Этот редактор, выступавший на телевидении с новостями культуры, постоянно делился впечатлениями, которые он вынес из просмотренного видео с «лицом, похожим на Генерального прокурора страны». С его легкой руки иначе никто этого персонажа уже не называл, хотя Антон Борисович все больше убеждался, что по конституции актер, игравший роль Генерального прокурора, — гораздо ближе к самому впечатлительному журналисту. Он отметил про себя, что некоторое время, пока Генерального прокурора окончательно не сместили с занимаемой должности, этот человек находился под подпиской о невыезде в рамках уголовного дела о шантаже. Поэтому нисколько не удивился, узнав, что как только карьера прокурора была окончательно уничтожена, а сама его фамилия немедленно вызывала юмористическую реакцию одной фразой «лицо, похожее на…» — этот фигурант несостоявшегося дела о шантаже был тут же назначен на пост руководителя государственным телевещанием, а впоследствии — министром культуры.
* * *
Антон Борисович и сам был не прочь посмеяться над «банными скандалами» и «лицами похожими на…», однако скоро почувствовал, что после такого эпатажного завершения коррупционных скандалов что-то начало стремительно меняться в окружавшей его деловой атмосфере. Вначале резко сократились благотворительные взносы в его фонд, поскольку все заинтересованные лица теперь предпочитали действовать напрямую, без его посредничества. После закончившихся ничем уголовных дел в высших эшелонах власти, дать взятку или принять ее — стало простым и обыденным делом. Затем перестал быть рентабельным стайлинг-клуб, поскольку появились фирменные автосалоны, а показателем «индивидуальности и самовыражения» стали дорогие автомобили индивидуальной сборки или дополнительной комплектации.
Слабая надежда оставалась лишь на «Внешэкспотранс», но после скандала с Генеральным прокурором эту «лавочку МВД», как всуе называли его международную транспортно-экспедиторскую и логистическую фирму все клиенты, — начали теснить аналогичные фирмы с представителями отставников спецслужб, ОАО РЖД и самой таможни. Министерство внутренних дел все меньше котировалось в этих раскладах, а в фирмы Антона Борисовича представители «крышующего» министерства вдруг стали сажать «крысят», как женщины из бухгалтерии называли молодых людей, родители которых не смогли устроить их в банки, государственные корпорации или само министерство. Именно они, а вовсе не Антон Борисович, через короткий промежуток времени стали отслеживать все финансовые потоки, изымая из дела крупные суммы на пополнение зарубежных счетов в оффшорных зонах.
И в этих условиях ему иногда казалось, что не Генеральный прокурор, а он сам и его жизнь безвозвратно погибли в недрах скандального разбирательства, из которого победителями вышли новые люди — без внутренних пут природной осторожности, когда-то по рукам и ногам связывавших самого Антона Борисовича.
Какое-то спокойствие он испытывал, постоянно читая две книги по шахматам — «Размен в эндшпиле» и «Нетождественный размен», мысленно повторяя наиболее интересные партии. Это стало какой-то навязчивой потребностью — ощущать себя в знакомых упорядоченных условиях, не ожидая от жизни никакого подвоха и игры без правил.
Решив однажды пополнить свою изрядно потрепанную шахматную библиотеку, он увидел, что рядом со стендами, заполненными новыми интересными книгами по защите и окончаниям, — стоят репринтные издания под общим названием «Harpazein». Многие постоянные покупатели книг по шахматам не только с удовольствием рассматривали новые поступления, но даже спрашивали продавцов, не появились те или иные книги. Так Антон Борисович впервые столкнулся с книгами про гарпий, попутно узнав и о новой моде среди молодых шахматистов: многие из них начали делать себе тату в виде устрашающих гарпий, раскрывших когти.
Само слово «harpazein», от которого и произошло название «гарпия», означало «хватать». Он вспомнил, как в детстве тренер говорил им «съесть» ту или иную фигуру противника. Он предположил, что подобная символика в ставших модными татуировках — как-то отражает агрессивную тактику того или иного игрока. Но когда Антон Борисович поинтересовался об истоках такого необычного увлечения у знакомого, в ответ он услышал странное утверждение, будто наступило «время гарпий», все вокруг это чувствуют, а острее всего те, кто привык мысленно разыгрывать шахматную партию.
