В комнате по-прежнему было темно, но теперь Берилл видела, что стоявшая в ногах ее кровати девушка не была ее дочерью.
– Ты ведьма чертова, – крикнула Шайана, – ты сказала мне, что я хорошо пою, а потом сказала, что я пою плохо!
Теперь Берилл узнала этот голос. Она словно вынырнула из тумана, и до нее наконец дошло, что она окунулась в глубину самого страшного кошмара, которого больше всего боятся знаменитости: оказалась в плену у ненормальной фанатки.
– Где я? – пробормотала Берилл.
– Не важно, где ты, ведьма. Подумай лучше о том, что с тобой случится.
– Как ты…
– Как я привезла тебя сюда? Знаешь, может быть, я плохо пою, но из меня вышла неплохая актриса, правда, мама? – сказала Шайана, добавив в последние слова капризное калифорнийское нытье Присциллы Бленхейм.
– Черт! – воскликнула Берилл.
– Темные очки, угрюмая физиономия, огромные титьки, которые она себе сделала. В твоей суперпривилегированной стервозной дочурке ведь нет ничего особенного, верно? Я засунула два футбольных мяча под джемпер, натянула розовый парик и забрала тебя из «Порчестера», не вызвав ни одного вопроса. Конечно, без этого было бы сложнее.
Шайана подошла к Берилл и помахала чем-то у нее перед носом. Теперь глаза Берилл лучше привыкли к свету, и она смогла различить водительские права, калифорнийские водительские права.
– Да, ты права, – злорадно сказала Шайана. – Документ с фотографией, водительские права – американские водительские права. Кому, по-твоему, они принадлежат?
– Нет! – ахнула Берилл.
– Да! Ты права. Присцилле. Твоей драгоценной падчерице.
Бросив водительские права на беспомощное тело Берилл, Шайана вытащила сотовый телефон, самый прекрасный и дорогой телефон на свете.
– Телефон просто отпад, – сказала Шайана. – Мне не один час пришлось разбираться, как им пользоваться. Здесь и диктофон есть. Вот, послушай.
Шайана нажала на кнопку, и Берилл ахнула и чуть не задохнулась, услышав отчаянный и напуганный голос своей падчерицы.
«Мама, мама! Пожалуйста! – раздался голос из телефона. – Мне страшно, мама. Она схватила меня, она меня ударила, кажется, она мне что-то вколола… Меня связали… Я не знаю, где я. Мама, пожалуйста, дай ей то, что ей нужно. Делай то, что она говорит. Пожалуйста. Пожалуйста!»
Шайана выключила телефон.
– Я не собиралась бить ее, – сказала она, – по крайней мере, сначала не собиралась, но потом я подумала, как тебе будет плохо, если я ее ударю, и не смогла сдержаться.
– Шайана, немедленно прекрати это, – сказала Берилл, пытаясь говорить спокойно и с материнскими интонациями, – еще не поздно остановиться, а то ты навсегда разрушишь свою жизнь…
– Ты что, не слушала, Берилл? – ответила Шайана. – Ты не слышала, что я сказала тебе во время своего последнего прослушивания? Ты что, не слушала? Я сказала, что у меня нет планов после шоу. Я сказала, что, когда все будет окончено, у меня ничего не останется. Я сказала тебе это, Берилл. Так что не говори со мной о моей жизни, ее уже разрушили, ты уже разрушила ее. Ты сказала мне мечтать мою мечту, а потом отняла ее…
– Не я, не я! – пробормотала Берилл. – Это сделал Кельвин.
– Нет, это сделала ты, Берилл, потому что Кельвин, по крайней мере, был честен со мной с самого начала.
– Ну, тогда Родни…
– Ой, Берилл, да ладно тебе! Даже я знаю, что всем насрать на Родни. Но ты… Ты дала мне надежду. Ты сказала мне мечтать свою мечту.
– Шайана, пожалуйста, послушай меня, мы всем это говорим! Разве ты не понимаешь? Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Шоу «Номер один» – это развлекательное шоу. Певцы здесь не важны. Талант не важен. Это шоу про людей, просто прикол…
– Да, и прикалываются в нем к нам. К мечтателям!
– Ну конечно это так, Шайана, а как же иначе? Мы главное развлекательное шоу, ты должна помнить это. Мы не серьезная программа. Если ты серьезно хочешь стать певицей, иди на прослушивание в Ливерпульский институт театральных искусств или другую театральную школу. Я могу написать директору, если хочешь.
– Ты велела мне мечтать мечту.
– Да, я сказала это, и мне жаль, Шайана, но шоу «Номер один» не занимается воплощением ваших мечтаний. Кельвину плевать на ваши мечты, ему совершенно наплевать на вас. Знаешь, как он вас называет? «Сморчками», «липучками» и «выскочками», вот как. Мы все вас так называем. Прости, но это правда. Я не знаю, хорошо ты поешь или плохо. И мне плевать. Ты поверила не тем людям, Шайана. Не верь нам, и не верь в нас. Отпусти меня, и я попытаюсь помочь тебе найти людей, которым ты сможешь поверить. Пожалуйста. – Берилл пыталась освободить от веревок привязанные к кровати руки. – Что ты сделала с Присциллой? – пробормотала она. – Ты ведь не обидела ее.
