— Кофе будете?
— Нет, спасибо.
— Напрасно. — Дугин насыпал кофе из банки в стакан. — Чашка мытая, и кофе у нас — «Нескафе». Значит, что я могу вам сказать? Если честно, вот карта, на ней флажки — это откуда людей похитили, увезли в заложники. Девочку — из Саратова, двух мальчиков — из Волгограда, мальчика и двух девочек — из Астрахани, еще мальчика — из Москвы. Это по детям, мы ими занимаемся в первую очередь, это у министра на контроле. А по взрослым — только в этом году почти шестьсот эпизодов. Можно я посмотрю письмо?
Алена подала ему письмо, он рассмотрел штемпели на конверте, поддел ногтем марку.
Алена в сомнении следила за его действиями.
— Штемпель из Шали, — сказал Дугин, — но письмо написано в Ножай-Юрте, эти марки есть только там, на почте.
Дугин достал из конверта газету и письмо.
Алена, осмотревшись, сказала разочарованно:
— И что? Вы тут занимаетесь вызволением заложников?
— Мы, — подтвердил Дугин, рассматривая письмо с требованием о выкупе.
— А как?
Отложив письмо, Дугин развернул «Знамя труда», стал читать статью об Алене.
Алена нервно повторила:
— Вы тут сидите, и что? Как вы их освобождаете?
Но Дугин, не отвечая, продолжал читать.
— Там все неправда, — сказала Алена. — У меня нет таких денег.
Дугин крякнул.
— М-да… Но им вы это уже не докажете. — Он отпил кофе из граненого стакана. — Значит, так, девушка. Вы правильно сделали, что пришли к нам. Теперь вам придется какое-то время ждать, потому что сейчас они вас просто прессуют психологически, как и всех родственников заложников. Тут ничего не поделаешь — в Чечне война, и девочка за линией фронта, нам туда не достать. Придется набраться терпения и ждать следующего сообщения от похитителей. Думаю, оно будет через неделю. Они выйдут на связь обязательно. Тогда мы начнем переговоры.
— Какие переговоры? — возмутилась Алена. — О чем? Это бандиты! Эту Чечню вообще надо всю уничтожить!
— Там есть разные люди… — заметил Дугин. — Знаете что, Алена? Мой вам совет: идите домой и напишите нам заявление на имя министра. Мол, так и так, моя сестра похищена из деревни, у нас многодетная семья, отец — бывший репрессированный диссидент, боролся за идеалы новой России. Честно вам скажу: у нас это первый случай, чтобы ребенка из деревни похитили.
— И что министр? — с сарказмом усмехнулась Алена. — В Чечню полетит?
— Я за министра не могу сказать, что он сделает. Но хуже не будет.
Алена, поколебавшись, сказала:
— Ладно, дайте мне лист бумаги, я тут напишу.
— Знаете, — смутился Дугин, — с бумагой у нас небольшие проблемы. У нас сейчас бумаги нет. Вы же видите — мы только переехали…
Алена встала, решительно забрала письмо и газету.
— До свидания!
— А вот это вы зря, — сказал Дугин. — Имейте в виду: похитители — профессионалы, и работать с ними должны тоже профессионалы. Иначе…
Алена не выдержала, сорвалась:
— Это вы тут профессионалы? — Она показала на пустые стены. — Здесь? Да вы… вы… У России детей воруют! У страны — понимаете? А вы тут кофе пьете! «Профессионалы»! — И, хлопнув дверью, ушла.
Такси летело по Калужскому шоссе. Алена, сидя на заднем сиденье, глотала слезы и смотрела на счетчик.
— А быстрей можно?
— А куда быстрей-то? — сказал водитель. — Пожар, что ли?
Алена промолчала. В Фонде поддержки воздушных путешествий ей сказали, что председатель уехал на дачу, и Алена высчитала, что сегодня как раз тот день, когда он должен был приехать на Медвежьи озера за ней и Красавчиком.
— Сейчас налево…
Машина с асфальтированной дороги перешла на грунтовую, потом на проселочную.
— Здесь! Остановите.
— Но тут ничего нет, — удивился водитель.
— Ничего, я дойду, у меня денег в обрез.
Он остановился. Алена выгребла из сумочки все, что было, — точь-в-точь по счетчику. Вышла из машины, посмотрела, как водитель развернулся и уехал, потом прошла вперед метров сто и свернула на почти неприметную лесную дорогу к озеру. По этой дороге — бегом до дачного забора с воротами, застучала кулаками в калитку. Но за калиткой была полная тишина, и она закричала:
— Эй! Это я, Алена! Открывайте!
После этого в калитке открылась прорезь глазка, голос председателя фонда сказал:
— Не ори. Ты одна?
— Одна, одна! Господи, слава Богу, я вас застала!
Действительно, она поймала их буквально на выезде — во дворе Красавчик, одетый по-дорожному, уже сидел в «мерседесе» председателя.
Алена подбежала к нему, он изнутри открыл ей дверцу машины.
— Молодец! Успела. Садись.
— Я никуда не еду. У меня чечены сестру украли. Мне нужно полмиллиона, — выпалила Алена.
— Сколько?!
— Ты слышал. Пожалуйста! Она в Чечне, в Ножай-Юрте! Они там с ней не знаю что сделают! Я тебя умоляю! Я же тебя сколько раз спасала!
— Да у меня вообще нет денег. Ты же знаешь, я все отдал за «окно» и документы.
Алена повернулась к председателю фонда и, не теряя времени, бросилась перед ним на колени.
— Пожалуйста!!!
— Извини, — сказал он, идя к воротам. — Но такая сумма…
Алена на коленях пошла за ним.
— Я отдам! С процентами! Я обещаю!
Председатель открыл ворота и усмехнулся:
— Откуда?
И пошел назад к «мерседесу».
Но Алена, рыдая, не отставала:
— Я вас прошу… Я отдам…
Он сел за руль и сказал насмешливо:
— Ты уже отдала — все, что могла.
Завел машину, и они уехали. Просто уехали, и все.
Алена с коленей села на землю и, рыдая, закричала им вслед:
— Сволочи!.. Сволочи…
Но Красавчик даже не оглянулся.
Алена подняла голову к небу:
— Боже! Помоги мне!..
Конечно, она поехала к брату. Стас сказал:
— Я думал над этим. Так не бывает, чтобы чеченцы прочитали тверскую газету и поехали в какие-то Долгие Крики искать, кого им украсть из твоей семьи. Тут работал наводчик.
— Но цыгане отпадают, — сказала Алена. — Этот Руслан, цыганенок, ее защищал, он с сотрясением мозга до сих пор в больнице.
— Ну, у тебя и без цыган «друзей» много. Ты губернатору избирательную кампанию сорвала? Сорвала, он коммунисту проиграл. У всех наших девок корону «Мисс Тверь» отняла? Отняла. И нашим браткам из бригады Серого твой Андрей на хвост наступал.
— Я тебе сестра?
— Сестра.
— И Настя тебе сестра, она тоже Бочкарева.
— Ну, это как посмотреть. Твоя мать ее Бочкаревой записала, а наш отец в то время уже три года как сидел.
— Она к нему в лагерь ездила.
— Врешь.
— Вру. Не важно. Это моя сестра. Я за ради нее не только совру. И за тебя, кстати, тоже.
— Ладно, — сказал Стас. — Сколько они хотят?
— Пятьсот штук.
— Значит, возьмут половину. Ну, считай, полсотни я тебе дам, по-братски. Ты можешь двести достать?
— Нет. Откуда?
— Но ты все-таки замужем была в Монако. И вообще, у тебя такая крыша…
— Это все кончилось, Стас! — сказала Алена с мукой. — Они все сволочи, все!
— Ну, не знаю, сеструха… — Он развел руками. — Полсотни я могу. А выше — извини. Выше крыши не прыгнешь. Отец ведь тоже на моем иждивении. Он, кстати, знаешь что отчудил? Ты его видела?
— Нет. Что он отчудил?
— В жизни не угадаешь! На малолетке женился! Ну, не женился еще, но живет с ней открыто…
Алена оторопела:
— Как это? Ты что?
— А так. Ему пятьдесят четыре, а ей шестнадцать. Из Хорёнок девка, младше тебя. Но знаешь, как его держит? — Стас сжал свой пудовый кулак. — Вот так! Он уже не колется, не курит, даже пиво не пьет. Шелковый! И в чем у вас такая сила?
Раньше ни Алена, ни мать никакие новости по телику не смотрели, поскольку в деревне все, кроме Марксена и Жукова, «в гробу видели эту политику». Но теперь они с утра до ночи переключали телевизор с канала на канал в поисках новостей из Чечни. Хотя хроника чеченской войны была угнетающей — на экране то и дело показывали разбитый бомбежками Грозный, руины домов в Шали, Урус-Мартане и в других деревнях, очень похожих на Долгие Крики. Мать, сцепив руки, напряженно вглядывалась в экран, словно там, за этими танками, ранеными солдатами и разрушенными домами, могла углядеть свою Настю.
Алена, конечно, знала, что Настю не покажут, но вместе с матерью и Жуковым слушала фронтовые сводки и генералов в камуфляже, которые постоянно вещали об очередном наступлении федеральных войск и обещали, что скоро все боевики будут истреблены. Но день шел за днем, боевиков запирали и уничтожали то в одном ущелье, то в другом, а они каким-то образом снова плодились, нападали на наших солдат, взрывали все, что хотели, и похищали офицеров и даже генералов.
Мать от этих сводок посерела лицом, похудела и стала хромать еще больше. А Жуков только шумно вздыхал и выходил из избы покурить. Поскольку Насти, главной поставщицы информации, не было, Алена лишь обиняками выведала у матери, что произошло тут в ее отсутствие. Когда отец поселился в Хорёнках, Роману тут же была дана отставка, мать, по-видимому, надеялась, что отец к ней вернется. А он «вон чего отчебучил, козел диссидентский, — с малолеткой живет! Это ж позор на всю область!».
