— Он пригласил тебя на свиданку, — говорит Эмма.
Чтоб я сдохла. Парень пригласил меня на свиданку. Это что, шутка такая?
— Не тормозите весь день! — кричит еще какой-то мальчик со скамейки. Я бросаю туда взгляд и вижу, как Аарон дает ему тумака в плечо.
— Скажи ему «да», — быстро говорю я Эмме.
Она кивает парням, и трое из них улюлюкают; Аарон краснеет. Избегаю встречаться с ним взглядом. Мне уже почти пора двигать на автобус. Через Эмму и Майкла договорено, что мой новый бойфренд меня проводит. Всю дорогу до автобусной остановки, пока остальные топают сзади, приговаривая «ооо-оо» или «чмок-чмок», я расспрашиваю Аарона, нравится ли ему школа, да и вообще что в голову взбредет. У меня такая идея: если ходишь с кем-нибудь гулять, надо узнать человека получше. Аарон не очень-то разговорчив, но когда мы доходим до остановки, он оборачивается — не смотрят ли приятели? — а потом целует меня в щеку. Вспыхивает, бормочет «увидимся в школе» и бежит прочь.
Как только автобус трогается и мои подружки исчезают из поля зрения, мой желудок сжимается, как деталь в тисках в мастерской. На втором ярусе я одна-одинешенька, и здесь слишком тихо. Я закрываю глаза и вижу мешанину из образов: животные в клетках, ряды флаконов с блеском, улюлюкающие дети, гамбургеры с говядиной. Вижу лицо Аарона, как он наклоняется меня поцеловать. Он хотел в губы, но я отвернулась. У меня с собой сумка с контрабандной школьной формой (чтобы купить ее, я заныкала деньги на обед), а в кармане — блеск для губ (который я украла в магазине). Я лгунья и вор.
Идя домой с деревенской автобусной остановки, я смотрю на дом Рэйчел: жалко, что ее нет. Пожалуй, сегодня вечером напишу ей письмо. В кого я превратилась? И все же я теперь слишком глубоко увязла, не выбраться. Я не покажу старикам, что расстроена. Спрячу от них блеск для губ и новую школьную форму. Плакать буду только в одиночестве, когда никто не смотрит. Вспоминаю поцелуй Аарона — лучше бы это был Алекс. Лучше бы я ходила в шахматный клуб.
На подъездной дорожке — машина, раньше ни разу в жизни ее не видела. Это что, полиция? С дико бьющимся сердцем обхожу дом и проникаю в него с черного хода. Переступая порог собственного жилища, чувствую тошноту, как будто Алиса, которая здесь должна, по идее, жить, мертва, ибо я ее убила. Из-за этого я становлюсь самозванкой. Я не хочу, чтобы меня раскусили. Я хочу спрятаться на миллион лет.
— Ах, возвращение блудной внучки, — говорит дедушка, когда я вхожу в заднюю дверь. Голос у него счастливый, так что, наверное, к нам пожаловала не полиция. Гостья вообще-то на полицию и не похожа. Она сидит на кухне с дедушкой, пьет вино из бокала.
— Привет, — говорит она. — Ты, должно быть, Алиса.
Лет ей, по виду, как моим старикам, но выглядит она шикарнее. На ней черный кафтан и малиновый шелковый шарф. Ее губы того же оттенка, что и шарф, и блестят, как разрезанная свекла.
— Здравствуйте, — говорю я робко. Потом вспоминаю, что я самозванка и что мне нельзя слишком много болтать, а то меня вычислят. Фактически, я и должна выглядеть самозванкой, в Эмминых-то шмотках. Только я об этом подумала, как дедушка снова бросает на меня взгляд и недоверчиво хлопает ресницами.
— Мне что, вино в голову ударило, или в тебе что-то поменялось? — спрашивает он.
— Я одолжила одежду у Эммы, — бормочу я, пересекаю кухню и поднимаюсь по лестнице в свою комнату. Отсюда я слышу, как внизу смеются. Я ставлю сумку (которую, слава тебе господи, не заметили) на кровать и достаю блеск. Слегка мажу губы, но, судя по ощущениям, делаю что-то не так, и поэтому вытираю рот тыльной стороной ладони. Засовываю бутылочку в школьный пенал для карандашей и думаю, не заняться ли домашним заданием. Скрепя сердце достаю пару книжек и тетрадки, но жизнь моя сейчас — как открытая рана, и я не могу сосредоточиться на домашке. Вместо этого я следующий час или около того валяюсь на кровати, слушаю радио и пытаюсь убедить себя, что Аарон мне нравится. Потом в дверь моей спальни стучат. Полиция! Нет, вообще-то это бабушка.
— Думаю, ужин почти готов, — говорит она. — Хорошо погуляла с подружкой?
