Несмотря на осторожные предостережения Джимми и на громкие протесты местных демократов (собственно говоря, всех, кроме Энни), было условлено, что они встретятся в следующее воскресенье.
Местом встречи выбрали банк Рассела — Фэйрчайлда, так как предполагалось, что в воскресенье утром на главной улице народу будет немного.
Нат и Том приехали около десяти, и впервые за много лет председатель правления в воскресенье открыл входную дверь и отключил сигнализацию. Флетчер и Джимми приехали через несколько минут. Том быстро провёл их в комнату заседаний правления.
Когда Джимми представил своего друга своему самому крупному клиенту, они уставились друг на друга, не зная, кому сделать первый ход.
— Очень любезно с вашей стороны…
— Я не ожидал…
Оба засмеялись и пожали друг другу руки.
Том предложил, чтобы Флетчер и Джимми сели по одну сторону стола для совещаний, а он и Нат — напротив, Флетчер кивнул в знак согласия, и когда все уселись, он открыл свой портфель и достал оттуда жёлтый блокнот, который положил перед собой вместе с авторучкой.
— Прежде всего, позвольте мне сказать, как я тронут тем, что вы согласились со мной увидеться, — сказал Нат. — Я могу себе представить, какое сопротивление вы преодолели, и я понимаю, что вы не выбрали лёгкий путь.
Флетчер поднял руку.
— Вы должны благодарить мою жену, а не меня. Но меня вы должны убедить.
— Тогда передайте мою благодарность миссис Давенпорт и позвольте мне заверить вас, что я честно отвечу на все ваши вопросы.
— У меня только один вопрос, — сказал Флетчер, — и этот вопрос адвокат никогда не задаёт клиенту, так как этим он может поставить под угрозу свою этическую позицию. Но в данном случае я даже не начну обсуждать дело, пока не получу ответа на свой вопрос.
Нат молча кивнул. Флетчер поднял голову и взглянул в глаза своему будущему противнику. Нат выдержал его взгляд.
— Вы убили Ралфа Эллиота?
— Нет, — без колебаний ответил Нат.
Флетчер посмотрел на блокнот, лежавший перед ним, и перевернул первую страницу, открыв вторую, заполненную тщательно подготовленными вопросами.
— Тогда позвольте мне спросить… — начал Флетчер, снова взглянув на своего клиента.
* * *
Процесс был назначен на вторую неделю июля. Нат был удивлён тем, насколько мало времени он провёл со своим только что назначенным защитником после того, как несколько раз изложил ему свою версию событий и Флетчер перестал задавать вопросы, уверившись, что усвоил все подробности. Хотя оба они понимали важность свидетельств Ната, Флетчер провёл столько же времени, читая и перечитывая показания, которые Ребекка Эллиот дала в полиции, а также отчёт Дона Калвера и отчёт детектива Петровского, который вёл дело. Флетчер предупредил Ната:
— Ребекку будет допрашивать прокурор штата, и она сможет обдумать, а потом ещё раз обдумать свои ответы на все вопросы, которые мы можем предусмотреть. К тому времени, как она начнёт давать показания, с ней будет проведено не меньше репетиций, чем с актрисой перед театральной премьерой. Но, — добавил Флетчер, — у неё всё ещё останется одна трудность.
— Какая? — спросил Нат.
— Если миссис Эллиот убила своего мужа, значит, она лгала в полиции, и в её показаниях будут какие-то несоответствия, о которых она не подумала. Прежде всего, мы должны их обнаружить и, во-вторых, связать их друг с другом.
Губернаторскими выборами в Коннектикуте интересовались далеко за пределами этого штата. Статьи о Флетчере и Нате появлялись везде, даже в таких разных журналах, как «Ныо-Йоркер» и «Нэшэнл Инкуайерер», поэтому к тому времени, как начался процесс, в радиусе двадцати миль от Хартфорда в гостиницах не было ни одного свободного номера.
До дня губернаторских выборов оставалось ещё три месяца, и опросы общественного мнения показывали, что у Флетчера перевес на двенадцать пунктов, но он знал, что, если сумеет доказать невиновность Ната, это соотношение за одну ночь может измениться в обратную сторону.
Процесс должен был начаться 11 июля, но главные телевизионные студии уже установили камеры на крыше дома перед зданием суда и вдоль тротуаров, а на улицах телеоператоры с ручными камерами брали интервью у всех, кто имел хотя бы отдалённое отношение к процессу, несмотря на то, что до суда оставалось ещё несколько дней.
