— Два.
— С русским и матерным? — спросил Башмаков.
— С русским и матерным — четыре, — улыбнулся Костя. — Еще английский и китайский.
— Китайский?!
Из дальнейшего разговора выяснилось, что новое поколение умудряется сочленять учение с бизнесом, что Костя неплохо подрабатывает толмачом на переговорах с фирмами и переводит сложную техническую документацию.
— Кость, скажи что-нибудь по-китайски!
Но тут раздался звонок в дверь.
— Калька вернулась, — заволновался Анатолич. — Если прицепится, бутылка была одна. Одна!
Но это пришла Дашка. Она выскочила без ключей в магазин.
— Папец у вас?
— И папец у нас, и не папец у нас. Пойдем покажу тебе кое-кого! — ласково молвил Анатолич и повлек ее на кухню. Дашка была одета не по-банковски, а по-домашнему — в черные джинсы, кроссовки и футболку. Она даже не накрасилась. Под мышками от жары расплылись темные полукружья.
— Коська, ты?! — полувопросительно воскликнула Дашка. — Ты откуда?
— Из Питера.
Он встал и оказался почти на полголовы выше нее. Они стояли и смотрели друг на друга. Башмаков готов был поклясться, что в этот момент от этих двух молодых стройных тел отделились колеблющиеся прозрачные силуэты, сблизились и осторожно, словно незнакомые аквариумные рыбки, несколько раз коснулись друг друга.
— Ты отлично выглядишь! — произнес наконец Костя.
— Спасибо. Ты тоже…
— Ребята, ну что вы все не по-русски говорите! — возмутился Анатолич. — «Ты отлично выглядишь»! Тьфу!
— А как надо? — спросил Костя.
— По-русски?
— По-русски.
— Какая, Даша, ты сегодня красивая! Вот как по-русски!
— Какая, Даша, ты сегодня красивая!
Дашка покраснела и потупилась, чего Башмаков за ней давно не замечал.
— Даш, ты на дачу поедешь? — спросил он.
— Я завтра приеду. У меня теннис сегодня.
— Те-еннис, — покачал головой Анатолич.
— Только не надо говорить, что городки лучше, — засмеялась Дашка.
— Городки? Лучше! — твердо сказал бывший настоящий полковник.
— Даш, а ты возьми с собой Костю! — посоветовал Башмаков.
— Ко-остю?
И по тому, как насупился лейтенант, стало ясно: то давнее Дашкино пренебрежение, та отроческая обида не забылись. Дашка это тоже почувствовала и спохватилась:
— Кость, конечно, пойдем! Конечно! Посмотришь, как я у стенки стою. А потом куда-нибудь сходим!
— А можно, я тоже у стенки с тобой постою?
— Конечно, можно!
Через полчаса Дашка, одетая и причесанная так, словно собралась не на корт, а минимум на прием, увела Костю. Вскоре явилась Калерия и, как всегда, спокойно, но твердо прекратила несанкционированное дневное выпивание, забрав со стола ополовиненную бутылку «Залпа „Авроры“»:
— Ну и сколько было залпов?
— Один! — доложил Башмаков.
— Ско-олько?
— Полтора, — со вздохом признался Анатолич, не умевший врать жене.
Потом вернулась из школы Катя, собрала сумки, навьючила их на Башмакова, и они помчались на вокзал. Электричка была переполнена. Сдавленный со всех сторон, Олег Трудович потел, страдая от страшной духоты, впитавшей запахи жратвы, которую перли с собой дачники. К концу дороги Башмакову стало казаться, что его и без того худое тело умяли еще размера на два.
Зинаида Ивановна вместе с облезлым Маугли ожидала их у калитки. Она была свежа, бодра и сельскохозяйственно использовала каждую пядь своих шести соток, даже держала козью парочку Аллу и Филиппа. Зять с дочерью наведывались не часто, и теща заранее тщательно обдумывала фронт работ. Едва Башмаков отдышался после электрички, как получил почетное задание вычистить хлев.
— Картошечку завтра окучивать будем! — пообещала теща и отправилась на кухоньку варить вместе с Катей клубничное варенье.
Ужинали на зимней террасе, под большой фотографией, запечатлевшей живого, улыбающегося Петра Никифоровича в обнимку с Нашумевшим Поэтом. Дашка приехала на следующий день к обеду в сопровождении Кости. Он был одет не по форме, а в джинсы и майку. Лишь короткая стрижка и выправка выдавали в нем офицера. По тому, как они, дурашливо толкаясь, отпирали калитку, по тому, как шли по узкой дорожке к крыльцу, сплетя мизинцы, по тому, как дружно засмеялись, увидав Башмакова с тяпкой, стало ясно: за минувшие сутки случилось многое. Впрочем, Олег Трудович и в самом деле был смешон: семейные трусы в горошек, огромное сомбреро, подаренное еще покойному тестю композитором Тарикуэлловым, и тяпка в руках.
— Рабский труд на фазенде дона Пуэбло! — сказал Костя. Дашка заливисто засмеялась. Зинаида Ивановна, надсматривавшая за качеством производимых работ, недовольно оглянулась.
— Бабушка, это — Костя! — представила внучка. Лейтенант припал на колено и, к великому смущению Зинаиды Ивановны, почтительно поцеловал ее некогда холеную, городскую, а теперь совсем уже деревенскую руку. Потом парочка скрылась в доме и через несколько минут выскочила на солнышко в совершенно пляжном виде. Костя, поигрывая молодыми, трепетными, как ноздри рысака, мускулами, отобрал у Башмакова орудие труда. Дашка взяла грабельки, и они направились в конец участка, где длинные грядки картошки вздымались, словно зеленые морские волны с бело-розовой пеной цветения на гребнях. Работали весело, изредка озирая едва прикрытую наготу друг друга серьезными вспоминающими взглядами. Потом ушли купаться на пруд в сопровождении Маугли, полюбившего молодого лейтенанта с первого нюха. По возвращении Костя, благо в июле день долгий, навыполнял кучу заданий, которые едва успевала давать ему счастливая Зинаида Ивановна.
— Смотри, Тунеядыч, какие мужья бывают! — вздохнула Катя.
— А Костя еще ничей не муж, — сообщила Дашка. — Вот возьму и выйду за него!
— После суточного знакомства? — Катя усмехнулась.
— Здра-асте! Мы с ним знакомы с детства! — Дашка высунулась по пояс в окно. — Ко-ость, сколько мы с тобой знакомы?
— Тринадцать лет, десять месяцев и двадцать шесть дней! — крикнул он.
— Вот, у Кости все посчитано.
Ужин прошел за рассказами о том, что случилось в теннисном клубе. А случилось вот что. Дашка, как всегда, встала у стенки вместе с длинной Валей и начала отрабатывать удары. Тренер, злой как собака, не обращал на них никакого внимания. Он надел новый теннисный костюм, высветлил и уложил волосы, а чертова Вета позвонила и сообщила, что на тренировку приехать не сможет… Костя поначалу просто наблюдал за Дашкой, а потом взял ракетку и стал показывать, как правильно стоять у стенки.
— Почему на корте посторонние?! — заорал тренер.
— Это со мной! — ответила Дашка.
— У нас вход платный!
— Сколько? — спросил Костя.
— Десять долларов.
И тут на глазах изумленной Дашки Костя достал десять баксов, протянул тренеру и спросил:
— А сколько стоит с вами покидать?
— Двадцать долларов в час!
Дашка попыталась увести Костю, но не тут-то было. Он заплатил за два часа, взял у Дашки ракетку, вышел на корт и в конце концов обыграл тренера, который от ярости расколотил ракетку об пол…
— Я же не знала, что Коська был чемпионом училища! — захлебывалась от восторга Дашка. — А какая у тренера была прическа в конце! Кость, покажи!
Лейтенант взлохматил свою короткую стрижку и скроил совершенно идиотскую гримасу:
— Дураков надо учить!
Все засмеялись, а Зинаида Ивановна даже схватилась за сердце.
Вечером Костя и Дашка ушли гулять в поселок. Башмаков проводил их до калитки. Теплая июльская темень пахла медом. Освещенная решетчатая веранда, где Зинаида Ивановна и Катя накрывали стол к вечернему чаю, отсюда, из ночного сада, напоминала огромный фонарь, где поселились гномы. Олег Трудович подумал вдруг о том, что если бы человеку (человеку, а не заводной мыши!) после смерти предлагался на выбор любой способ вечностьпрепро-вождения, он, Башмаков, выбрал бы, наверное, вот этот: стоять в ночном саду на тропинке, ведущей к дому, вдыхать всей грудью медовую темень и смотреть, как на освещенной веранде накрывают стол к вечернему чаю…
Молодежь вернулась. Дашка восторженно рассказывала про то, как возле пожарного пруда к ним привязался известный дачный хулиган, обхамивший ее давеча по пути на станцию. Костя надавал ему по шее и скинул в воду к пиявкам.
— У них, оказывается, в училище и у-шу преподают! — благоговейно сообщил а Дашка.
— Дураков надо учить! — потирая ушибленный локоть, скромно улыбнулся героический лейтенант.
Всеобщее ликование не разделила лишь Зинаида Ивановна, пробормотав, что хулиганье за такие вещи и дачу спалить может.
— Костя, — спросила Катя, — вас, случайно, не на секретного агента готовили?
— В известной степени. Но пока это никому не нужно.
— А может, и правильно? — предположил Башмаков. — Человечество вступило в эру вечного мира.