– Да какое тебе дело до Присциллы, алчная старая ведьма? – рявкнула Шайана. – Ты засрала ее жизнь так же, как и мою.
– Что?!
– Ты использовала ее! Ты использовала всю свою семью. Да ладно тебе. Кто стал главным персонажем «Бленхеймов», а? Ты. Ты, и только ты. Присцилла и Лиза Мари в нем выглядят как надутые, недовольные, тупые, охеревшие от славы идиотки, кем они и являются, а Сиринити похожа на себя саму, ущербную ненормальную дуру! И ты рядом с ними! Старая добрая Берилл Бленхейм, рокерша, супермамочка!
– Я сделала Присциллу знаменитой.
– В чем знаменитой? Ни в чем. Она знаменита тем, что ругается? Что вечно ноет? Она явно недостаточно знаменита, чтобы продать хоть один альбом. Господи боже мой! Лиза Мари и я побывали в центре для наркоманов еще до того, как получили право голосовать на вонючих выборах! Я рассказывала «Нэшнл энквайер» о своей наркозависимости, пока ты продавала мою чертову жизнь на «Фокс-ТВ»!
Сначала Берилл не заметила.
– Чья это была дурацкая идея, мама?
Теперь она заметила.
– Мама?
– Не моя и не Лизы Мари, мы были детьми.
– О чем ты говоришь?
– И не моей настоящей матери, она так торчит, что не знает, какое сегодня число. Но в нашей семье всегда был только один нормально функционирующий мозг, верно? Одна ясная голова, наша старая добрая мама…
– Перестань! Перестань притворяться Присциллой. Я не твоя мать. Ты просто чокнутая дура. Ты никак не связана со мной или с Присциллой…
Девушка прошлась по комнате и включила свет.
– Ой, мама, хватит тебе! – рявкнула она. – До тебя что, еще не дошло?
Берилл лежала и моргала в свете лампы.
– Что не дошло? Отпусти меня, сука чокнутая!
– Я Присцилла, твою мать.
– Это неправда! Ты ненормальная, и тебе нужна помощь. Где моя дочь?
– Я же сказала, перед тобой, мама.
– Перестань называть меня мамой!
– С радостью! Хорошо. Отлично. Это отличная новость. Ты все равно никогда не была моей мамой.
– И прекрати это безумие.
– Мама, ты не слушаешь. Ты не слушала, когда я была Шайаной, и теперь не слушаешь, когда я Присцилла.
– Ты не Присцилла. Ты Шайана!
– Да, я Шайана, и еще я Присцилла. Присцилла – это Шайана, а Шайана – это Присцилла. Черт возьми, мы – один и тот же человек. Это с самого начала была я.
Берилл открыла рот, чтобы снова закричать, но не смогла сказать ни слова. Наконец до нее дошло.
– Хорошо, – сказала Присцилла. – Теперь поняла?
Присцилла дернула себя за волосы и стащила парик, скрывавший ее собственные розовые локоны.
– Этого не может быть, – пробормотала Берилл, но она уже поняла, что это правда.
– Конечно может, – ответила Присцилла. – Парик, немного макияжа. Я притворилась, что сделала себе нелепые огромные титьки. Кстати, я не пошла на операцию, это было частью плана сделать меня непохожей на Шайану. Сначала я собиралась наделить ее силиконовыми грудями, но подумала, что не смогу нормально двигаться на сцене. Я не знаю, зачем мне вообще нужно было заморачиваться с превращением, ты почти не смотрела на меня во время прослушивания. Ты бы не заметила меня даже через миллион лет. Единственный человек, на которого тебе не наплевать на этом шоу, – это ты сама!
– Я так чертовски зла на тебя, Присцилла! – в ярости крикнула Берилл.
– О нет! Как я это переживу? – хмыкнула в ответ Присцилла.
– Ты правда все это время была Шайаной?
– Да, я же говорю. Я придумала ее.
– Но зачем, ради всего святого? Ты Присцилла Бленхейм, зачем тебе идти на чертово шоу «Номер один»?
– Зачем? А ты как думаешь? Чтобы узнать, действительно ли ты думаешь, что я хорошо пою!
– Что?
– Я записала альбом, мама, и он с треском провалился. Но ты допустила это. Ты была моим менеджером. Старая добрая Берилл Бленхейм, давнишняя рокерша-богиня, думала, что со мной стоит заключить контракт. По крайней мере, ты верила в меня, я всегда опиралась на твою веру, но потом я задумалась. Может быть, я правда ничтожество и стала знаменитой просто потому, что моя мачеха ставит камеры в своей чертовой спальне и транслирует мою юность по кабельному телевидению…
