Мануэль смотрел на друга и думал, что это, может быть, и правда. После всех потрясений Хуан Антонио на самом деле должен был сильно перемениться. Не сомневался он и в настойчивости друга.
Даниэла попросила Марию позвать ее, когда согреется еда для внука. Она хотела сама покормить его. В ожидании она подошла к вазе с цветами, сорванными в саду, и вдохнула в себя их аромат. Ей вдруг вспомнился пляж в Майами…
Вдруг раздался звонок. В дверях стоял Хуан Антонио.
- Как поживаешь, Даниэла? - спросил он.
- Спасибо, хорошо. А ты?
- Плохо. Моника дома?
- Она в саду с ребенком. Зайдешь?
Хуан Антонио зашел и прикрыл за собой дверь. Даниэла вглядывалась в его измученное страданиями лицо.
- Ты хотел мне что-то сказать? - спросила она.
- Да, я люблю тебя, - ответил он.
Моника сидела в саду на скамейке. Хуан Мануэль лежал в коляске и разглядывал огромные цветы, склонявшиеся к нему сверху. Настроение у Моники было чудесное. Она радостно улыбнулась неожиданно появившейся Джине. Вслед за Джиной вышла Мария.
- Я пойду согрею еду для малыша, - предупредила она Монику.
Та кивнула и извиняющимся голосом сказала Джине:
- Я была бы счастлива всегда кормить его грудью, но, увы, у меня мало молока.
- А Хуан Мануэль только и делает, что ест, - подхватила Мария и, помолчав, добавила: - Тебе лучше пока побыть здесь. Пусть мама с папой объяснятся наедине.
Джина села рядом с Моникой.
- Я вышла оттуда на цыпочках, чтобы Даниэла и Хуан Антонио не заметили меня. Было бы чудесно, если бы они помирились.
- Да уж, - вздохнула Мария. - Дай-то Бог!
- Они хотя бы перестали ругаться, а это уже хороший признак, - сказала Джина и засмеялась: - Поеду-ка я к своим детям, а то, глядя на тебя, и во мне взыграл материнский инстинкт.
Моника заговорщицки подмигнула ей:
- Вы с Фелипе - отличная пара, Джина.
- Да, да, - подтвердила Мария.
- Я со всеми хорошо смотрюсь! - гордо вскинула голову Джина.
Все расхохотались. Даже младенец в коляске улыбнулся, уловив хорошее настроение взрослых.
- Вот нелегкая принесла! - с досадой сказала вдруг Моника.
В сад вошел Алехандро. Он поздоровался с женщинами. Моника недовольно отвернулась. Мужчина озабоченно посмотрел на нее.
- Скажу тебе откровенно, что я не могу жить без тебя, Даниэла, - страстно сказал Хуан Антонио.
- Ты должен был обо все подумать намного раньше, - качала головой она.
- Ты права, я знаю, но прости меня, прошу тебя, прости меня.
- Почему я должна простить тебя? - тихо спросила Даниэла.
Хуан Антонио набрал в легкие побольше воздуха и произнес взволнованную и сбивчивую тираду:
- Потому что я думаю, мне кажется, - может быть, из тщеславия, не знаю, - мне кажется, что ты по-прежнему любишь меня.
Даниэла молча смотрела на него, но не возражала.
- Пусть я ошибаюсь, - продолжал он. - Во всяком случае, моя жизнь в твоих руках.
- Хуан Антонио, - неуверенно начала Даниэла. - Я хотела бы…
Он прервал ее:
- Даниэла, я не говорю, что это легко, я не уверен, что все может стать, как прежде, но дай волю своим чувствам, позволь себе любить меня, и мы сможем все начать сначала.
В этот момент появился Алехандро.
- Не помешал? - спросил он, увидев Даниэлу с бывшим мужем.
- Честно говоря, помешали, - не слишком вежливо сказал Хуан Антонио.
- Нет, нет, - произнесла Даниэла. - Проходи, Алехандро.
Хуан Антонио раздраженно смотрел на вошедшего.
В саду остались три женщины. Моника, как бы извиняясь за свое поведение, сказала:
- Алехандро, может, быть, и хороший человек, но он мне не отец. Пусть я эгоистка, но я не желаю, чтобы он жил в нашем доме.
- Отец есть отец, - вздохнула Джина.
- Смотрите, кто пришел! - всплеснула руками Мария.
- Кто? - удивилась Джина и, посмотрев на дорожку, встала: - Давай-ка исчезнем, Мария.
Обе женщины поспешили удалиться, а ошеломленная Моника увидела Эдуардо.
- Алехандро делает ткани для моей коллекции, - объяснила Даниэла. Ей не хотелось, чтобы Хуан Антонио неправильно истолковал ее отношения с вошедшим. - У него большое предприятие.
Но Хуан Антонио не собирался играть в светскость.
- Лучше я пойду, чтобы не мешать вам обсуждать ваши… ткани. Надеюсь, мы еще поговорим, Даниэла. До свидания.
Он вышел. Алехандро проводил его испытующим взглядом и сказал:
- Похоже, я не просто помешал, но и вообще явился некстати.
