— Я чистокровный араб, — только теперь шейх чуть повысил голос: — А прикрываюсь чалмой, которая обязывает меня быть сдержанным. На поясе моем кинжал, который служит для защиты чести моей. А язык мой родной — арабский, на котором говорят в раю, красноречие которого ты не объемлешь, путь себе в другую сторону ведешь.
— Ах ты, перс, собачий сын, — вскочил Мираншах, — ты смеешь мне угрожать?!
— Погоди! — выставил вперед руки шейх. — Как духовное лицо я тебе должен последнее объяснить. Персы — великий народ, и ты это подтвердил, нарекая себя Шахиншахом. Ну а я почитаю твоего отца и прошу, чтобы ты почитал и моих родителей, и не обзывал, не зная их, «собаками».
— Ты хочешь, чтобы я извинился?
— Я хочу сказать, что основой любого счастья является разум. И всяк, кто неразумен, не будет справедлив, — и место его в аду.
— Где чье место — не тебе решать! — грозно двинулся Мираншах на шейха. — И не тебе меня уму-разуму учить!
Если говорить образно, то тучи сгущались и это не только в надвигающемся хмуром правителе, более — в его неестественно широко раскрытых, налитых кровью глазах. И может быть, надо было бы уступить, отступить, и, наверное, абсолютное большинство так и поступило бы, да случай иной.
Шейх-уль-ислам не только не дрогнул, а даже несколько выпятил грудь и спокойным, хорошо поставленным в проповедях четким голосом:
— Гнев — это злой дух разума, его враг и беда.
— Ты снова о разуме? — Мираншах уже вплотную подошел, а тот продолжал:
— Я о гневе. Если гнев преобладает, то ты должен стремиться к милосердному обращению в делах и приучаться к щедрости и прощению. Когда это превратится в привычку, то ты станешь похожим на пророков и друзей Божьих, а если излияние гнева станет твоей нормой, то ты уподобишься животным и зверям.
— Ты смеешь меня оскорблять?! — зарычал Мираншах. — Ах ты, свинья, собачий сын, — резким, умелым движением он всадил с силой кинжал в гостя и, не без любопытства, сверху глядя в его искаженное от боли лицо, ухмыльнулся: — Ну, как там в раю? Небось на арабском тебя приветствуют?.. Что-то непохоже. Хе-хе.
Некоторые историки утверждают, мол, Мираншах на охоте упал с коня, ударился головой о камень, и с тех пор с ним случались припадки безумия и безмерной агрессии. Тем не менее логика многих его действий в значительной степени опровергает это предположение и подтверждает, что он был настоящий злодей, и свой интерес, пусть даже самый низменный, но для него желанный, всегда ценил, просчитывал и оберегал, и тому пример тот факт, что сразу же после убийства духовного лидера мусульман, предвидя возможные возмущения, даже бунты, он первым делом приказал вывести на улицы Тебриза свои войска и ввел временное ограничение перемещений.
Тут же, стоя над поверженным, Мираншах вызвал начальника личной охраны:
— Как прошел ко мне этот пес, с кинжалом на поясе?
— Потомка Пророка мы не смеем досматривать, — в три погибели согнувшись, виновато, тихо отвечал телохранитель.
— Повесить! — скорый суд. А чуть раньше появился Молла Несарт и в полный голос заявил:
— Настоящий шейх не может носить кинжал, его оружие — знание.
— А это что? — Мираншах сапогом ткнул в поясницу убитого.
— О, нет ничего достойнее для человека, чем Перо, — Молла осторожно отстегнул от окровавленного ремня инкрустированный серебром прибор. — Только Пером можно возвратить прошлое, запечатлеть настоящее, заглянуть в будущее.
— Ну и что там, в будущем, ждет нас? — сарказм в тоне правителя.
— То же самое, — кивком Несарт указал на поверженного.
— Хм, — небрежно ухмыльнулся Мираншах. — А ну, пошли, — скривив подбородок, он поманил старика за собой.
Рядом с тронным залом роскошная комната отдыха правителя, или кальянная. Здесь терпкий запах, легкая пелена дыма, для Мираншаха уже накаляют на спицах глинообразную ханку-дурь. С помощью тоненькой тростниковой трубки он, склонившись, несколько раз глубоко втянулся, потом отпил глоток красного вина и, развалившись на подушках дивана, не глядя на старика, по-царски молвил:
— Что ж ты меня так обозвал, шелудивый пес?
— Если это ко мне, — Молла демонстративно огляделся, — то меня достопочтенные родители нарекли Молла Несарт.
— Ха-ха-ха, — видимо, улучшилось настроение правителя. — Ты, наверное, хочешь вслед за тем мудрецом поскорее в рай попасть?
— Все в руках Всевышнего.
— Что? — вскочил Мираншах, схватил сморщенную иссохшую зашеину маленького старика, со злобой тряхнул. — Ты в моих руках! Понял? В моих!
Ничего старик не ответил, так и застыл в сгорбленной позе, а в померкших глаза лишь слеза блеснула.
— Ты почему меня по-персидски каким-то шахиншахом назвал? — сын Тимура вновь развалился на диване, трость во рту.
— Э-э, понимаешь, — сухость в голосе Моллы. — Даже степная собака в городе по-персидски лает, — и, перехватив реакцию правителя: — это тюркская поговорка, ты ее знаешь.
— М-да, — в глазах Мираншаха нет теперь места для гнева, в них расплывчатая пелена, полная расслабленность, так что и встать лень. — Ты дерзишь, надеясь на пайзцу отца?
Или забыл, как остр мой меч? Ведь того, — он вяло кивнул в сторону тронного зала, — всезнающее Перо не спасло.
— О, ты прав! — старик уверенно приблизился к дивану. — Твой великий предшественник Искандер[153] сказал: «Мир находится под двумя вещами: мечом и Пером. Но меч — под Пером».
— Дурак Искандер, — Мираншах вновь присосался к трости, и, выдыхая густой темный дым, разваливаясь на подушках: — А вот твое сравнение справедливо. Хоть теперь поумнел.
— Еще бы, — слащав тон старика. — Общение с тобой и этот аромат благовоний даже такие мозги, как мои, вправит.
— Вот только что, — правитель уже протяжно зевает, — ты мастер на всякие выдумки, придумай мне новый титул.
— А какой тебе нравится?
— Ну вот «Благословенный Аллахом», нет, лучше «Одаренный благоволением Всевышнего». Нет, длинно. Атак «Избранный Богом», — в полупьяной дреме он закатил под потолок глаза, вновь широко зевнул. — Нет, все это мне приелось. Давай что-нибудь новое, — у него сомкнулись глаза, и тогда Молла тихо выдал:
— Самый подходящий тебе титул «Пронеси господи!», злодей.
Слышал это Мираншах или нет — непонятно. Известно, что он стремился, чтобы все перед ним дрожали. Да теперь он вроде в дреме и Молла хотел было уйти, — один глаз правителя раскрылся:
— Деньги приготовь.
— Нету, — отвечает казначей.
— А шейх покушался. Охрана где? Деньги шейха сюда. Вечером, «Сказка Востока».
«Сказка Востока» — как игорный и публичный дом, как место отдыха, развлечений и просто светского времяпровождения богатых людей — манит к себе многих. И понятно, Мираншах — тиран, да это предприимчивых людей мало трогает, тем более пугает. Очень многие стремятся, даже мечтают познакомиться с правителем. Это не только индульгенция — это возможность что-то выгодно продать, что-то купить, возможность получить выгодный государственный заказ на строительство, поставку коней, оружия, рабов. Да мало чего еще дармового можно рядом с сильным мира сего заиметь? Да чего уж тут еще городить: власть всегда беспринципна, такие же люди вокруг нее, и никакой риск, даже вероятность попасть в ад их не страшит. Главное, в бедняках не остаться, не стать хуже других, никому не завидовать, а чтобы тебе. Словом, когда известно, что Мираншах будет в «Сказке Востока», там ажиотаж, и не всех, а кого охрана посчитает нужным, пропускают: это сливки общества. Вот это успех!
Сам бы Мираншах каждую ночь в «Сказке Востока» проводил. Да хоть и не особо он трудится, а есть государственные дела: то послы, то приемы, то вредная жена Хан-заде, то охота и проверка войск и, если честно, здоровья не хватает. Одно посещение — игра минимум сутки. А это — сверхнапряжение, потом кутеж, и он болен последующие дни.
Любой игорный дом, а тем более «Сказка Востока» — это целые состояния на кону. При Мираншахе в Тебризе — это по деньгам, бывает, и буквально, целые княжества, чуть ли не царства. И мало того, что сын Тимура деспот, после проигрыша ему не один человек покончил жизнь самоубийством, но и он не единожды банкрот.
Любимая игра — шахматы. Общепризнанно, он сильный шахматист, играет не хуже Тамерлана, но ему чаще проигрывает, видимо, давит харизма отца. В шахматах ему больше сопутствовал успех, и случалось так, что не было достойных соперников — просто боялись, и он то уменьшал ставки, или попросту переходил на другие игры, где многое зависело просто от удачи.
Видимо, весть о Мираншахе, как игроке, распространилась далеко. И вот появился индус, который раз за разом стал выигрывать у него. Мираншаху казалось, что это злой рок, ибо его отец в то время громил Индию, а индус у него за ночь, словно отыгрывается, отбирает десятки, а то и сотни тысяч золотых.
