Наконец она затихает.
Больше не двигается и снова лежит как мертвая. Через три минуты меня здесь сменит Рив.
Я встаю.
Я поднимаю с пола ее тапки.
На подошвах слой засохшей земли с впечатанными травинками.
Я тяну за травинку, она отклеивается вместе с комком засохшей земли, на обратной стороне которого прилип… кусок от сигареты.
Такие куски, кажется, называют окурками. О! О!
Я бросаю тапки на пол и быстро выхожу из палаты.
Мне надо дождаться ночи. И тогда я снова приду в лазарет.
Только уже с другой целью…
Я иду по темным коридорам на цыпочках. Мне не впервой быть такой осторожной и неслышной, как тень. Через сад дохожу до лазарета.
Окна сияют пустотой. Я бы побоялась находиться в таком пустом доме. Ночной сад – страшный и черный.
Я сажусь под деревом. Я хочу, чтобы ничего не происходило.
Но – происходит!
Скрипнула форточка, звякнуло стекло. Пат в белом платье выпрыгивает из окна и идет к забору, покрытому живой изгородью, и ныряет в заросли. Исчезает.
Это так отвратительно, что меня тошнит.
Идти к забору у меня нет ни сил, ни мужества. Достаточно того, что я увидела: Пат сбегает из лицея!
Пат предала все, на что ушли годы обучения.
Пат – опасность для всех нас. Из-за нее мы все можем не попасть во флигель невест!
Никто не станет разбираться!
…я уже когда-то проходила этот путь: первый этаж – налево, потом – направо, эркер с утопленной дверью, на которой написано «Дирекция». Ночь. Тишина. Надо хорошо прислушиваться. Но я знаю, что воспитатели ночуют на этаж выше, а здесь – нет никого.
Только скульптуры богинь науки и искусства стоят по обе стороны красной ковровой дорожки. Меня все еще тошнит.
Я вынимаю из волос шпильку, вставляю ее в замочную скважину, осторожно поворачиваю. Замок несложный, поскольку никому не придет в голову лезть в директорский кабинет. Он прокручивается довольно легко. Дверь открывается. Оттуда на меня веет еще большей темнотой и духотой непроветренного кабинета.
Здесь я брала «Дело Тур», чтобы знать, что ждет меня, если допущу оплошность.
Жалею только, что не могла скрыть свой поступок от других. Но где бы я читала такую огромную папку? К тому же теперь мы все связаны этой тайной – это я хорошо придумала.
В кабинете совсем темно, тяжелые бархатные шторы плотно подогнаны друг к другу. Глаза не могут привыкнуть к темноте, как и уши – к нереальной зловещей тишине. Но я все-таки вижу на черном квадрате стола телефонные аппараты. Я знаю, что один из них – средний – односторонний, настроенный на одну прямую связь.
Стоит только поднять трубку.
Перед тем как поднять ее, я задумываюсь – куда пойдут гудки, в какой дом, в какие края, в какую комнату? Висит ли в ней вышивка со словами нашего Устава, горит ли свечка перед иконой Божией Матери, а может, на стенах – портреты руководителей нашей страны и патриотический флаг с гербом? Или множество снимков счастливых семейных пар?
Гудки несутся куда-то в неизвестность.
– Я ждала твоей откровенности, Лил, – говорит сонный голос. – Я тебе благодарна, хоть ты и нарушила правило не заходить в мой кабинет. Но я прощаю тебя. Ты поступила хорошо. Ложись спать и больше ни о чем не думай.
…Я ложусь спать.
Рядом со мной – пустая кровать Пат, чуть дальше ровно дышат Рив, Озу, Ита и Мия.
Скоро наш первый Летний бал, на котором у меня не будет конкуренток.
Этой ночью я все равно поехал туда!
Хотя сначала решил, что посмотрю диски, которые переписал с архивов видеонаблюдения у Веры Ивановны, но инстинкт, который выработался за две ночи, позвал меня в дорогу.
Даже не думал, что за такой короткий период может возникнуть хоть что-то похожее на привычку. Но чему тут удивляться, если, например, Кошка уже точно и безошибочно каждые три часа направлялась к миске, которую я поставил в кухне, а потом прыгала на тот стул, где ее гладили и держали на коленях!
Я решил, что прогуляюсь туда в любом случае и не сделаю ни одного звонка. Просто посижу на траве, подышу воздухом, полюбуюсь звездами без единой мысли.
Так оно и произошло – посидел, подышал, посмотрел, как тают в небе звезды.
В какую-то минуту пришла безумная идея – прокрасться на территорию и попробовать разыскать ее. Но я отбросил эту неверную мысль, так как боялся навредить.
Наутро глаза у меня были красными и слезились. Мне даже показалось, что кровавыми слезами.
Приехав домой, я сразу свалился и уснул среди разбросанных на полу дисков.
Если бы не усталость от напряжения последних двух дней и ночей, я бы ни за что не уснул. Ведь даже во сне я куда-то бежал, ехал, с кем-то дрался, а главное – все время как будто слышал треньканье мобильного, по которому получал эсэмэс, хватал его и видел черный экран, погружался в него и снова – бежал, ехал, дрался. И так до бесконечности, пока не почувствовал, как на меня прыгнула Кошка, оповещая, что наступило утро.
Я сварил себе крепкий кофе, пил на балконе и никак не мог сосредоточиться, что делать в первую очередь. Возможно, стоит посмотреть эти диски с камер видеонаблюдения.
Но я не представлял, как сейчас засесть за телевизор, если во мне все больше нарастала тревога и жажда деятельности – бежать, ехать, драться с невидимым или видимым врагом.
Я больше не мог терпеть, тревога зашкаливала, и я взялся за мобильный. Пусть земля перевернется, но я набрал номер Пат. Мне бы только услышать ее голос, и к черту эсэмэс!
Пока звучали гудки, я пытался составить первую фразу, с которой обращусь к ней спокойным голосом.
Например, спрошу, не хочет ли она увидеть Кошку или какие у нее планы «на завтра»…
– Слушаю! – прозвучал в мобильном чужой взрослый голос.
Как будто кто-то ударил меня прямо в лоб.
– Мне нужно поговорить с Пат, – тупо сказал я.
– Кто вы и куда звоните? – спросил голос.
– В ЛПЖ, – еще тупее промямлил я, узнав голос Мадам. – Мне необходимо поговорить с Пат!
– У нас такой нет и никогда не было, – сухо сообщила трубка. – Никогда сюда не звоните!
Трубка отключилась.
И я вместе с ней – на несколько долгих минут, пока Кошка по своей привычке не начала настойчиво поднимать своей пушистой головой мою повисшую руку, требуя ласки.
Дальше я уже снова действовал, как в своем бесконечном сне.
Набрал номер Веры Ивановны:
– Мне нужно знать координаты директрисы лицея, где училась ваша бывшая хозяйка. Можете узнать?
Она задумалась. Я знал, что теперь она ни в чем не должна мне отказать – на слишком уж серьезный крючок я ее подсадил.
– Я попробую, – наконец сказала она. – Кажется, у хозяина остались какие-то договоры с адресами. Я поищу.
– Поищите, – сказал я. – И не кладите трубку. Я подожду.
Я услышал, как где-то там, в коттедже, она застучала каблуками по мраморным плитам.
Ждал минут пять или десять. Наконец трубка снова ожила:
– Да, я нашла договор с подписями. Директрису зовут Анна Анатольевна Вадченко.
– Адрес?
– Здесь только адрес ЛПЖ, – растерянно сказала Вера Ивановна.
Было слышно, как она шуршит бумагами.
– Ага, вот есть расписка… – она снова зашуршала страницами. – Личная расписка на получение… определенной суммы. Здесь и адрес.
Она продиктовала улицу и номер дома. Я поблагодарил и попрощался. Но она остановила меня:
– Минуточку! Я умоляю вас больше не звонить! – шепотом воскликнула она. – Господин Алекс скоро возвращается домой, и разговор с вами будет стоить мне очень дорого…
Я пообещал больше не беспокоить ее и положил трубку.
Затем, наспех собираясь, набрал номер Барса.
– Привет, старик! У тебя есть еще револьвер-электрошокер? Можешь мне его одолжить на пару дней?
– Нужна помощь? – весело спросил Барс.
– Нужен револьвер.
– Ну заходи! – без единого вопроса сказал он.
По дороге я изучал адрес и с немалым удивлением выяснил, что это – коттедж на противоположной стороне от тех, где жил Алекс и ему подобные. Тоже неплохо!
Через час я уже стоял перед аккуратным и довольно высоким белым забором, за которым виднелась крыша двухэтажного дома в окружении высоких сосен.
За забором стояла приятная успокаивающая тишина. Пели птички. Я даже заметил, как в иголках промелькнула рыжая белка. «Вот вам и “монашеская келья”, – подумал я. – Посмотрим, как живет Мадам – поборница женского счастья».
Я несколько раз обошел территорию по всему периметру забора, отыскивая удобное место, чтобы проникнуть внутрь. Отыскав такое, вспомнил юношеские занятия паркуром и обрадовался, что не все навыки лазания и прыжков выветрились из моей головы, а главное – из памяти мышц.
Через минуту я уже стоял в этой сосновой тишине, прислушиваясь, не бегут ли ко мне какие-нибудь охранники с собаками. Но этого не произошло. И я осторожно пошел в глубь аккуратного дворика с газонами и белыми дорожками, выложенными шлифованным камнем. В какой-то момент подумал, что здесь никого нет. Или что за мной ведется тихое наблюдение. Но эти предосторожности оказались напрасными. Коттедж утопал в тишине, покое и ароматах цветов.
