— Господи, да все что угодно! Поинтересуйся, как самочувствие его матери, например. Или ты хочешь, чтобы я все время находилась рядом с тобой и подсказывала, что говорить?
— Вообще-то, это было бы неплохо. У твоего отца есть итальянский словарь?
— У него их штук двадцать, а тебе-то зачем?
— Я хочу выучить все дни недели по-итальянски, — сказала Фиона так, словно это само собой разумеется.
— Сегодня я была у Даннов, — сообщила Фиона, вернувшись домой.
— Очень хорошо, — кивнула мать.
— Что-то ты слишком часто стала у них пропадать, — пробурчал отец, — того и гляди, вообще к ним переселишься.
Фиона хоть и промолчала, но удивилась. На самом деле она уже и сама не помнила, когда была там в последний раз. Знали бы ее родители, как часто девочки Даннов говорили своим, что остаются на ночь именно здесь, в доме Фионы. То-то было бы шуму!
— Как по-твоему, Бриджит Данн — хорошенькая? — обратилась Фиона к матери.
— Не знаю… Трудно сказать, — ответила та в замешательстве.
— Что тут трудного? Предположим, ты увидела ее впервые.
— Мне нужно подумать, — отозвалась мать. Вот и Фиона думала об этом чуть ли не всю ночь. Откуда у грании и Бриджит такая уверенность в себе и собственной неотразимости? Они посещали ту же школу, что и Фиона, жили в таком же, как у нее, доме, а погляди ж ты, насколько они отличаются от нее! Грания отважно крутит роман с пожилым мужчиной. Они с ним то ссорятся, то мирятся, но, по крайней мере, их отношения очень серьезны. Более того, Грания собирается сообщить об этом родителям, сказать, что она намерена не только переехать к своему старику, но и выйти за него замуж.
Самое ужасное, что он — начальник мистера Данна, и, хуже того, мистер Данн его очень не любит. Грания еще не решила: либо сказать, что их роман только начинается, чтобы отец успел привыкнуть к этой мысли, либо признаться во всем как на духу. Ее старик утверждает, что всегда надо говорить только правду, как бы тяжела она ни была, и что люди даже не подозревают, сколько мужества таится в душе каждого из них. Однако Грания и Бриджит не были уверены, что на родителей нужно вываливать всю правду сразу.
Бриджит больше всего смущало, что этот человек так стар.
— Ты не успеешь оглянуться, как станешь вдовой, — говорила она сестре.
— Зато я стану богатой вдовой, потому и хочу выйти за него замуж, — со смехом отвечала Грания. — Когда он умрет, я буду получать за него пенсию.
— Ты встретишь какого-нибудь молодого парня и начнешь изменять своему старому мужу. А он как-нибудь заявится домой, застукает вас в кровати и зарежет обоих, — не отступала Бриджит.
— Нет, мне и раньше, до него, никого особенно не хотелось. А если такое и случится, вы будете первыми, кто об этом узнает, — самоуверенно отвечала Грания.
Слушая ее, Бриджит и Фиона только и могли, что закатывать глаза к небесам. Наблюдать настоящую любовь со стороны нелегко. Это утомляет и невольно вызывает зависть. Впрочем, применительно к Бриджит выражение «со стороны» было явно неуместно. Парни вокруг нее так и вились.
Фиона лежала в темноте и думала о симпатичном юноше с колючими волосами и такой теплой улыбкой. Как бы она хотела быть той девушкой, которая способна заинтересовать его и за которой он стал бы ухаживать!
Их следующая встреча произошла через неделю.
— Как здоровье вашей мамы? — спросила его Фиона.
— А откуда вы про нее знаете? — Ее невинный вопрос, казалось, насторожил и озадачил молодого человека. Ну, спасибо Бриджит, присоветовала, с чего начать разговор!
— Вы были здесь на прошлой неделе. Помогли мне выкинуть мусор и сказали, что ваша мать — в реанимации.
Его лицо просветлело.
— Ах, да, конечно! Простите, я вас не узнал. А что касается матери… Не могу сказать, что с ней все в порядке. Она снова это сделала.
— Снова расшиблась?
— Нет, приняла чересчур большую дозу снотворного.
— О, мне так жаль! — В голосе девушки звучала неподдельная искренность.
Они помолчали. Затем Фиона показала на свою майку и с гордостью произнесла:
— Venerdi. Я правильно произношу?
— Почти. Вот как нужно.
Он произнес это слово, и Фиона повторила за ним.
— Получается, вы тоже учите итальянский? — с интересом спросил парень.
