— И все это ты мне говоришь? — не в меньшей степени изумляется Леха.
— Это жид, который во мне сидит, честно тебе советует!
— А еврей?
— Еврей говорит: не все так просто, тут как бы не залететь.
— Тому — кого или тот — кто?
— Тем и другим! — восклицает Виталик, уставившись на Лешку укоризненно, чисто «на голубом глазу», будто видит того впервые. — Сколько же в вас, русских, наивности! Вроде бы 200 лет рядышком, а не вылечим. Надо было, как кассу фараоновскую взяли, сразу же к вам подаваться, а не бродить, дожидаясь срока истечения давности.
— Вот Извилина считает, что вы — болезнь, — вздыхает Лешка — Замполит. — Этакое «нечто» на человеческой теле — общем человеческом организме. Инфекционная, и лекарств еще не выдумано, но… можно поколдовать прививками.
— Будете лечить — общий иммунитет загубите, — отзывается Виталик. — Но согласен, мысль интересная, с поправкой, что мы тоже мутируем. И главным образом, вашими же усилиями! Иначе не было бы средь жидов столько евреев. Патовая ситуация. Сам–то что думаешь?
— А что я? — простодушно переспрашивает Замполит. — Ты меня знаешь — мне лишь бы пострелять.
Леха поднимает палец вверх и кривит, улыбаясь так же криво, многозначительно. Виталик не выдерживает.
— Колись, не томи — знаю, с чем–то. Не случайно же заехал…
Замполит достает диск.
— Это копия, здесь картинка специально смазана — если подпишешься, получишь оригинал–качество.
Виталик надевает наушники, вставляет, некоторое время смотрит в небольшой экран, потом вскакивает, отбрасывая наушники, выключает, вынув диск, бросает его Лешке.
— Я не идиот! — выкрикивает он в пространство, стараясь не смотреть на Замполита. — Я совсем не идиот! — повторяет он, и через секунду уже сомневается — таков характером. — И не слишком на него похож! — добавляет громко, но не столь уверенно.
И спустя мгновение, понизив голос.
— Откуда это у тебя?
— Оттуда!
— Ты понимаешь, что если станет известно, что материал пришел раньше, до факта происшествия, а я не сообщил куда следует, то паяльником в жопу не отделаюсь?
Замполит умеет быть змеем искусителем.
— А представляешь, что ты в эфир первый выходишь, все остальные должны за тобой долизывать? Будут повторять твое, да с ссылкой на тебя — то же самое НТВ, Сиэнэны всякие и другие ваши «сиси»?
— Когда?
— Через минуту, месяц, через год… когда угодно! Пойдет отсчет — получишь диск, карту–схему, на ней точки для твоих камер, направления, время от «сих» до «сих». Отснимешь материал, как подтвержденку серьезности происходящего, впузыришь приданные «домыслы» без сокращений — это, что, сам понимаешь, попадает под условие. Комментировать материал можешь как угодно. Обзываться тоже по всякому… Кстати, все остальные студии тоже такое получат — от некого анонимного адресата, но только позже тебя, и лишь ты настолько расторопен окажешься, что поверишь этим «бредням». Правильно? Потому–то на указанных точках вовремя и окажешься. Интуиция твоя сработает. Если хочешь, можешь заявить, что личная «голубая интуиция». А вот дальше торгуй собственным эксклюзивом хоть оптом, хоть в розницу… Согласен?
— Не стучи в дверь после того, как ее снес! — обиженно говорит Виталик. — Чтобы я Третью Мировую да пропустил?
— Четвертую! — отмечает Лешка — Замполит. — Четвертую…
— Ха! — восклицает Виталик после паузы. — Ну вы, блин, даете… Нашли–таки место, где можно косточки сложить!
----
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
Время «Ч» — время начала операции, условное обозначение начала действия войск. Устанавливается в целях согласования действий и обеспечения одновременности нанесения удара различными родами войск (сил). От «Ч», как нулевого значения времени, ведется планирование и подготовка действий. При планировании наступления для каждого рубежа рассчитывается время его прохода «Ч» — минус (часы/минуты), а все действия после прохода точки «Ч» планируются как «Ч» — плюс (часы/минуты)
(конец вводных)
----
ПЯТЫЙ — Белоглазов Сергей Иванович (Извилина)
/«Ч» минус — значение ИКС/
Сергей любит наблюдать. Много любопытнейшего по своим странностям можно встретить слоняясь в местах, где живет инородность с привычкой портить хорошие слова добавляя к ним букву «с». Вот, казалось бы, велика беда — одна буква? Но взяв власть, этой буквой принялись портить коверкать на свой лад русские имена и фамилии. И заходили по вновь переименованным улицам вновь объименованные и объфамиленные Степансы Сидоровсы, Михаилсы Ивановсы, Владимирсы Петровсы… Иногда какой–нибудь бедолага, а то и женщина, оскорбленная в своих лучших чувствах, пыталась что–то решить через суд, тщетно объясняя, что она по мужу Шишкина (от слова «шишка»), а не Сиськина (от слова, которое неудобно произнести), и это последнее задокументированное в ее паспорте переименование оскорбляет как ее достоинство, так и детей. Но суд скоренько доказывал, что на территории Латвии она именно Сиськина, так будет называться и впредь, находясь в нераздельной связи с традициями великого и могучего латышского языка, а то, что сами латышские имена в период русской оккупации не коверкались, не может служить основанием периода нашей оккупа… — тьфу! — периода нашей государственности! — называть и склонять русских как–то иначе письменно или устно. И не забудьте, пожалуйста, мадам Сиськина, ее муж господин Сиськин, и дети вашей матери — Сиськины оплатить судебные издержки!
И скажи после этого, не моча ли в голову стукнула тех латышей?
В чем смысл создания в собственном государстве «пятой колонны»? Есть нечто болезненное в этой страсти сжимать пружину. Всякое мелкое государственное хулиганство, пусть оно больше и походит на кухонное, во время часа «Икс», как не крути, должно породить ответное, то, что называется бандитизмом. Всякому чиновнику–садисту, лелеющему свою должность, в час «Икс» выпадает шанс опробовать бытовой мазохизм.
Много любопытного можно услышать на улице, еще больше на кухнях.
— И мне этот Янис говорит: «ты — захватчик»! Понял? Это — я‑то? Я ему в ответ: Янка, побойся бога, какой я захватчик, мне пятьдесят скоро, я здесь родился, всю жизнь прожил, дети тоже, вон уже и внуки, да ты же сам говорил в тот единственный раз, когда мне и детям позволили проголосовать, прямо с лозунга читал, которые везде висели и даже на русском: «Латвия — наш общий дом!».
— Ну, и..?
— А он мне в ответ — «я тебя обманул!»
— Так и сказал?
— Нет, конечно, от них прямого слова не дождешься — крутят… Так он молчит, но думает — я же вижу! Все у них тихой сапой… Тьфу! Вот видишь, теперь и я про — «у них», «у нас»… Заразился! Заразили, сволочи собственным. Теперь хоть газет не читай. Латышскую возьмешь; мы — оккупанты, русскую: они — фашисты. Кругом «они», да «мы», а ведь раньше не делили, одни беды, одни радости. Располовинили, и душу располовинили… Хотя, вроде, нет — эту вовсе в клочья порвали…
Разговоры–разговоры… То что русский никогда не скажет латышу, а латыш русскому, тот и другой — еврею, и наоборот, было вздуто такими крайностями, что казалось их вряд ли смогут сгладить все последующие века…
А под это можно творить дела, в какой–то момент поставить раком перед фактом, уйти в отставку — на иную должность, но дело сделано и под него получено «на хлебушек». Норвегия заключила с Латвией тайный договор о поставке со своей территории от 5 тысяч турок в год со строительством для них какой–то фирмой (под израильским патронажем) новых районов — по дому на каждую из семей за счет норвежцев (уж очень те их достали), и ежегодными подъемными самим переселенцам за счет Латвии, по которым та еще поторговалась — кризис! — и что–то даже, к удивлению собственному, выторговала, забыв политику Европарламента ко всем подобным случаям: «Не бойся испортить бочку говна, накидав туда ложками меда…»
В подземном переходе уличный бард, поглядывая по сторонам — нет ли людей «от полиции», старательно коверкая язык (подделываясь под «классический» прибалтийский акцент), пропел по отношению к титульной нации наинахальнейшее:
Штурвал в руках
Команда — вперед
Попробуем вот так,
А потом наоборот,
И если лоханулись,
То это ничего:
У нас сегодня демократия -
Позволено все -
Поставим всех на место
И всем покажем шиш,
Что хочу то и творю
Моя профессия — латыш!
Я тупой как пробка
И красив как Квазимода,
Мне подходит любая
Руководящая работа:
Я могу служить в полиции
Или границы охранять
Я могу иметь оружие,
Могу законы издавать,
Могу поставить всех на место
И показать всем шиш
