Обессиленные, мы взирали на звёзды, которые сквозь полуприкрытые веки словно хотели дотянуться лучами и поменять энергию космоса на толику человеческого счастья.
Я проводил Елену, когда уже начали оживать первые петухи, призывая рассвет. Ночь ещё не сдавала свои позиции. Запахи ночных фиалок, мирабилиса, многоцветников, в сочетании с тёплой ладонью Ленки в руке, кружили голову, ум плавал где-то в забытьи. Мы беседовали о многом и ни о чём и долго расставались, обнимаясь среди зубцов триумфальной арки, на вершину которой вела каменная лестница в её основании.
Подходя уже к двери сарая, я испытал мини-шок. Рука не нашарила привычную тяжесть брелка с ключом в кармане джинс.
«Попандос, йятвадраль так растак», — подумал я и, включая дремлющий мозг, стал перебирать варианты, где я мог его посеять. Наиболее вероятным был пляж, поскольку мы раздевались как нетерпеливые любовники, у которых на всё про всё пять минут, и ключ вполне мог вылететь из неглубокого джинсового кармана и неслышно приземлиться в песок.
«Попандос, йя», — повторил я. Дико хотелось спать, но до рассвета ещё часа два. Дожидаться пока рассветёт и начать поиски при естественном освещении, было бы здравым решением, но поднялся лёгкий ветерок с моря, и тело, потерявшее много энергии, стало реагировать на прохладу. Поэтому заснуть на пляже было бы проблематично. Ломиться в дверь и будить деда Экмека в такую рань было не в моём характере. Да и потом я не был уверен, что он снова не уехал в город, на выходные. Можно было бы перекантоваться у Мусти с Марио, но опять же надо их будить. Это порой нереально совершить, даже находись ты с ними в одной комнате, а чтобы проделать этот фокус через дверь, надо нечто намного более мощное, чем пара рук и ног.
Поэтому я побрёл обратно, с маааленькой верой в успех предприятия, но как говорили древние греки в куда более сложных жизненных коллизиях — «dum spiro, spero» — пока живу, надеюсь. Я был абсолютно один на пустынном пляже и мои выдуманные истории про маньяков-отвращенцев, уже не казались такими невинными страшилками. Хорошо, я взял с собой на свиданку свечи, иначе мог бы и перепутать место наших посиделок и искать брелок у другого столика-близнеца.
Фитили уже давно выгорели, и из источника света у меня оставалась только зажигалка. Можно было бы попробовать поджечь тент, но на такой акт вандализма не хватило решимости. Я опустился на четвереньки, около лежака, на котором недавно чувствовал приливы счастья. Как всё кардинально переменилось. Нет, на этом потерянном ключе моя жизнь не закончилась, но ночью меня, с несоображающей головой и переполненного неудержимой зевотой, эта ситуация наполняла отчаянием. Повторяя слова волшебной мантры, я стал шарить по песку, просеивая его через ладонь как золотоискатель на приисках Клондайка.
Через несколько минут я, уткнувшись головой в песок и слегка покачиваясь в ошеломлении от удачи, воздавал благостные молитвы всем кого знал, сжимая в руке как sancta sanctorum брелок, а с ним и ключ.
Путь к тёплой, пусть и не самой удобной в мире кровати, был открыт.
И вот уже двенадцатая глава
В которой британские учёные выяснили, что британские учёные выясняют уже очевидные факты. А мы тасуем составы, как колоду.
В один из субботних вечеров, на митинге после вечернего шоу, Боб Бобыч устроил переполох.
Началось с того, что он сразу принялся рвать бумагу, обзывая нас безразличными неравнодушными людьми. В чём-то он был прав, поскольку M&M-сы и Джан в этот момент прослушивали новый летний хит на телефоне, Маша увлечённо грызла одно яблоко, гипнотически буравя взглядом второе, лежащее на коленях, Олеська строчила эсемеску, а я из линий на обоях пытался мысленно состряпать пирамиду майя. Когда наши вялые, носящие формальный характер, четверть часовые потуги выяснить у шефа в чём причина его брюзжаний, не дали желаемого результата, Боб удовлетворившись количеством пущенной в расход бумаги, начал выяснять, почему никто не обратился к нему с вопросом: «Боб, является ли 25-ое июля, каким-нибудь необычным днём?»
Сетуя на нашу чёрствость, узколобость, отсутствие интереса к происходящему в жизни отеля и ограниченный кругозор, он извлёк из-под банданы сверхзамуслоленный клочок бумаги, который, судя по виду, пребывал с ним уже второй месяц кряду и прошёл огонь, воду и турецкую прачечную. Клочок в развёрнутом состоянии оказался копией приказа администрации отеля и уведомлял признать 25 июля рабочим днём для всего персонала и, в частности, для анимационной службы ввиду празднования 25-летия Rose Отеля.
При виде этого документа, похожего на историческое послание от Вильгельма Теля, пересекшее два океана и три тысячелетия, пребывая внутри бутылки из под рома, наше безразличие и равнодушие как рукой сняло. Стена с обоями, не сложившимися в пирамиду, было удостоена чести послужить макиварой для отработки прямых ударов в голову. Второе яблоко было растерзано в клочья, sms отправилась не тому адресату, а музыкальной троицей
рекордно выкурена пачка сигарет за пять минут пыхтения и прений — какой смерти подвергнуть шефа: быстрой, но мучительной, или медленной и мучительной. Виновник — кошачий Боб Банданос скрыто радовался произведённому эффекту, так как сам, очевидно, не собирался сегодня на ночное свидание или завтра в Анталию — как девчонки, и уж явно не считал, что работать в воскресенье это грешный «пипетс», за который тебя, по мнению Мустафы, может поразить молнией с небес. Злорадно заглотив горсть таблеток, Боб приступил к расшифровке документа, который с трудом подлежал прочтению.
Путём умозаключений, следственных экспериментов, сопоставляя разрозненные факты, домыслы и фантазию, мы выяснили, что уже сегодня в отель начали съезжаться какие-то отстойные бескультурные турки-снобы, разговаривающие на непонятном языке «принеси-подай-исчезни», которые по вероятности и есть те самые почётные гости, влиятельные знакомые, родственники и друзья босса отеля. А завтра с утра нам надлежит украсить сцену, часть пляжа и бассейн тремя сотнями шаров и гирляндами, находящимися в запечатанных коробках, на которых сидел Марио.
На вечер было запланировано выступление руководящего состава отеля перед гостями и праздничный оркестр с салютом. Кто-то предположил, что каждый работник получит премию и ценный подарок, но эта аппетитная мысль, на пять минут погрузившая присутствующих в состояние внутреннего созерцания и медитации, фактами начальственной щедрости не подкрепилась и была отвергнута к разочарованию Марио, выдвинувшего её. После этого энтузиазм присутствующих окончательно улетучился, и комната стала напоминать съезд лимоножуев, кривящихся при каждой новой порции расшифрованного послания.
Также днём были запланированы соревнования на каноэ между служебными подразделениями нашего и частично соседних отелей, и нам требовалось представить делегацию в составе двух человек. Кандидатура Алекса прошла без голосования, дальше дело застопорилось. Боб заявил, что принял бы участие и выиграл это плебейское состязание без каких-либо усилий, соответствуй оно его возвышенному имиджу и служебному положению шефа. Многие в этом усомнились, и он показал свои «превосходные» навыки в гребле, используя нудл в качестве весла, уронив при этом торшер и опрокинув полную пепельницу в открытый ящик стола, к рассыпанным таблеткам. Марио честно признался, что открытое море его пугает, а от солёной воды тошнит. Мустафа притворился дизайнерским придатком к стулу и попытался всех обмануть — сделал вид, что его нет в помещении. Когда этот трюк не сработал, он притворился больным, подхватившим вирус глухонемоты. Оставались девчонки и Джан. Машу больше интересовали яблоки, Олеся была не против, если бы кто-нибудь научил и объяснил, что это за танец — «каноэ». Джан предложил, чтобы Алекс передал эстафету сам себе. Мы обдумали этот вариант со всех сторон, но сочли, что переодевание и смена грима, для того, чтобы обмануть судейство может занять много времени, и Джану не оставалось ничего другого, как стать моим напарником.
Утром, как это обычно и происходило, первыми и последними явились российские аниматоры. К полудню, когда большая часть работы по надуванию шариков была проделана, созрели остальные индивиды. Боб начал создавать вид бурной деятельности, руководить процессом, в ходе которого лично уничтожил неправильно выбранной позицией для начала движения в условиях комнаты, заполненной шарами, два надутых объекта, ещё три лопнули, когда столкнулись с его падающим телом. Напоследок, сломав один из двух автоматических насосов, при неудачной попытке повысить производительность труда, и едва не разобрав второй, в попытке понять, что случилось с первым, был публично проклят и, несмотря на шефскую неприкосновенность, бесцеремонно выдворен взашей с помощью волшебных пендалей из комнаты со свежеизобретённым посланием-ругательством от Олеси:
