Как прекрасно было бы для тебя, любезный читатель, если бы двое сгорбившихся над Телом Христовым были прославленными философами или теологами. Как восхитительно, будь один из них Эрик Хоффер, а второй – Жан-Поль Сартр. Или первый – Рейнольд Нибур, а другой – Алан Уоттс. Или же если бы этот дуэт состоял из Тейяра де Шардена и как-там-его-не-помню. Тогда, клянусь всеми святыми, вы потратили бы свои денежки не зря. Между ними состоялся бы диалог, который бы звенел в ушах всего мира.
Однако в то воскресенье обсудить будущее Тела встретились мы с Плаки. Как выяснилось, сказать обоим было в общем-то нечего.
Мы оба согласились, что Аманда права, заметив, что христиане, даже если им и продемонстрируют мертвое тело Спасителя, ни за что не откажутся от своей веры. Большинство посчитает это полным абсурдом, и ничто не заставит их изменить свое мнение. Ватикан разразится гневным опровержением. Так же поступит и правительство США. А пресса навлечет на нас гнев чернильных богов. Мы же, владельцы придорожного зверинца, на чьи совершенно не готовые к этому плечи обрушилось столь чудовищное бремя, подвергнемся всеобщему презрению и удостоимся клейма преступников, повинных в особо вредоносном обмане. Нас в два счета могут упечь в каталажку. Или даже убить. Или отправить туда, где под воздействием шоковой терапии и сильнодействующих транквилизаторов превратят в подобие того самого ребе, который сейчас лежит перед нами на столе.
С другой стороны, мы выразили полное единодушие в том, что по взглядам части населения будет нанесен сильнейший удар. Причем таких людей может оказаться достаточно много (принимая во внимание сегодняшние беды Церкви), чтобы уничтожить все то, что еще осталось от национального и христианского единства. Поверит нам главным образом молодежь. В этом я не сомневаюсь. А молодых людей в мире становится все больше. Усиливается и влияние молодежи.
Как ни относиться к проблеме, вызванный ею фурор будет неуклонно набирать обороты. Возможно, этот фурор даже примет беспрецедентные масштабы и будет иметь непредсказуемые последствия. С этим мы тоже согласились. В чем мы не пришли к согласию, так это относительно того, необходим ли такой фурор. Лично мне хотелось избежать шумихи. Перселл же ждал ее с тем же вожделением, с каким Кинг-Конг ожидал встречи с Фей Рей. Если поначалу наши споры подпитывались неистовством общественной (и личной) заинтересованности, то затем в кладовке неожиданно разразилась эпидемия молчания. Словно муха цеце вырвалась из своего прозрачного хранилища и успокоила нас своим усыпляющим укусом.
Мы с Перселлом просидели несколько часов, не произнеся ни слова. Единственным звуком, нарушавшим тишину зверинца, была румба, отбиваемая уродливыми ногами-стрелками безумных настенных часов. Время от времени потерявший терпение часовой по имени Мон Кул швырял в стену шашки. Вскоре Перселлу надоело сидеть. Да и во мне зловеще зашевелились рубиновые клешни геморроя. Поэтому мы решили прекратить наши тягостные раздумья и вышли встречать Зиллеров, вернувшихся с грибной охоты.
Это можно было назвать антрактом Второго Пришествия. Перерыв, необходимый для того, чтобы выпить «кока-колы», выкурить сигарету, переброситься парой слов. Атам, глядишь, подойдет и время заключительного акта, который, если верить программке, должен продлиться целую вечность.
Открылся зверинец только в понедельник. С учетом времени года дорожное движение оказалось довольно интенсивным. Мы накормили сосисками более сотни посетителей. Лично мне все они, включая и детей, казались переодетыми сыщиками.
Из-за четырехдневного перерыва дрессированные блохи растеряли былую форму. Гонки на колесницах заканчивались суматошными столкновениями. Во время прыжков на лыжах одни блохи опрокидывались на спину, другим прыжки не давались вообще. Прима-балерина – всеобщая любимица – танцевала номер из «Астарты» только в одной туфельке, и дело обернулось настоящим провалом. К счастью, среди наших посетителей не оказалось истинных ценителей и знатоков балета.
Под конец рабочего дня я представлял собой ходячую теплицу невротической флоры. Вот в этом горшке редкий тик, там судорога в полном цветении, и повсюду экзотические тропические морщины, вонзающие свои озабоченные корни в гумус моей плоти. Даже Перселл нервно дернулся, когда после ужина Аманда предложила отправиться на джипе в Анакортес и посетить кинотеатр для автомобилистов, где фильмы смотрят, не выходя из машины.
Мы с Плаки было запротестовали, бурно отказываясь от подобного предложения, но Зиллеры в один голос твердили, что нам с Перселлом, как никогда, нужно немного развеяться. В конце концов они убедили нас в том, что поездка в придорожный кинотеатр предпринимается исключительно для нашего блага. Кроме того – ни больше ни меньше – Тело решено было взять с собой.
Тело завернули в одеяло, принадлежавшее индейцу апачу по имени Молния Дымовой Трубы, и усадили на заднее сиденье между мной и Плаки.
– Если полиция остановит нас и пожелает устроить проверку на наркотическое опьянение, – сказала Аманда, – мы скажем, что Тело перебрало огненной воды, и мы везем его обратно в резервацию Ла-Коннер.
Железная логика, ничего не скажешь. Обратно в резервацию по пути в придорожный кинотеатр. А если полицейские захотят сами отвезти «индейца» в резервацию?
В общем, нам пришлось потратить лишний доллар, чтобы Тело смогло поприсутствовать на представлении, которое началось для него с опозданием на несколько столетий.
Я с большим трудом могу вспомнить содержание фильмов, которые мы тогда посмотрели. Кажется, один из них назывался «Возвращение Невесты-Белки» и повествовал о таксидермистах и реинкарнации. Аманда на протяжении сеанса хихикала, а Плаки Перселл заявил, что у аборигенов потому такое острое зрение, что они никогда не смотрят кино и телевизор.
– Так зачем же мы сюда приехали? – спросил я.
– Фильмы делаются из света, – напомнил нам Джон Пол и, сопровождаемый громким хрупаньем попкорна, подался вперед в сторону экрана.
Во втором фильме парень по имени Чак привел к себе домой со школьного бала подружку. Его отца это здорово вывело из себя. Особенно после того, как у девушки произошла задержка. Как выяснилось позднее, причиной тому были исключительно нервы. К данной ситуации я отнесся с полнейшим сочувствием.
Мы уехали, когда действие близилось к счастливому концу.
Для меня лично хэппи-эндом стал тот миг, когда вдали замаячила громада зиллеровской венской сосиски. Купаясь в неоновых огнях, наш славный хот-дог скользил по туманному горизонту подобно тому, как слабая сторона человеческой натуры порой скользит по сырому гамбургеру его греховности.
Подъехав к автостоянке, мы заметили, как от придорожного кафе бросились прочь две крупные мужские фигуры, скрывшись в опустившейся над гороховыми полями тьме.
После беспокойной ночи, сплошь состоявшей из скверных сновидений, во вторник утром я с трудом выбрался из постели и съездил к телефонной будке на окраине Маунт-Вернона. Оттуда я позвонил в лабораторию института имени Джона Хопкинса и получил результаты радиоуглеродного анализа. Если не ошибаюсь, я уже поведал об этом читателям ранее.
Зверинец выглядел достаточно мирно – так мне показалось, когда я вернулся. Три пожилые дамы-туристки – скорее всего вдовы – сидели за стойкой и попивали сок. Они направлялись в Викторию, Британская Колумбия, с целью посещения ботанического сада. По крайней мере я сделал такое умозаключение, поскольку Аманда вела с ними разговор о хризантемах. Она сообщила посетительницам о том, что японцы считают хризантемы гастрономическим деликатесом.
– Да они каннибалы! – экзальтированно воскликнула одна из дам.
Над вольером, в котором содержались змеи, я увидел – правда, не сразу – крупного мужчину средних лет с лицом красным, как ягодицы Мон Кула. Он сразу возбудил во мне подозрения. Впрочем, неудивительно – я теперь подозревал всех и вся: например, эти преклонного возраста дамы вполне могли прятать в своих сумочках для вязания кинжалы. Или ядовитый газ. Или напалм. Когда я направился в кухню, то услышал, как краснолицый пророкотал:
– Официантка! Еще две сосиски! От вида ваших восхитительных рептилий у меня разыгрался аппетит!
Его голос можно было сравнить с лаем железного пса, изрыгающего кирпичи.
Я никогда прежде не слышал этот голос, однако в следующую же секунду понял, кому он принадлежит. Сорок Ангелов Ада проревели в моей толстой кишке. Затем припарковали свои мотоциклы в моем желудке. Принялись с важным видом расхаживать по пищеводу, заказали пиво у моей гортани и стали бесцеремонно пинать мой язык.
Перселл прятался за кухонной дверью. Судя по выражению лица, он тоже догадался, кто такой этот обладатель громоподобного голоса. В придорожном кафе объявился отец Гутштадт собственной персоной.