— Нет, я лишь выучила итальянские названия дней недели на тот случай, если снова встречусь с вами, — не раздумывая, ответила Фиона, но тут же разозлилась на себя и залилась густой краской. Ей захотелось немедленно умереть — здесь же, рядом с кофеваркой и электрическим чайником.
— Меня зовут Барри, — сказал парень. — Может, сходим сегодня в кино?
Барри и Фиона встретились на улице О'Коннел и стали смотреть на длинные очереди, выстроившиеся к располагавшимся здесь многочисленным кинотеатрам.
— Какой фильм ты хочешь посмотреть? — спросил он.
— А ты?
— Мне, честно говоря, все равно.
— Мне тоже. — Действительно ли на его лице промелькнуло мимолетное раздражение, или Фионе это только показалось? — Может, пойдем в ту киношку, где поменьше очередь? — предложила она.
— Но там идет настоящая мура — «Смертельная битва».
— Ну и ладно, — простодушно ответила она.
— Тебе нравится «Смертельная битва»? — Казалось, Барри не мог в это поверить.
— А тебе? — ответила она вопросом на вопрос.
Пока что первое свидание не очень-то ладилось. Они посмотрели фильм, который не понравился им обоим, а потом вышли на улицу, не зная, что делать дальше.
— Хочешь пиццу? — спросил он.
— Очень! — с энтузиазмом кивнула Фиона.
— А может, лучше посидим в пабе?
— Можно и в пабе.
— Нет уж, давай лучше съедим пиццу, — подвел Барри черту тоном мужчины, который знает, что если кто-то и должен принять решение, то только он.
Они сидели за столиком и смотрели друг на друга. Выбор пиццы обернулся настоящим кошмаром. Фиона соглашалась и на «Маргариту», и на «Неаполитанскую», поэтому Барри, поломав голову, заказал «Времена года» — пиццу на любой вкус.
Он рассказал Фионе, что как-то раз Синьора, их учительница итальянского, принесла в класс несколько разновидностей пиццы. Она, кажется, вообще тратит все деньги, которые зарабатывает, на подарки для своих учеников. Так вот, они расселись, стали есть пиццу и громко повторяли названия каждого вида. Это было так здорово!
Барри рассказывал об этом с восторженностью мальчишки, и Фиона позавидовала ему. Ах, если бы и она могла относиться вот так же ко всему на свете!
А во всем виноваты, конечно же, ее мать и отец. Они хорошие, добрые люди, но им нечего сказать ни друг другу, ни окружающим. Ее отец любил повторять: «Молчание — золото! Этот лозунг надо бы вытатуировать при рождении на руке у каждого младенца, чтобы, став взрослым, он не разевал понапрасну рот и не болтал всякие глупости». Сам отец почти ничего и никогда не говорил. Мать руководствовалась другим жизненным принципом, который состоял в том, чтобы ничем «не забивать себе голову». Она постоянно твердила Фионе, чтобы та «не забивала себе голову» уроками танцев, каникулами в Испании и вообще всем тем, чего той хотелось больше всего на свете.
Именно поэтому у Фионы теперь не было ни собственных взглядов, ни определенного мнения ни по одному вопросу. Она не способна решить, какой фильм ей хочется посмотреть, какая пицца — больше по вкусу и что сказать в следующий момент. Стоит ли говорить с Барри о попытках его матери покончить с собой с помощью снотворного, или он хочет выкинуть это из головы? Терзаясь сомнениями, Фиона мучительно морщила лоб.
— Извини, я, наверное, до смерти наскучил тебе своими рассказами о курсах итальянского?
— О Господи, совсем наоборот! — воскликнула она. — Я как раз думала о том, какой ты счастливый, какая у тебя интересная жизнь. Я завидую вашему энтузиазму — твоему и тех людей, которые вместе с тобой учатся на этих курсах. А вот я, наверное, скучная.
Частенько, когда она меньше всего этого ожидала, Фиона произносила слова, которые чрезвычайно льстили ее собеседникам. Барри улыбнулся от уха до уха и похлопал ее по руке.
— Ни капельки ты не скучная, — сказал он. — Ты очень милая, и тебе никто не мешает пойти и самой записаться на какие-нибудь вечерние курсы, разве не так?
— Наверное, так. А могу я записаться на ваши? — спросила Фиона и вновь прокляла свой язык. Вдруг Барри подумает, что она охотится на него или просто не способна самостоятельно найти какие-нибудь другие курсы? Он отрицательно покачал головой, и Фиона прикусила губу.
— Нет, записываться в нашу группу сейчас не имеет смысла. Слишком поздно. Мы уже здорово продвинулись вперед, — с гордостью пояснил он. — Кроме того, все наши записались на курсы по какой-нибудь определенной причине. Каждому было необходимо выучить итальянский. По крайней мере, так мне кажется.
