно другой паспорт.
А блядский инфильтрат всё вырабатывался и вырабатывался. Вечерами я молился на нашей лоджии, глядя на звёзды. К этому времени я уже научился легко вычленять так называемым невооружённым глазом и зелёный и красный цвета спектра большинства ярких звёзд. Ведь если присмотреться, практически каждая звёздочка как будто бы быстро-быстро вращается, поворачиваясь к нам своими разноцветными сторонами. Да хоть сами вглядитесь как-нибудь в ночное небо, если вы мне не верите. Вглядитесь-вглядитесь! Вдруг вы один из «нас»?..:)
Короче, я тупо стоял и молился и верил, что всё будет хорошо. Я понимал, что «хорошо» Человека и Бога — это не совсем одно и то же. Но всё-таки надеялся, что в этом случае наши представления о «хорошо» совпадут. Что тут скажешь? Ведь надежда, как известно, умирает последней.
В редкие минуты Ксениного сна я продолжал осваивать компьютерные музыкальные программы и уж не помню в какой раз в жизни забивал концертные минуса наиболее удачных песен «Новых Праздников», но об этом отдельно и позже.
Мать моя в свойственной ей манере, то есть, как водится, из лучших внутренних побуждений, продожала ебать мне мозги. Человек, довольно редко пользующийся у себя пылесосом, продолжал говорить мне, как у нас грязно, хотя это, конечно, бред. «Вы бы сделали косметический ремонт постепенно! — говорила она, — Положили бы постепенно плитку на кухню. Я бы вам помогла!» Один раз, летом 2002-го она уже помогла:). Я понимаю, конечно, что она тогда была в смятении чувств — только-только умерла моя бабушка, её мама, к которой она, конечно, была очень привязана, несмотря на ежедневные с ней скандалы в течение всей жизни — и она почувствовала себя одинокой; стала думать, с кем заключить союз при разделе квартиры и выбрала отчего-то не меня, своего сына, а Неубедительный Аргумент, то есть свою младшую сестру, мою тётю. Так вот почему-то, слово за слово, скандал за скандалом, и вышло, что при продаже нашей прежней квартиры, приватизированной в пяти равных долях, хозяином одной из каковых долей был я, и проданной за 120 тысяч долларов (совсем точную сумму они до сих пор от меня скрывают), я получил почему-то всего 13, вместо своей 1/5-й:).
Судиться и качать права с родной матерью я не стал — ведь мои горячо любимые в детстве родственники сделали в процессе моего воспитания всё, чтобы я на всю жизнь понял, что главная человеческая добродетель — это способность к самопожертвованию; то есть, в сущности, они с самого моего рождения практически откармливали меня на убой:).
К этим моим 13-ти родители Да добавили 15 и нам удалось купить «однушку», хоть и с большой лоджией, которая с самого начала преподносилась нам как наше же редкостное везение:).
Остальные же мои родственники расселились так: тётя со своим мужем, святым человеком, и моей двоюродной сестрой Машей поехали жить в огромную «трёшку» на «Маяковской», а мама — весьма в нехуёвую «двушку» рядом со своей школой, где она множество лет директорствует. Ещё до переезда в свои новые квартиры все они сделали там полномасштабные ремонты. Хули, ведь я им это всё, считай, оплатил:). Действительно смешная хуйня!:) Ведь я до сих пор помню, как мне было года три, я обедал на кухне, а мама с выражением читала мне сказку про зайчика, блядь, и лисичку; про то, как у зайчика избушка была лубяная, а у лисы — ледяная. Ну и так далее:). (Смайлик за кулисами смотрит на часы. Снова его выход. Время смеяться.:))
А инфильтрат, говорю, всё вырабатывался и вырабатывался и отпускать Да домой никто не спешил. Прошло уже что-то около недели с той ночи, когда её увезли на «скорой». И настал момент, когда мама заебала меня окончательно.
Нет, в этих нескольких днях, что она провела со своим сыном и своей внучкой, были, конечно, и светлые моменты. Пару раз мы гуляли втроём, и пока Ксеня мирно спала в колясочке, говорили, казалось, о главном, о нашей семье; о том странном 79-м годе, когда все мужчины рода Скворцовых подверглись какой-то метафизической резне: сначала утонул мой двоюродный брат Алёша, сын Игоряши, потом ошпарили кипятком меня (между прочим 27 % поверхности тела. В больнице мне, кстати, снился Алёша. Мать очень пугалась этих моих снов, потому что думала, что он звал меня с собой. Но он вовсе не звал. Мы просто разговаривали. Мама же думала, что он всё-таки звал, а я просто не помню. Она всегда думала, что знает меня самого лучше меня самого, в то время, как не знает даже самой себя, и это подтверждается любым тестом. У Рыб вообще сознание часто замутнённое, хоть и имеются, бесспорно, кое-какие сокровища душевной красоты:)), а потом еле откачали самого Игоряшу с обширным инфарктом. Мы оба были с ней довольно трогательны и, казалось, оба говорили искренне, но когда начинал, очень спокойно и мягко, говорить я, то есть просто поверив, что она стала наконец человеком, и пытался наконец рассказать ей, что я чувствовал, когда понял при вышеописанных обстоятельствах, что мои родственники, включая мою родную мать, хотя и родные мне люди, но совершенно неблизкие (почему? Да потому всего лишь, что близкие люди так друг с другом не поступают. Близкие обычно хотят дать друг другу много сверх того, что объективно положено. А неблизкие же норовят отнять последнее. Я, кстати, дал этого «сверх» сполна!) — так вот, когда я очень мягко и медленно (этому они, твари, тоже меня научили:)) начинал говорить о том, что когда-то чисто-тупо ранило меня в самое сердце, мать менялась в лице и довольно резко требовала сменить тему. Ёпти, конечно ей было нечего мне возразить. Но ведь она могла же тогда поступить иначе! То есть, не то, чтоб даже поступить иначе, а просто не совершать очевидного, с точки зрения любой морали, преступления, попав под влияние Неубедительного Аргумента.
Короче говоря, как правило, все эти наши с ней задушевные беседы кончались ссорами и её угрозами немедленно уехать. То есть она ещё считала возможным мне угрожать.