Я залезаю в голову к бабушке и представляю, как ей видится суббота, проведенная двумя подружками, — что они станут делать? Вижу, как две девчонки играют в «Лудо»,[100] помогают друг другу с домашкой, болтают про жизнь, свои семьи, мечты, сны и амбиции. Моя бабушка ни за что бы не поняла моих сегодняшних поступков.
— Да, спасибо, — говорю я.
— Джасмин останется с нами поужинать. Вы уже познакомились? Она — наш старый друг. Очень интересная женщина.
— Да, — говорю я. — Я с ней встретилась.
— Алиса? С тобой все в порядке?
Мои волосы мгновенно встают дыбом.
— Да, еще бы. А чего?
— Да так, ничего. Ну, тогда, значит, через минуту спускайся?
— О'кей.
Джасмин напоминает очень взрослую версию Рокси. Как я поняла, в последнее время она путешествовала — вот почему старики так долго ее не видели. Она побывала в Индии, Африке и даже в Китае! Никто толком не знает, что происходит в Китае, поэтому битую вечность она рассказывает старикам о том, что видела. Покончив вместе с нами с главным блюдом, Джасмин закуривает длинную черную сигарету и откидывается на стуле с таким видом, будто у нее вообще нет никаких проблем. Почему я не могу так расслабиться? Потом дедушка подает на стол свой знаменитый домашний торт «Черный лес», и в сцене этой есть что-то настолько уютное и мирное, что я чуть не реву. Я хочу разреветься и сказать им всем, что больше никогда не хочу ходить в школу.
— Ну, Питер, так как там, в мире криптографии? — спрашивает Джасмин.
— Ты, конечно, хотела сказать «криптоанализа». — Он смеется.
Она тоже.
— Никогда не была сильна в терминологии. Тогда декодирования — этот термин попроще. Ну, и как идут дела?
— Вполне себе. Я… ну, Алиса и я… у нас сейчас захватывающий проект. Покажу после ужина. Называется «Манускрипт Войнича»… — Его голос становится глуше. Каждый синапс в моей голове поет: «Алиса и я, Алиса и я!..» Дедушка представил это как наш проект! Я так горда, что сейчас лопну. Когда дедушкин голос вновь становится отчетливым, он уже собирается говорить о чем-то ином.
— Однако, раз уж ты спросила про криптографию, — говорит он Джасмин (искорки смеха все еще пляшут в его глазах), — я чувствую, придется рассказать тебе про последние достижения.
— Так что это значит? Не «де-кодирование», а «за-кодирование»? — Она улыбается. — Корень «графия» происходит от греческого глагола «graphein», писать.
— Верно. Ты слышала что-нибудь о «шифровании с открытым ключом» или «RSA-шифрах»?
Джасмин снова смеется.
— Питер, разве я когда-нибудь слышала о чем-нибудь научном, прежде чем ты или Бет мне об этом рассказывали? Давай, выкладывай. Судя по названию, это чертовски сложно.
Дедушка начинает как бы с введения в тему, объясняет проблемы криптографии и говорит, что история показала: даже предположительно неразрешимые шифры рано или поздно всегда поддаются криптоанализу. Рассказывает, как Чарлз Бэббидж сто лет назад взломал шифр Вигенера, а оперативники в Блэтчли-Парке победили «Энигму». В результате все трое принимаются по-всякому комментировать войну, а бабушка рассказывает что-то про Тьюринга и Блэтчли-Парк, пока мы приканчиваем торт.
— Таким образом, — говорит дедушка, встав, чтобы поставить кофе на плитку. — Криптографам был брошен вызов: придумать нечто поистине неразрешимое. После поражения «Энигмы» счет был однозначно не в их пользу. А теперь, Алиса, скажи Джасмин, какова величайшая проблема криптографии.
Это я-то? Нервно сглатываю. Какова величайшая проблема криптографии? Велю мозгу дать задний ход и пытаюсь вспомнить все беседы, которые мы имели по этому поводу.
— Распространение ключа? — неуверенно говорю я.
— Видите? Я же говорил, она гений, — ликует дедушка. — Совершенно верно. Распространение ключа. Большинство шифров кодируются и декодируются одним и тем же ключом — часто это случайный набор цифр и букв или какое-то слово. Я мог бы решить общаться с тобой, используя Вигенеров шифр или даже моноалфавитный. Мы оба знали бы, что слово-ключ — скажем, «лапсанг». Нет проблем. Я использую слово-ключ, чтобы закодировать послание, а ты его декодируешь с помощью того же слова.
— Как закодировать послание словом «лапсанг»? — спрашивает Джасмин.
Моя бабушка улыбается.
— Не спрашивай его. Мы тут всю ночь проторчим.
Мы дружно хохочем. Да уж, это правда.
И все же, чтобы Джасмин было понятно, он быстро объясняет, как составить шифровальный алфавит на основе слова «лапсанг» (только, разумеется, без второй буквы «а»), добавив к нему все остальные буквы алфавита в обратном порядке. Он пишет на клочке бумаге что-то вроде этого:
