-- Так вот я ставлю, а получается чушь! Разве я бы стал отказываться от учёбы после того, как даже силком вынудил смотрителя меня учить! Разве я воротил бы нос от игр и прогулок? Не понимаю!
-- Значит, придумай, что могло бы тебя заставить так себя вести. Может, какой-то страх. Или неприятные воспоминания. Или, может, он считает, что это плохо для него кончится. Ты прав, ты должен понимать его лучше, ты муданжец и мужчина, я очень слабо себе представляю заморочки ваших подростков. Вспомни, чего ты боялся в его возрасте... ох, -- я зеваю чуть не до вывиха челюсти. -- Мы сегодня только болтать будем или всё-таки перейдём к чему-нибудь поинтереснее?
-- Хм-м... Отчего бы не перейти... -- мурлычет Азамат таким низким голосом, что кровать дрожит.
-- Отлично, тогда стаскивай с себя всё это барахло, -- дёргаю его за воротник. -- Я помогу.
Совместными усилиями мы избавляем его от ассортимента натуральных материалов -- а все прочие в его гардеробе я давно истребила. Я же не спешу вытряхиваться из тонкого халатика: у нас обычная ситуация, что я первая раздеваюсь, а муж старается оставить на себе как можно больше защитной ткани. Попробуем сегодня наоборот. Вот, уже нервничает, пытается уползти под одеяло. Приходится его оседлать и прижать к кровати, чтобы не дёргался. Начинаю с поцелуев в шею -- он это очень любит, особенно там, где ещё остались следы шрамов.
-- Лиза... я же... не мылся ещё, -- выдавливает он, пытаясь сохранить остатки рассудительности.
-- Успеется, -- отрезаю. От него действительно пахнет потом, всё-таки на лыжах бегал полдня. Но мне нравится этот запах, он какой-то особенный, не противный и не очень резкий, это просто запах Азамата, так пахнет его подушка, и его любимая, изношенная до прозрачности синяя футболка, и его руки, когда он, вставая на рассвете, гладит меня по щеке прежде чем уйти на весь день. Кожа у него на груди солоноватая, даже на шрамах, и это хорошо, значит, поры заработали. Целую его под мышку и глажу ладонью по животу, прислушиваюсь, чтобы уловить учащение дыхания. Да, это он тоже очень любит.
-- Может, выключим свет? -- предлагает он на тон выше своего нормального голоса.
-- Мы договаривались, что я сделаю что-то новое и приятное для тебя, но не в ущерб себе, так? -- напоминаю я, спуская ладонь ниже.
-- Да, к-конечно.
Какая сговорчивость.
-- Так вот, я хочу сегодня со светом. А чтобы он тебе не мешал, -- распускаю широкий пояс от халата, -- я тебе сейчас организую темноту.
И завязываю ему глаза.
-- Лиза! -- он начинает смеяться. -- Я глупо себя чувствую.
Я укладываюсь сверху и настойчиво целую его, пока он не перестаёт ухмыляться, одновременно трусь об него всем телом. Азамат такой высокий, что я не могу дотянуться всюду одновременно, приходится использовать всю длину тела.
Затем я отодвигаюсь и спрыгиваю с кровати. Азамат хмурится и щупает покрывало вокруг себя.
-- Угадай, откуда я продолжу? -- спрашиваю.
-- Надеюсь, что оттуда, где остановилась, -- он поворачивается на звук очень точно, с такой ориентацией в пространстве голову ему особенно не задурить. Но какое зрелище, когда он лежит вот так без ничего посреди постели, волосы размётаны, да ещё глаза завязаны. Сказка!
-- Не угадал, это было бы слишком просто, -- сообщаю я, заходя с торца кровати. Сажусь на покрывало и беру в руки Азаматову правую ступню. Он мгновенно поджимает пальцы. Провожу ногтем по подошве -- ступня скручивается, Азамат издаёт какой-то то ли смешок, то ли хнык. Провожу там же языком.
-- Ай, Лиза, ну ты что-то? Ты же не собираешься... ох.
Это я прикусываю его большой палец. Потом разминаю ступню массажом, пальчики разгибаются, становится можно поцеловать под ними. Он вздрагивает, сжимает покрывало, борясь с желанием снять повязку.
-- Зачем ты это делаешь?
-- Зате-ем, -- отвечаю, не отрывая губ от чувствительной подошвы, -- что я хочу тебя всего, а не только то, что видно, когда штаны расстёгнуты.
-- Ну ты же не можешь хотеть мою ногу! -- возмущается муж, не очень уверенно усмехаясь.
Вместо ответа я кусаю его за пятку. Пятки у него розовые и не очень жёсткие. Боже, ну какой же он красивый! Набираюсь храбрости и так и говорю:
-- Ты очень красивый!
Он фыркает, но не защищается, а на большее я и не могла рассчитывать.
-- Ты мне нужен весь, -- говорю и целую второй пальчик. -- С ногами и с подмышками, -- целую ещё один. -- С внебрачными детьми и стервозными невестами, -- снова пауза на нежности. -- И с неправильным воспитанием. Весь, понимаешь?
