Мои свиноматки должны были произвести потомство, но незадолго до этого, примерно двадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят шестого года, после многочисленных необычных явлений на ферму обрушилась страшная заразная болезнь.
Началось всё с борова по кличке Бешеный Головобой: у него развился кашель, поднялась температура, пропал аппетит. Он заразил четырёх боровов, живших с ним, у них появились те же симптомы. Свиноводы не обратили на это внимания, потому что на ферме терпеть не могли эту компанию не желающих расти свиней во главе с Бешеным Головобоем. Издалека они походили на трёх-пятимесячных поросят, которых выращивают в обычных условиях, но при ближайшем рассмотрении их свалявшаяся щетина, толстенные шкуры и свирепые, но в то же время плутоватые морды наводили страх. Они прошли огонь и воду, каждый обладал богатым жизненным опытом. В Имэншани от них старались избавиться чуть ли не через каждые пару месяцев. Ели они в три горла, а привесу не давали. Злые демоны какие-то, только корм и переводят. У них, похоже, и тонкой кишки-то не было: из горла в желудок, из желудка со свистом в прямую. Сколько прекрасного корма ни заглотят, не пройдёт и часа, как извергают всё из себя со страшной вонью. Казалось, они всегда голодны, орут как оглашенные, маленькие глазки налиты кровью. А если корма и питья недостаточно, тут же айда в стенку головой биться или в стальную калитку — раз за разом всё отчаяннее, пока изо рта не пойдёт пена и не отключатся. Придут в себя и опять начинают головой биться. Их прежние покупатели, бывало, покормят их месяца два, увидят, что вес прежний, а дурных привычек целый ворох, и торопятся сбыть за любую цену. Некоторые задавали вопрос: а почему не зарезать их и не съесть? Но ты этих «бешеных головобоев» видел, и тебе много рассказывать не нужно, а вот если бы их увидели те, кто этим вопросом задаётся, то наверняка больше не стали бы предлагать такое. Потому что эти свиньи потошнотворнее, чем жаба в нужнике, и мясо таким же будет. Вот эти крошки и отличались долгожительством. После всех продаж и перепродаж в Имэншани их в конце концов купил задёшево, почти за бесценок Цзиньлун. Но ведь и не скажешь, что такой «бешеный головобой» не свинья. А на свиноферме их было впечатляюще много.
Какой свиновод станет обращать внимание на то, что подобные свиньи кашляют, что у них высокая температура и они отказываются от еды? К тому же работником, в обязанности которого входило кормить и поить их, а также чистить их загон, был господин Мо Янь, о котором неоднократно упоминалось ранее и будет не раз помянуто впоследствии. Он приложил всю изобретательность, ходил кругами, подлизывался и наконец стал работать на свиноферме. «Записки о свиноводстве» принесли ему широкую известность, и то, что он сумел написать это произведение, несомненно, имеет отношение к тому периоду в его биографии, когда он работал у нас. Говорят, «Записки о свиноводстве» собирался перенести на экран знаменитый режиссёр Ингмар Бергман. Вот только где он возьмёт столько свиней? Да и видел я теперешних свиней, равно как и теперешних курей и уток: пичкают их искусственными кормами и химическими добавками, вот и получаются умственно отсталые, откуда взяться талантливым, как в наше время? У нас были и обладатели здоровых сильных ног и исключительного интеллекта, и хитрые негодяи, и владевшие даром слова. Короче говоря, живые лица, яркие личности, такие свиньи, каких во всём мире не сыщешь. А нынче сплошь дебилы, хорошо, если за пять месяцев прибавят в весе три сотни цзиней. Таких и в массовку не берут. Так что, по-моему, все эти разговоры о планах Бергмана по большей части дело малореальное. Да-да, не надо мне говорить, я знаю, что такое Голливуд и цифровые спецэффекты. Все эти штуки, во-первых, дорогое удовольствие, а во-вторых, технически сложны. А самое главное, никогда не поверю, что цифровая свинья сможет повторить то, что выделывал в наше время Шестнадцатый.
Или Дяо Сяосань, или Любительница Бабочек, или те же «бешеные головобои» — разве можно отразить их в цифровом формате?
Мо Янь и теперь считает себя крестьянином. Но так и хочется написать в Международный олимпийский комитет, чтобы в программу Олимпийских игр включили соревнования по обработке земли мотыгой, пусть бы принял в них участие. На деле этот паршивец только пыль в глаза пускает, даже будь эта дисциплина добавлена, всё равно никакого места бы не занял. Больше всего земляков опасается, жулик. Французов, американцев, шанхайцев, пекинцев этот негодник одурачить сумеет, но земляков-то вокруг пальца не обведёшь. Мы что, не знаем всю подноготную о том, как он опаскудился, когда в деревне свиней выращивал? Я тогда хоть и свиньёй был, но смекал почти как человек. В тех особых условиях я всё же сподобился понять, что происходит в обществе, в деревне, и ещё больше раскусить Мо Яня.
Крестьянин из него всегда был ещё тот — сам в деревне, а мыслями в городе. Происхождения невысокого, но к богатству и почёту стремился; лицом не вышел, но красоток обхаживал; знаниями обладал поверхностными, но выдавал себя за человека учёного. И такой вот деятель умудрился пролезть в писатели — говорят, в Пекине пельмени каждый день трескает, а я, выдающийся хряк Симэнь… Эх, многое в мире не поддаётся доводам рассудка, и говорить об этом без пользы. Толковым свиноводом его тоже не назовёшь, и какое счастье, что этого паршивца не меня кормить назначили. А то, что кормила меня урождённая Бай, — это уж повезло так повезло. Мо Яню же сколько самых добрых свиней ни определи в уход, через месяц половина точно взбесится. Хорошо ещё, «головобои» прошли через многие страдания, иначе как бы они с ним выжили?
С другой стороны, на свиноферму Мо Янь пошёл работать, конечно, из самых добрых побуждений. Человек он по природе любопытный, но любит отлетать куда-то в своих мыслях. Поначалу он относился к «головобоям» без особой неприязни, считая, что они едят, но не набирают вес из-за того, что пища слишком недолго остаётся у них в кишечнике, и если задержать её там подольше, питательные вещества усвоятся. Такой подход вроде ухватывал суть вопроса, и он приступил к экспериментам. Проще всего вставить им в анус нечто вроде клапана, который может открывать и закрывать человек. Практически это, конечно, осуществить невозможно, и он обратился к поиску пищевых добавок. Бесспорно, среди средств китайской традиционной медицины и западных лекарств можно найти что-то для лечения диареи, но всё это очень дорого, да и связи нужно иметь. Для начала он стал подмешивать в корм растительную золу, что вызвало нескончаемую ругань его подопечных и безостановочные удары головой в стенку. Но Мо Янь оставался твёрд, и «головобоям» приходилось есть, что дают. Я даже как-то слышал, как он случит по ведру с кормом, приговаривая: «Ну, поешьте, зола полезна для глаз, и система пищеварения будет здоровой». После того как зола результата не дала, он попробовал добавлять в корм цемент. Это сработало, но чуть не стоило «головобоям» жизни. Они катались по земле от боли и вырвались из лап смерти, лишь сумев выдавить из себя похожий на камни навоз.
«Бешеные головобои» ненавидели Мо Яня лютой ненавистью, а он платил этим тварям, которых никакое лекарство не берёт, глубоким отвращением. В то время вы с Хэцзо уже отправились работать на фабрику, вот и его работа уже не устраивала. Вывалит ведро корма и обращается к уже беспрестанно кашляющим, жалобно похрюкивающим «головобоям»:
— Ну что, злые духи? Голодная забастовка? До смерти себя довести хотите? Вот и славно, давайте, давайте. Всё равно, свиньи из вас никакие, вас и назвать так язык не поворачивается, просто шайка контрреволюционеров, изводите только драгоценный корм народной коммуны!
Увы, на другой день «бешеные головобои» испустили дух. Их трупы усыпали большие, с медяк, алые пятна, глаза открыты, будто они отошли в вечной обиде.[211] Как уже упоминалось, в тот год в восьмом месяце беспрестанно лили дожди, висела духота и вились полчища мух и комаров. Поэтому когда на свиноферму прибыл ветеринарный инспектор с ветстанции коммуны — он переправился через вышедшую из берегов реку на плоту, — трупы уже раздулись и страшно воняли. В резиновых сапогах и дождевике, в прикрывающей рот маске инспектор глянул через забор загона и заявил:
— Острое рожистое воспаление, немедленно кремировать и захоронить!
Под его руководством работники свинофермы — не избежал этого, конечно, и Мо Янь — перетащили пятерых «бешеных головобоев» из загона в юго-восточный угол сада. Вырыли ров — стоило копнуть на полметра, как добрались до грунтовых вод, — побросали туда трупы, облили керосином и подожгли. Ветер в то время дул в основном с юго-востока, вонь с дымом окутали свиноферму, а потом и деревню. Эти болваны выбрали для кремации самое неподходящее место, и мне приходилось зарываться носом в грязь, чтобы не вдыхать этот самый жуткий в мире запах. Только потом я узнал, что в ночь накануне кремации с фермы убежал Дяо Сяосань. Он переплыл через канаву и скрылся в просторах полей на востоке. Так что тяжёлый ядовитый дух, накрывший свиноферму, его здоровью вреда не причинил.