Флетчер и Нат старались вести свои предвыборные кампании, как будто ничего не случилось, хотя все знали, что это не так. Они быстро обнаружили, что нет зала, который не был бы битком набит, нет митинга, на который не пришли бы тысячи людей, обеда, на который билеты не были бы моментально распроданы, — даже в самых дальних районах штата. Когда Флетчер и Нат пришли на вечер сбора пожертвований на ортопедическое отделение больницы имени Гейтса, билеты шли по пятьсот долларов каждый. Это был один из тех редких случаев, когда пожертвования лились рекой. В течение нескольких недель было собрано больше денег, чем на концерты Фрэнка Синатры.[71]
В ночь перед началом процесса ни Нат, ни Флетчер глаз не сомкнули, а начальник полиции даже не лёг спать. Дон Калвер отрядил сто полисменов, чтобы укомплектовать пост перед зданием суда, грустно заметив, что хартфордские мелкие жулики, небось, воспользуются тем, что почти все его силы стянуты в одно место.
Флетчер первым явился в суд и сразу же дал понять журналистам, что не будет делать никаких заявлений и отвечать на вопросы до вынесения вердикта. Через несколько минут приехал Нат в сопровождении Тома и Су Лин, и если бы не помощь полиции, им ни за что не удалось бы пробраться в зал суда.
В здании Нат прошёл по длинному коридору в судебный зал номер семь, по совету своего адвоката отвечая на приветствия доброжелателей лишь вежливыми кивками. Когда он вошёл в зал суда и двинулся по центральному проходу, то почувствовал, что в него впились сотни глаз. Он занял место слева от Флетчера за столом защиты.
— Доброе утро, советник, — сказал Нат.
— Доброе утро, Нат, — ответил Флетчер, подняв голову от бумаг. — Надеюсь, вы подготовились к неделе скуки, пока мы будем отбирать присяжных.
— Вы нарисовали себе образ идеального присяжного? — спросил Нат.
— Это — не так-то просто, — парировал Флетчер, — потому что я не могу понять, отбираю ли я людей, которые на выборах проголосуют за вас или за меня.
— Неужели в Хартфорде не наберётся двенадцати человек, которые проголосуют за вас? — спросил Нат.
Флетчер улыбнулся.
— Я рад, что вы не потеряли чувства юмора, но, когда присяжные будут утверждены, пожалуйста, сохраняйте серьёзный и сосредоточенный вид — вид человека, который стал жертвой ужасной несправедливости.
Флетчер оказался прав, потому что только к вечеру в пятницу полный состав присяжных и двое запасных присяжных наконец заняли свои места после доводов, контрдоводов и нескольких возражений, выдвинутых обеими сторонами. В конце концов были отобраны семеро мужчин и пять женщин. Две женщины и один мужчина были чернокожие; пять присяжных были люди свободных профессий, две женщины — работающие матери, трое рабочих, секретарша и один безработный.
— Как насчёт их политических взглядов? — спросил Нат.
— Я думаю: четыре республиканца и четыре демократа. Не знаю, кто остальные.
— Ну, и какова ваша следующая проблема, советник?
— Она заключается в том, чтобы вытащить вас и заработать голоса тех четырёх, в которых я не уверен, — сказал Флетчер, прощаясь с Натом на ступенях здания суда.
Приходя вечером домой, Нат быстро забывал о суде: его мысли всякий раз возвращались к Льюку. Но, сколько он ни пытался обсуждать с Су Лин что-то другое, у неё на уме было только одно.
— Если бы я поделилась с Льюком своим секретом, — снова и снова повторяла она, — он, может быть, сейчас был бы жив.
В следующий понедельник присяжных привели к присяге, и судья Кравиц предложил прокурору штата сделать вступительное заявление.
Ричард Эбден медленно поднялся со своего места. Это был высокий элегантный седой мужчина с репутацией человека, умеющего обольщать присяжных. Он был одет в тёмно-синий костюм — как обычно, когда открывал судебное заседание. Белая рубашка и голубой галстук внушали доверие.
Прокурор штата гордился своим послужным списком обвинительных приговоров. Это было парадоксально, потому что в жизни он был человеком с мягкими манерами, ходил в церковь и даже пел басом в местном хоре. Эбден встал, отодвинул стул и, выйдя из-за стола, обратился к присяжным.
— Господа присяжные, — начал он, — за многие годы своей практики я редко встречался с таким очевидным делом об убийстве, как это.
Флетчер наклонился к Нату и прошептал:
