«Нет, ты идиот. Нашёл время строить недотрогу», — вновь вмешался внутренний диспетчер.
«Ну а что я такого не видел?»
«Сам ведь чувствуешь, дубина, какая искра меж вами скачет, того и гляди сердечный разряд случится».
«Да что ты заладил, идиот, да дубина. Можно ведь по-человечески сказать».
«Ну а кто-ты? Сидит тут, выпендривается, ромашечник. Пойду, не пойду. Не один ведь в теле живёшь. Ты об остальных подумай — Скайуокер».
«А вас значит, только пальцем помани — вы и рады, а как же самоуважение, мужское достоинство?»
«Когда это самоуважение пользу приносило. Все преисполненные им рано или поздно либо у разбитого корыта сидят, либо сожжены на кострах, либо философствуют за бутылкой водки. Так что выбирай и отправляйся на свиданку, а мы с ребятами голосуем „за“».
— Прошу прощения за мою психологическую остолопость. Сбор в 11 у пирса. Форма одежды на усмотрение.
Наш отряд в числе Елены, Катерины, Джорджа и увязавшегося с нами Алёшки, за которым в свою очередь увязались две гарные дивчины, достиг левой оконечности дикого пляжа, согласно потерянному судовому журналу, 16 июля в 11.20 по местному времени. Провиант состоял из пива, сушёной рыбы, которой наградили меня за утраченные килограммы туристы из Донецка, бутылочки винца из французского погреба, немножко фруктов и пара пачек с чипсами, на которых я подсадил многих отдыхающих. Без происшествий в пути, привёл группу к месту, где был даже прочный столик под трёхметровым тентом, хлопающим иногда в ночи, как крылья большой летучей мыши. Мы разместили вокруг стола лежаки, зажгли свечи, сервировали стол. Искупаться для начала отважились не все. У Джорджа девушки поинтересовались, не шокирует ли его как подданного французской короны, если они окунутся топлесс.
— А я? А у меня спросить? — возмутился избирательной гражданской дискриминации Лёшка.
— А что — шокирует?
— Нисколько, — расплылся он в улыбке.
— А с плодовитыми мдузами здесь как? Плодовиты? — спросила Ленка и брызнула в меня водой.
— Лучше чем с велыми кулями, — крикнул я, создавая фонтаны брызг при разбеге. — Кто последний, тот и мдуза!
Мы с Ленкой чуть дольше задержались в воде и присоединились к застолью, когда открытое пиво уже источало манящий хмельно-солодовый аромат.
Утолив жажду, перешли к развлечениям. Была одна игра-розыгрыш, которая как раз прокатывала в таком небольшом коллективе. Я взял на себя роль ведущего. Путём жеребьёвки роль разыгрываемой досталась Кате, но она об этом ещё не догадывалась. Я отвёл её чуть в сторону и сказал, что ей надо показать пьяного клоуна, мимикой — пантомимой, главное молча, чтобы остальные поняли — ба, мать честная, да это же пьяный клоун. Чем быстрей она с этим справится, тем больший молодец. Оставив её чуть поодаль на минутку обдумать стратегию и создать образ, вернулся к остальным.
— Сейчас, Катя будет показывать пьяного клоуна. Ваша задача косить под неэнцеклопедированных дурачков и давать какие-угодно определения, тому что она будет изображать, но только не называйте пьяного клоуна, ок? Катя, мы готовы, иди сюда.
Начала показ Катя с клоунского атрибута — накладного носа.
— Буратино, — высказался Лёша.
Девушка стала показывать, что нос круглый.
— Буратино после ринопластики.
Остальные ухватили суть игры. Посыпались мнения.
— Покемон.
— Точно не Буратино? Похоже ведь.
— Носозавр.
— Кацо… ну Гоги — грузин.
— Боксёр на пенсии.
Катя оставила нос в покое и принялась виртуально жонглировать.
— Это… продавец пирожков… горячих пирожков, боится обжечься — кидает их в воздух.
— Не, это Бонифаций, лев из мультика. Да точно — как нет? Ну вылитый Бонифаций.
— Доярка-лунатик.
— Да Буратиныч это, я вам говорю. По всем статьям подходит.
— Ребята там два слова. Ты второе покажи, может сообразят, — сказал я Кате, пока не чувствующей подвоха, но начинающей проявлять раздражение от недогадливости ребят.
— Медведь-шатун.
— Страус после наркоза.
— Это я после карася, — сказал Джордж по-английски, и Катя замахала на него руками, чтобы он развил мысль.
Но Джордж с озадаченным видом забормотал на французском, и веселье продолжилось. Девушка продолжала прыгать возле Джорджа, показывая, что он двигался в правильном направлении.
— Джордж Вашингтон… Бакс… человек-капуста… человек-овощь, — выдала одна из лёшиных девушек, по-моему Кристина, серию догадок. Катя затрясла головой.
— Джордж из Джунглей, — сказал Лёшка и запел саундтрек. — Джордж, Джордж, Джордж фром зе джангел..
— Ты всё вместе покажи, — попросил я.
Катя зарычала, не понимая, как можно быть такими тупыми.
— Дворник фетишист.
— Бешеный страус.
— Да точно Буратиныч — вы посмотрите!
— Человек-паук… бьёт пальцем по шее… супер-удар… его хотят повесить… ну не знаю, ты по другому покажи.
— Пьёт. Дегустатор… Много пьёт… опытный дегустатор… Дегустатор в парике… В парике — да? Что-то с этим связано? Ага в парике. Киркоров? Топает ногами… Злой Киркоров? Нет? Не дали гонорар?
Через 10 минут показа, отсмотрев всё цирковую программу, начиная с выхода на манеж и до возвращения в гримёрку загаданного персонажа, мы уже не могли смеяться, а Катя рассерчала:
— Ну вы и тупые… Это же пьяный клоун. Кло-ун — что тут непонятного?! Нос, парик, шатается ходит, мячики не может поймать, блюёт на сцене… Алекс, что ты ржёшь как конь?.. Они знали? Вы знали что-ли, уроды?..Блиин, ну развели… А ты, Джордж тоже знал? А ещё француз называется. Не стыдно? Позор — Шейм он ю.
После такой игры требовалось отдышаться, и мы вернулись к пиршеству.
— Джордж, с тебя песня, — заявила Катя.
Я предложил создать живой джазовый оркестр. В жестяные банки из-под пива насыпали песка и превратили в маракасы, пакеты из-под чипсов тоже громко шелестели, Лёшка мог барабанить по поверхности стола, а я умел выдувать звуки на горлышке винной бутылки. Джордж солировал.
Мы бы имели успех, если бы начали гастрольный тур по городам и сёлам, признались присутствующие. Затем перешли на страшные истории перемежающиеся переводом для француза.
Ночь тем временем была в разгаре. Далеко справа от чернеющей кромки моря виднелись огни Кемера, а слева маячила тёмная неизвестность, и после рассказов про вездесущую нечисть, многие старались туда не смотреть. Мы были маленьким островком жизни, с угасающими свечными огарками, затерянным в сумерках.
— Есть такая история, — прервал я паузу, — Собрались как-то аниматор, француз и русский…
— А аниматор разве не русский?
— Он интернационален.
— А мы? — чувствительно толкнул меня в бок локоть соседки по лежаку.
— Тут откуда ни возьмись, появилась Елена Прекрасная и давай аниматора локтем в бок толкать да и приговаривать:
— А мы тут что, сбоку-припёка?
— Сейчас кто-то договорится..
— Приговаривать и угрожать… Тут и сказочке конец, а кто слушал — шарше ля фам.
Это был сигнал к окончанию вечеринки, хотя кто-то ещё предлагал поиграть в прятки, но мою затею после страшно-реальной истории про отрубленные головы на деревьях, которые нашёл один знакомый грибник, никто не поддержал.
— Меня Алекс, проводит, — проинформировала Лена подружку, прижавшись ко мне тёплым боком.
Нам были даны наставления, как именно надо кричать в случае чего, и, попрощавшись, тени растворились в сумерках, временно закрыв удаляющимися силуэтами огни посёлка. Вот смолкли их голоса, и мы остались одни.
Видения нагих тел ожили, претворившись в жизнь, только вместо раскалённых жаровен выступили расплавленные потёки воска. Меховые шкуры уступили место белеющему во тьме остову лежака с наброшенным полотенцем, но сама Елена была такой, как и представала в мечтах.
Солёно-сладкие поцелуи обжигали до самого нутра, сердце в бешеной скачке страсти металось, рвалось наружу, а полыхающее тело всё никак не могло насытиться и вобрать даримое тепло.
Обессиленные, мы взирали на звёзды, которые сквозь полуприкрытые веки словно хотели дотянуться лучами и поменять энергию космоса на толику человеческого счастья.
Я проводил Елену, когда уже начали оживать первые петухи, призывая рассвет. Ночь ещё не сдавала свои позиции. Запахи ночных фиалок, мирабилиса, многоцветников, в сочетании с тёплой ладонью Ленки в руке, кружили голову, ум плавал где-то в забытьи. Мы беседовали о многом и ни о чём и долго расставались, обнимаясь среди зубцов триумфальной арки, на вершину которой вела каменная лестница в её основании.
Подходя уже к двери сарая, я испытал мини-шок. Рука не нашарила привычную тяжесть брелка с ключом в кармане джинс.
«Попандос, йятвадраль так растак», — подумал я и, включая дремлющий мозг, стал перебирать варианты, где я мог его посеять. Наиболее вероятным был пляж, поскольку мы раздевались как нетерпеливые любовники, у которых на всё про всё пять минут, и ключ вполне мог вылететь из неглубокого джинсового кармана и неслышно приземлиться в песок.