Он снова то ли вздыхает, то ли всхлипывает и тянется к повязке.
-- Руки прочь! А то привяжу!
-- Привязывай! -- обречённо соглашается он. -- Делай что хочешь!
В мои изначальные планы это вообще не входило, но разве ж можно отказать в такой потребности? К счастью, под руку подвернулся его же собственный ремень, правда, спинка кровати у нас цельная, не за что зацепить. Приходится пропустить ремень сквозь ручку окна, надеюсь, замок выдержит, а то там вьюга...
Исходно я всего лишь собиралась сделать ему подробный массаж всего тела в сопровождении ласки, а потом попробовать какую-нибудь новую позу, подходящую нам по габаритам, но по ходу так увлеклась... В общем, сама и не заметила, как всё закончилось пурпурной дымкой, причём меня настолько пёрло от доставления ему удовольствия, что я сама себя довела до пика, чего не случалось уже много лет. Но он же такой потрясающе чувствительный, отзывается всем телом на каждое прикосновение, и так трогательно дышит, и на груди у него выступают капельки пота просто от того, что я массирую ему внутреннюю сторону бедра, и этот его запах, такой родной и домашний, и огромные мускулы, скользящие под кожей, когда он приподнимается, ища ласки, его волосы, блестящие, скользкие, налипшие на лоб, боже -- а лучше боги, эти, которые тут всем заправляют, -- ну до чего же он красивый!!! И это уже у меня мутнеет в глазах.
Я падаю на него сверху, чтобы чувствовать, как восстанавливается его дыхание. Целую, и он не сразу отвечает на поцелуй -- то ли ещё не пришёл в себя, то ли и правда сознание потерял на пару секунд, кто знает... Стаскиваю с него повязку, проверить -- нет, ничего, моргает, правда, взгляд расфокусированный совершенно.
-- Мхм... -- говорит мой дорогой, потягивая за ремень, чтобы освободить руки. Окно жалобно трещит.
-- Не дёргай! -- хохочу я, вскакивая, чтобы расстегнуть пряжку. К счастью, Азамат слушается, а то пришлось бы нам ночевать в гостиной. Руки он так и роняет на подушку над головой, и мне приходится их перекладывать, а то ведь затекут в таком положении.
-- Что это было? -- спрашивает он сонно с блаженной улыбкой.
-- Если расскажу, интрига пропадёт, -- ухмыляюсь я.
-- Тоже верно, -- покладисто кивает Азамат, с трудом удерживая тяжёлые веки открытыми. -- Надо в душ, да?
-- Да неплохо бы, -- я оглядываю результат своих трудов. -- И покрывало поменять...
Азамат с видимым усилием поднимается с кровати -- это при его-то ловкости и энергии -- и покорно топает в душ, прихватив меня по дороге за плечи. В кабинке он садится на пол и обнимает меня за ноги, пока я мылю и споласкиваю нас обоих.
-- Знаешь, меня часто спрашивают... -- произносит он медленно, -- как у нас с тобой всё происходит. Я не отвечаю, потому что не их дело, обсуждать постельные привычки женщины с другими мужчинами -- низко и гнусно. Но иной раз так и хочется сказать какому-нибудь красавцу, мол, твоя жена тебя, небось, и руками не трогает, не то что...
Он замолкает и целует меня в бедро. Я иногда задумывалась, обсуждает ли Азамат меня со своими друзьями, но меня это не сильно беспокоило: я была вполне уверена, что ничего плохого он не скажет. Однако он, как всегда, оказался ещё благороднее.
-- Погоди, -- говорю, -- вот Эсарнай переведёт фильмы-то, тут все и осознают, что я с тобой делаю в свободное от работы время.
Азамат молчит некоторое время, потом начинает смеяться.
-- Ах вот чего ты взялась искоренять во мне стыдливость... Да-а, я хочу посмотреть на некоторые лица, когда они поймут... Лиза, ты знаешь, я много думал и пришёл к выводу, что в моём языке нет слов, чтобы выразить, что я чувствую к тебе.
-- Я знаю, меня ещё в колледже предупреждали. Вставай, пошли в кроватку.
Он вздымается, как горный великан, уперевшись руками в стенки душевой, с волос по всему телу текут ручейки. Он собирает пряди вместе и выжимает их, так что они скручиваются и выгибаются, как снятая с дерева лиана. Мы наскоро вытираемся и заползаем под одеяло. Сдёрнутое покрывало кучей валяется рядом, с ним можно разобраться потом.
-- Научи меня, -- говорит Азамат, придвигаясь ко мне поближе, -- как об этом говорят в твоём языке?
-- Я люблю тебя, -- сообщаю я, не очень твёрдо понимая, это справочная информация или декларация чувств.
-- Я люблю тебя, -- повторяет он старательно. -- Лю-у-у-блю-у-у. Какое нежное слово. У нас есть одна ночная птица, которая так кричит, грустно и трогательно.
Он ещё пару раз перекатывает понравившееся слово на языке, потом берёт моё лицо в руки и, внимательно глядя мне в глаза, осторожно выводит:
