– Он кое-что заметил.
– Где? Что именно?
– В озере. Он видел там мертвую женщину. Ее тело было опутано ветками и водорослями.
– Он к ней подходил?
– Немного приблизился, чтобы убедиться, что она мертва.
Я стоял и смазывал волосы бальзамом с плацентой, чтобы не полысеть подобно большинству наших соседей.
– А это не могла быть какая-нибудь кукла?
– Ах, если бы это было только шуткой!
Я вдруг подумал о том, что именно я мог бы обнаружить женщину, и о том, какое это произвело бы на меня впечатление.
– Обычно в таких случаях сообщают в полицию.
– Конечно, бедняга выходит из дома, чтобы немного пробежаться, и первое, что с ним происходит, он встречается с тем, с чем встречаться бы не хотел. И второе, теперь вместо того, чтобы идти в гимнастический зал и провести занятия с вечерней сменой, он идет в полицию. Полиция приказывает ему сопровождать их к озеру. Им предстоит вытащить тело, на что уйдет много времени. Он не ужинает. Потом его ведут в полицейский участок, где он должен будет сделать заявление. Он изнурен. Полицейские не хотят его отпускать, ведь он единственный, кого можно допросить, единственный, кого можно схватить. Его заставляют повторять по несколько раз одну и ту же историю. А он, нервничая, может запутаться, потому что он и мне самой уже рассказал два варианта, слегка отличающиеся один от другого. Думаю, теперь им покажется подозрительным, что он почти целый час ничего им не сообщал. Положение ухудшается с каждой минутой, и я виновата в том, что посоветовала ему подождать.
– Ему не следовало впутывать тебя в это дело. Он не должен был звонить тебе. Папа никогда тебе не звонил в подобных случаях.
– Оставь в покое папу.
В самом деле, папа был так далек от озера, что мог вовсе не помнить, что таковое вообще существует. Он не имел никакого отношения ни к озеру, ни к мертвой женщине, ни к нам, озабоченным тем, что происходило.
– В любом случае, я думаю, он был не первым, кто ее увидел, – проговорила мать. – Любой разумный человек, увидев подобное, тут же исчезает, поскольку помочь мертвой женщине уже ничем не может, а сам таким образом избегает всяческих осложнений. Конечно, раз полицейские никогда не покидают своих кабинетов, они ничего и не знают.
Мы с моим другом Эдуардо попадали в похожую ситуацию, когда нам очень нравилось, точнее, Эду нравилось, ездить туда на велосипедах. Нам было по одиннадцать лет, и когда мы крутили педали, было заметно, что он очень много думал. Я вообще ни о чем не думал. У меня раздувались ноздри, и, наверное, то же самое происходило с сердцем и легкими. Я вдыхал огромные порции кислорода. И мое внимание привлекали только небо, птички, жнивье да зайцы, которые перебегали дорогу, настороженно поводя ушами. То же самое происходило со мной и в кафетерии «Ипер». Я сосредотачивал внимание на постоянных клиентах. Я знал, как держит бокал каждый из них и как они, стоя у бара, рассматривают его содержимое, излучающее матовый свет. Возможно, мир поделен на тех, кто все время думает, и тех, кто этого не делает. Возможно, те, кто неустанно думает, не могут не упорствовать в вынашивании одной какой-то идеи, потому что не могут дать мозгам покоя, как это делал я, просто окидывая взглядом панораму, бежавшую перед колесом и рулем моего велосипеда. Я постоянно обгонял Эду, не желая этого, и то и дело ожидал, когда он поравняется со мной и мы сможем подъехать к озеру вместе.
Это случилось в самом начале лета, когда еще можно было позволить себе езду на велосипеде лишь рано утром или поздно вечером.[2] На Эду были платок, который спускался от кепи к плечам, рубашка с длинными рукавами и брюки из хлопчатобумажной ткани. Когда его спрашивали, не жарко ли ему в такой одежде, он всегда возмущался. Я-то знал, что он не выносил собственные причуды и что угодно отдал бы за то, чтобы подставить тело под струю прохладного ветерка. Мы добирались на место раза в два дольше, чем это делал я, когда ездил один. Но в конце концов мы достигли цели своего путешествия и остановились перед внушающей тревожное чувство темно-зеленой растительностью, свидетельствовавшей о близости озера. По мере нашего приближения эта растительность вокруг воды становилась все гуще, и тому, кому вздумалось бы дойти до воды, пришлось бы раздвигать ногами эти заросли с твердыми листьями, которые, казалось, питаются одной гнилой водой и ядовитым светом.
Эду пошел первым и остановился, тайком поглядывая на меня, ожидая, когда я подойду. И надеялся при этом удивить и испугать меня. Ждал, чтобы я что-нибудь сказал.
– Что там такое? – спросил я.
Сумерки открыли перед нами на воде хорошо заметные дорожки, освещенные тропинки.
– Это отвратительно! – сказал я.
Эду взял палку и подвинул к нам большое белое крыло.
– О Боже! Эду, пойдем отсюда.
– Подожди! Ты что, не хочешь узнать, что сейчас перед тобой? Всегда лучше держать в уме ясный образ того, что видишь, какой бы неприятной ни оказалась эта странная и непонятная вещь, которая от этого станет в конечном счете еще более неприятной. Не отворачивайся и смотри на то, что у тебя перед глазами, потому что тот факт, что ты этого не увидишь, не означает, что это исчезнет.
Эду с самого детства обладал способностью выражать свои мысли, как психиатр, возможно, потому, что его родители каждый раз в таком случае начинали водить его к психологу. Все началось с того, что он, будучи еще школьником, заявил своим родителям, что он сверходаренный, и что поэтому ему было скучно на занятиях, и что ничего нового он не узнавал, отчего этот феномен следовало считать некой аномалией. Свалившаяся на голову Ветеринара новость крайне удивила его, и в течение последующих нескольких дней он только и делал, что сообщал хозяевам своих клиентов о возникшей проблеме: «Мой сын сверходаренный». Ветеринарша со своей стороны стала появляться на людях чаще, чем обычно, ходила с гордо поднятой головой, потому что именно ей принадлежал живот, из которого вышел сверходаренный ребенок. Как говорила моя мать, которая встречалась с ней в Ипере и в Соко-Минерве, люди не знали, поздравлять ли ее по этому случаю или выражать сочувствие. Мне кажется, моей матери было очень неприятно, что сверходаренный ребенок родился именно у этой тщедушной женщины с претензиями, которая питалась одними макаронами. По-видимому, она сожалела, что сверходаренным родился не я. Быть сверходаренным, однако, не так просто, потому что все хотят убедиться в том, что это не обман. Каждый, кто общался с Эду, проводил воображаемую линию между своим, нормальным, разумом и его – поразительным. Если у тебя хороший слух, то у Эду он должен быть еще лучше. Если ты хорошо рисуешь, то Эду должен делать это еще лучше. Он должен был запоминать текст с одного взгляда на страницу, не прибегая к зубрежке. Да я и сам его постоянно проверял, заставляя решать заданные мне задачи по математике чуть ли не с хронометром в руке. Дело кончалось тем, что он с болью слушал, как все ему говорили: «Я так тоже умею».
Ветеринарша настаивала, чтобы он не отвлекался на пустяки. Ей хотелось, чтобы выдающееся дарование ее сына материализовалось в чем-то таком, что можно продемонстрировать. Например, считать с головокружительной быстротой или стать пианистом-виртуозом.
– Почему бы тебе не научиться играть на пианино? Ведь тебе ничего не стоит. А дело это перспективное, – говорила она ему время от времени.
Так что Эду все чаще и чаще приходилось отбиваться буквально ото всех, отчего он становился все более язвительным, склонным даже к жестокости. В школе его родителям говорили, что дети такого типа, как правило, с трудом адаптируются к своему окружению лишь потому, что их интеллект функционирует быстрее, чем у других, и они являются единственными жертвами этого несчастья.
Возьмем, к примеру, двое часов, говорили родителям, – одни показывают время в нормальном ритме, к которому мы привыкли, а другие, вторые, в другом. Так вот, они никогда не покажут один и тот же час, они никогда не будут находиться в одном и том же времени. Понимаете? Иногда требуется небольшая помощь. И началась одиссея Эду по психологам и психиатрам. Все то время, пока я играл в футбол, а мой ум тупел, он проводил в беседах с людьми, которые рассуждают о снах, о символах, о сосредоточенности и о потере надежд. Он доверительно сообщил мне, что некоторые из них развлекают его куда больше, чем мы. Так что, когда он умолял меня сыграть с ним в настольный футбол, единственное его увлечение, соответствовавшее возрасту и неизменное, я советовал ему позвать себе в партнеры кого-нибудь в белом халате.
Он подтащил крыло к траве, росшей на берегу, а вслед за крылом на поверхности появилась и та самая огромная птица.
– Посмотри, посмотри на нее хорошенько, потому что потом тебе, возможно, придется описать ее.
Я смотрел на птицу, пока мог. Поверхность воды была покрыта мертвыми птицами вроде этой, а также птицами меньшего размера черного цвета. Были там и более крупные птицы, размером с орла. От озера шел неприятный запах мокрых перьев.