- Алехандро, не будем об этом, - положила руку ему на рукав Даниэла.
Она села. Фабрикант встал перед ней.
- Ты собираешься простить его, верно? - спросил он. - И забыть, как он с тобой поступил?
Даниэла отрицательно покачала головой. Но в этом движении не было уверенности.
- Кончится это тем, что ты снова споткнешься о тот же камень, - горячо произнес Алехандро. - Ты не можешь сделать новую ошибку.
- Хуан Антонио много страдал, - сказала Даниэла. - Я думаю, он изменился.
Алехандро умоляюще протянул к ней руки:
- Дай мне шанс, Даниэла.
- Господи, да что же это такое! - в отчаянии воскликнула она. - Все умоляют меня дать им шанс! Пойми же, любовь - это совсем другое. Ты или любишь, или не любишь - вот и все!
Фабрикант потер рукой лоб:
- Беда в том, что ты никак не можешь вырваться из воспоминаний…
- Я не хочу говорить об этом! - прервала его Даниэла.
Алехандро безнадежно махнул рукой и сел в кресло.
- У тебя не сложилась жизнь с ним, как у меня не сложилась жизнь с моей женой. Но нельзя всю жизнь думать о них!
- Я не хочу говорить об этом! - строго повторила Даниэла.
Моника встала и без улыбки сказала:
- Похоже, они решили оставить нас вдвоем.
Эдуардо, вглядываясь в дорогое для него лицо, отозвался:
- Я знал, что ты не позвонишь мне, поэтому решил прийти сам. Я не мог спокойно сидеть на месте, зная, что ты вернулась. Мне многое нужно тебе рассказать.
- Лало, я очень переживаю из-за Рубена, поверь мне.
Эдуардо опустил глаза.
- Для нас это был страшный удар. Особенно из-за того, что виноват во всем… - он замялся, - твой муж.
- Это ужасно, - тихо сказала Моника.
Эдуардо спросил:
- Ты не хочешь показать мне своего сына?
Моника взглянула на него и, увидев добрую улыбку Лало, вынула Хуана Мануэля из коляски.
Эдуардо долго разглядывал малыша, пытаясь определить, на кого тот похож. С облегчением он убедился, что черт Альберто на личике ребенка не видно.
- Слушай, да он прехорошенький! - радостно сказал юноша.
- Я его так люблю, Лало! - воскликнула Моника. Лицо ее было прекрасно.
А Лало, глядя на нее, проникновенно сказал:
- Мне очень не хватало тебя, Моника. Все это время я не переставал думать о тебе.
- Я тоже думала о тебе, - отозвалась она. - Если бы я не была такой дурой… - она встала. - Теперь я совсем другая. Той Моники, которую ты знал, больше нет. Я изменилась, и у меня есть сын.
Эдуардо твердо сказал:
- Для меня ты по-прежнему женщина, которую я люблю.
- Правда?
Эдуардо усмехнулся:
- Зачем ты спрашиваешь? Тебе это прекрасно известно.
- Знаешь, мне не надо было уходить от тебя, - покаянно сказала Моника. Она сжала руку Лало. - Я никогда не смогу найти другого такого человека, как ты.
- Ты хочешь сказать, что не оттолкнешь меня? - волнуясь, спросил юноша.
Моника опустила глаза.
- Мы можем часто встречаться, выезжать вместе куда-нибудь. Пусть время все решит.
Эдуардо наклонился и поцеловал ей руку. Она погладила его волосы.
- Не будем спешить, Лало. Я не могу заставить тебя любить своего сына. Мне не хочется, чтобы ты его терпел ради меня.
- Я вовсе не спешу, Моника, я все обдумал!
Моника приложила палец к его губам:
- Я хочу, чтобы ты его полюбил. Ведь сейчас для меня самое главное - это Хуан Мануэль.
Несмотря на неудачу, Хуан Антонио был оживлен. Вспоминая, как вела себя Даниэла, он убеждался, что она любит его. Теперь он был почти уверен, что она простит его, и они снова будут вместе. Мануэль охлаждал его пыл, но все же думал, что дело меняется к лучшему. Сам он был озабочен поведением матери.
- Лолита опять где-то развлекается с Сонией. Они почти не расстаются.
Хуан Антонио хлопнул его по плечу:
- Чем ты недоволен? Пусть развлекаются, это дело хорошее. Как я понял, завтра Сония ужинает у вас?
Мануэль недовольно посмотрел на него.
- Да.
Он отошел от окна, сел и с надеждой спросил друга:
- Может быть, ты тоже придешь?
- Нет, нет, - засмеялся тот. - Пусть это будет семейный ужин.
- Опять ты за старое, Хуан Антонио!
Но тот уже снова думал о своем. Ему хотелось вернуться к Даниэле и довести до конца прерванный разговор. Однако он понимал, что сейчас не стоит этого делать, и решил отложить беседу с ней до утра.
Фелипе сидел в кресле с газетой в руках. Джина Даниэла и Густаво играли тут же. Неожиданно дверь открылась, и дети с криками «Мама! Мама!» бросились к вошедшей Джине. Фелипе был поражен. А она как ни в чем не бывало подошла к нему и поцеловала в лоб.