Возможно, в первый и последний раз в жизни, Антон Борисович поддался импульсу общего интереса, повальной моды — и приобрел несколько рекомендованных ему книг о гарпиях. Книги давно ничего не могли объяснить в происходящем вокруг, поэтому он уже забыл, когда держал в руках что-то кроме статистического справочника или описания шахматной партии. Ничего не ожидая и от приобретенной тайком от домашних книги о гарпиях, он решил ее прочесть из свойственного ему чувства бережливости. За книгу были отданы деньги, поэтому не прочесть ее Антон Борисович не мог. И мир раскрылся перед ним с новой стороны, о которой он давно догадывался, выслуживая презрительные сентенции «крысят» в своих гибнущих фирмах.
На иллюстрациях гарпии обычно изображались в виде хищных птиц с головой и грудью женщины. Глубокая древность донесла их прежние имена, которые они когдато имели при старых богах на давно исчезнувших языках — Келено, Никотеон и Тиелла. В прежние времена люди тогда видели лишь трех сестер, называя их тремя человеческими пороками: жадность, ненасытность и душевная нечистоплотность. Они считали, что все другие грехи вытекают из следования этим начальным порокам, зачастую не воспринимаемыми серьезно.
Гарпиям противостояли музы, которых тоже поначалу было всего три. Эти странные существа, принимавшие человеческий облик и олицетворявшие собой лучшие движения души, могли заставить силами искусства ощутить раскаяние, любовь ко всему сущему, радость жизни и наивное желание сделать мир лучше, а людей — счастливее.
Но какими бы пленительными не были музы, а гнет тягот материального мира и дурные склонности давали себя знать. Все чаще гарпии брали верх, и человечество погружалось в особые периоды — «время гарпий», когда клевета, желание жить за чужой счет, воровство, порочность — возводились общественной моралью в качестве лучших духовных достижений. Но каждый раз музам удавалось воззвать к разуму и чувствам людей, доказывая, что не стоит кормить собой гарпий, предаваясь порокам, а жизнь лучше посвятить творчеству во всех его многообразии.
Антон Борисович поймал себя на мысли, что начинает делить историю человечества по общественным формациям, к чему привык со школьных времен, а по наступавшим с определенной периодичностью «временам гарпий». И в такое время гарпии становились настолько реальными, что люди слышали не только шум их крыльев, но различали даже их имена.
У Гомера, не называвшего ни их числа, ни всех их имен, упоминается только Подарга — «быстроногая». Гесиод называет их крылатыми кудрявыми богинями по имени Аэлла («Вихрь») и Окипета («Быстрая»).
«Отец трагедии» Эсхил был первым в истории человечества, кто заметил, что гарпии уродливы (Eumenides), несмотря на их ангельский лик. Более полное описание их импульсивного поведения и истеричных повадок появляется в эпическом цикле об аргонавтах. В поисках золотого руна аргонавты встретили Финея, наказанного слепотой и преждевременной старостью за злоупотребление даром пророка. Финей голодал из-за гарпий: «Гарпии лишают обреченных куска хлеба, налетая черным облаком. Еще издалека по шуму крыльев я слышу, что приближается Келено, она окликает сестер. Они прилетают и уносят всю мою пищу, опрокидывают и оскверняют чаши. Эти монстры все время голодны, они не знают насыщения».
Гарпия Келено позднее стала называться Келайно, «мрачная». Свое имя она получила потому, что проклинала свои жертвы, меняя их будущее, пожирая их надежды, вместо родителей наставляя детей и приводя их к неминуемой гибели.
Та же троица гарпий, как описывалось в «Энеиде» Вергилия, преследовала Энея, спасавшегося из горящей Трои: «Нет никого ужаснее гарпий, ни чума, ни гнев богов не может сравниться с ними, взмывающими со Стигианских вод. Это птицы с лицами юных дев, у них когти на лапах, и они всегда бледны от голода… Внезапно они соскальзывают с гор на нас, громко хлопая крыльями, хватают пищу лапами, оглушительно крича».
Если Гораций описывал ненасытных гарпий вполне реальными существами, то Гераклит явно с ними не сталкивался, изображая их аллегорически, как совокупность пороков, главным из которых он считал похоть. Пророческие проклятья Келайно истолковывались им вполне прагматически: своими пороками человек всегда перекрывает себе дорогу в будущее.
Сдержанные упоминания о нравственной глухоте гарпий, их циничной жестокости и порочной неудержимости можно встретить у Евстафия и других философов Средневековья. Третий Ватиканский толкователь мифов объединял фурий и гарпий и объясняя, что их нападению в жизни подвергаются скупцы и жестокосердые люди, становясь под их влиянием настоящими монстрами, сеющими порок вокруг себя.
