Катарина Причард - Девяностые годы

Просто удивительно! — думала Салли. В угоду этим рудникам выросли и раскинулись по равнине у подножия хребта город Калгурли и новый поселок Боулдер. Тонны золота выбрасывают рудники, на миллионы фунтов стерлингов. А те, кто своими руками добывает все это богатство, дающее людям неограниченную власть, — в каких роскошных зданиях должны бы они жить, в каких прекрасных городах! Но только лес копров да унылые покосившиеся лачуги указывали на то, что здесь, под землей, скрыты сокровища. Казалось, какой-то затравленный нуждой неудачник сколотил эти хибарки наспех, зная, что первый же ураган может смести их с лица земли, но надеясь на авось.

Рудники были центром, вокруг которого кипела жизнь города Калгурли. Существование тысяч людей зависело от той опасной, изнурительной работы, которая происходила под землей. Впрочем, добыча россыпного золота по-прежнему немало содействовала благосостоянию города. Право старателей на разработку россыпей давно уже стало поперек горла владельцам рудников, и, по мере того как слухи об истощении богатых руд в некоторых крупных рудниках становились все упорней, старателям все чаще приходилось выступать на защиту своих прав.

Когда приисковый инспектор Хейр вынес решение, что управляющий рудником Айвенго имел право запретить старателям столбить на отводе участки под россыпное золото, старатели созвали митинг протеста. Страх перед надвигающимся кризисом заставлял рудокопов и старателей особенно настороженно относиться ко всяким посягательствам на их старательские права.

Но с приближением рождественских праздников мрачные предчувствия были на время забыты. Все предвкушали наступление двух-трех веселых праздничных дней. По традиции, установившейся с первого празднования рождества в Кулгарди, население прииска из года в год веселилось в эти дни напропалую: устраивались большие спортивные состязания, в ресторанах все угощали друг друга, вино лилось рекой, и праздник заканчивался общественным балом, на котором плясали всю ночь напролет, а под утро выходили плясать на улицу.

Салли так захлопоталась, стряпая пироги, пудинги и прочие праздничные угощения на всех мужчин, столовавшихся у нее, что ей, казалось, и подумать некогда было ни о чем другом. И все же нет-нет, да и мелькнет беспокойная мысль: а что если в самом деле кризис обрушится на Калгурли? И что же это будет, если у старателей отнимут их права на россыпное золото?

Один-два раза в неделю Мари удавалось уговорить Салли отлучиться на часок из дому, оставив ребятишек на попечение Калгурлы.

Подруги отправлялись в город — посмотреть, не привезли ли поездом с побережья свежих овощей и фруктов. Эти прогулки были целым событием для Салли и Мари. Принарядившись, подруги пускались в путь в длинных белых накрахмаленных платьях, аккуратно стянутых в талии цветным кушаком, и крошечных пестрых шляпках, посаженных на самую макушку. Эти шляпки были в моде еще в тот год, когда Салли и Мари впервые приехали в Калгурли. Нитяные перчатки и зонтик дополняли туалет, а плетеные кошелки должны были свидетельствовать о том, что их обладательницы — вполне солидные молодые матроны, несмотря на свой девический вид. Салли и Мари обычно уже заранее предвкушали, как приятно будет после пыльной, утомительной дороги выпить стакан холодного лимонада в одной из фруктовых лавчонок; это всегда было самым захватывающим моментом в их путешествии.

В тот день, когда Салли и Мари отправились в город за праздничными покупками, Фриско в элегантной коляске, запряженной рысаками, прокатил мимо них по дороге на рудник. Рядом с Фриско сидел тучный иностранец в легком чесучовом костюме и черном цилиндре.

— Это, кажется, месье Малон — французский миллионер, — сказала Мари. — Мистер де Морфэ говорил на днях Жану, что Малон должен приехать в Калгурли для осмотра рудников, которые Морфэ покупает для Парижского золотопромышленного синдиката. А ты знаешь, моя дорогая, на ком он женат, этот богач Малон?

Салли не имела об этом ни малейшего представления, и Мари продолжала болтать;

— Вообрази — на Лили! Ты помнишь Лили? Это одна из девушек мадам Марсель — та, которая пела, помнишь, когда мы у них были.

Салли улыбнулась.

— Хорошо, что Моррис и Жан ничего не знают об этом. Нам просто повезло.

— О да! — в глазах Мари заплясали лукавые искорки. — Это так неприлично! Бедняжка Лора была ужасно шокирована. А мне, знаешь ли, приятно было поговорить с мадам и с Лили. Ведь если ничего не знать, так нельзя даже догадаться, что они непорядочные, правда, Салли?

— Конечно!

— Интересно, что сталось с остальными девушками, — задумчиво продолжала Мари. — Мадам Марсель обещала найти им всем хороших мужей.

— Кто-то говорил мне, что Лили уехала с Фриско, — сказала Салли.

— Да, я слышала. — Мари бросила на Салли лукаво-сочувственный взгляд. — Только ты должна говорить теперь — «с мистером де Морфэ», дорогая. Если Лили стала мадам Малон, ей здорово повезло. Подумать только, чтобы во французской буржуазной семье мог произойти подобный брак! А знаешь, мы, пожалуй, встретим Лили на вечере у мистера де Морфэ. Забавно! Хотела бы я поглядеть, как некоторые из наших важных дам будут раскланиваться с мадам Малон!

Фриско собирался дать новогодний бал. Для всех друзей — без различия их занятий и положения в обществе. Словом, в духе лучших старых традиций приисков, сказал он. Фриско особенно настаивал на том, чтобы все старожилы прииска посетили его бал, и Моррис пообещал прийти и привести Салли. Олф и Лора, Робийяры и чета Моллой — все собирались к Фриско на бал, и Мари взялась переделать свое и старые вечерние платья Салли, так как о новых не могло быть и речи. Мари даже мысли не допускала, что она и Салли могут ударить в грязь лицом перед фешенебельными друзьями Фриско, которых, вероятно, будет на балу немало.

Когда Салли и Мари, обогнув новое внушительное здание гостиницы «Палас», свернули на Хэннанскую улицу, у подъезда гостиницы остановилась щегольская коляска и из нее вышла молодая женщина. Пораженные ослепительным зрелищем голубых газовых юбок и голубого страусового пера, ниспадающего с крошечной голубой шляпки. Мари и Салли приостановились, и у Мари невольно вырвалось удивленное восклицание. Хорошенькое личико, выглядывавшее из голубого облака, засияло улыбкой при виде Мари и Салли, и голубое видение бросилось к ним навстречу.

— Да ведь это вы, дорогая мадам Робийяр! И вы, миссис Гауг! Ах, как я рада! Это я, Лили! Ну да, да! Вы помните меня? Я ведь теперь мадам Малон, и у меня такой большой, толстый муж — толстый, как боров, но очень богатый и добрый. Ма foi, это просто чудо, как все это произошло. Вы знаете, мы только что приехали — покупать золотые рудники. Какая чудовищная жара! Я уже совсем забыла, что здесь, на приисках, так печет. Пойдемте ко мне, выпьем чего-нибудь. Пойдемте, пойдемте, я расскажу вам, как я сделалась мадам Поль Малон!

Невозможно было противиться такому бурному изъявлению радости, обрушившемуся на них, словно циклон. Мари и Салли не успели опомниться, как уже поднимались по лестнице вслед за развевающимися голубыми юбками и колышащимся голубым пером, и через несколько секунд очутились в будуаре Лили, в отведенных ей в гостинице апартаментах. Лили бросилась в кресло, продолжая весело щебетать, но тут же вскочила, вспомнив, что забыла заказать шампанское, и выбежала в коридор позвать официанта Чарли.

Разумеется, в этой новой ультрасовременной гостинице были звонки, и Лили то дергала за шнурок, то выбегала в коридор, пока старик официант в грязной белой рубахе, выпущенной поверх весьма засаленных черных фрачных панталон, не появился в номере с подносом в руках, на котором стояла бутылка шампанского и несколько бокалов. По всему видно было, что он уже не раз и не два утолял жажду — что, впрочем, можно было простить в такой знойный день — и, откупоривая бутылку, пролил половину вина на ковер.

Лили приказала подать вторую бутылку, и официант ушел, ворча что-то по адресу капризных постояльцев и крутых лестниц. Лили сбросила шляпку, чокнулась с гостьями и тут же принялась рассказывать им свои приключения, начиная с того дня, когда она покинула прииски вместе с Фриско. Она обращалась к Салли и Мари как к старым друзьям, которые, без сомнения, жаждут услышать подробности.

Салли и Мари успевали только время от времени издавать неопределенные восклицания; но большего от них и не требовалось, ибо Лили трещала не умолкая.

— Ах, нет же, нет! — мелодраматически восклицала она. — Я ведь не поехала в Париж с Фриско, как все здесь воображают. Правда, он уладил дело с мадам, чтобы она меня отпустила, и я уехала с приисков вместе с ним. Но потом, в Перте, мы страшно повздорили, и Фриско отправился куда-то на своем излюбленном паруснике. Но мне вовсе не хотелось путешествовать на этой старой грязной посудине, и я взяла себе билет на почтовый пароход. Понятно, Фриско выписал мне чек, но совсем не такой, как я ожидала. Скуповат он, этот Фриско, скупой, как черт! Но на пароходе было очень весело, о да, и я даже влюбилась в помощника капитана. Он был такой молоденький, такой хорошенький — в белом кителе с золотыми пуговицами! Ах, как я плакала, когда мы прощались с ним в Марселе!