— Держи, старуха, — говорит Хойзерша, — прополощи хотя бы горло.
— Отличный у тебя кофе.
— Мой Вилли готовил. Перед уходом к конвейеру.
— Вот это мужчина, — говорит Герта.
Она уже стянула повязку с волос. В перерыве она всегда распускает волосы. Столы в обеденном помещении стоят очень плотно. Здесь кое-как устраиваются около ста пятидесяти человек.
Светлые рабочие цеха. Высокие достижения в социальной сфере. Два больших окна. Вешалка для верхней одежды. Два автомата с кока-колой. Раковина с колонкой для горячей воды. В дальнем углу помещения расположились мужчины. На переднем плане — женщины. Женщин больше, чем мужчин. Наша бригада всегда сидит посередке. Стол вплотную примыкает к «мужскому» столу. Герте это нравится. Она стягивает повязку с волос. Взбивает пятерней пышные черные космы. Аккуратно поправляет пряди, обрамляющие лицо. Герта сидит спиной к мужчинам. С соседнего столика видны лишь ее роскошные волосы. На мгновение Герта снова протягивает руку к волосам. Рукав халатика соскальзывает вниз. Голову она слегка откидывает назад. Потом снова кладет руку на стол. Начинает чистить апельсин, подцепляет ногтями кожуру и аккуратно отдирает по частям. Затем методично счищает тонкую белую кожицу, разделяет апельсин на дольки и кончиками пальцев кладет дольку за долькой на язык. Стиснув губы, жует так, что подбородок ходит ходуном.
— Вот это мужчина, — говорит она.
— Да, такого поискать надо, — отвечает Хойзерша.
— Ну и влипнешь, коли начнешь искать, — замечает соседка Хойзерши. — Цельный день вкалывают они у конвейера, вечером сжирают в один присест весь холодильник, потом сидят, уставившись в телевизор, пока не приходит время спать. Или я не права, Хойзерша?
— Ну не так уж все плохо, старуха, — отвечает та. — Выпей еще глоток кофейку моего Вилли. Кофе, на это он мастер.
— А пока они еще в силе и не засыпают сразу, как убитые, они делают тебе после телепрограммы пару детишек, чтоб ты потом голову ломала всю жизнь, как свести концы с концами. Или я не права, а, Хойзерша?
Та прищуривает глаза.
— Вот мой Вилли… — начинает она.
— Помолчи лучше, — перебивает Герта, дожевывая последнюю дольку апельсина. — Тебе ведь первого ребеночка сделали в семнадцать лет. А сейчас ты вот-вот станешь бабушкой.
Герта смеется. Смеется и соседка Хойзерши. Хойзерша щурится.
— А ты попробуй-ка найди такого, — парирует она, — чтоб тебе еще и кофе отличный сварил, прежде чем отправиться к конвейеру, попробуй-ка найди.
Хойзерша немилосердно щурит глаза и выдвигает вперед круглый подбородок. Остатки кофе она вытряхивает из термоса в пластмассовый стаканчик некогда белого цвета. Но теперь изрядно почерневший.
— К тому же, — добавляет соседка Хойзерши, — на четверых детей все равно не хватает того, что он зарабатывает у конвейера. Как ни крути, а концы с концами не сходятся. И тут приходим на помощь мы. Или я не права, Хойзерша?
Та молчит. Из разноцветной бумажной салфетки она как раз извлекает бутерброд. Кусок ветчины между ломтями серого хлеба. И начинает усиленно жевать.
Новенькая сидит в самом конце стола. Оттуда хорошо видно, что происходит у мужчин. Но новенькая туда не смотрит, она спит. Положив голову на руки. Волосы слиплись и прядями спадают на лицо. Вся голова в слипшихся потных прядях. Грудь слегка вздымается при вдохе. Голова маленькая, зато тело крупное, массивное. Мужчины на нее не смотрят. Рядом скомканная бумага, в которую был завернут ее завтрак. В бумаге шкурка от банана. Вся в темных пятнах.
— Подъем! — командует Герта.
Вместе со стулом она отодвигается от стола. Встает. Туго затягивает пояс на талии. Обеими руками поправляет волосы. Кончиками пальцев аккуратно проверяет пробор, повязывает ленту, туго стягивая ее на затылке. Убранные назад волосы рассыпаются по плечам. Потом небрежно засовывает руки в карманы халатика, пришитые спереди на животе, прямо между двумя огромными желтыми цветами. Только теперь Герта позволяет себе бросить взгляд на «мужской» стол. Но ни один из сидящих не глядит в ее сторону.
Хойзерша сидела, вытянув под столом свои длинные ноги. Теперь она опирается одной рукой о столешницу, встает. Она крупного сложения. Крепкие бедра, широкая грудная клетка. А бюст маленький. Когда на нее смотрят, Хойзерша всегда щурится. И начинает поправлять уложенные «химией» волосы.
Хойзерша склоняется к новенькой. Теребит за плечо. Легонько трясет. Та мгновенно просыпается. Только что спала, и вот уже на ногах. Ни слова не говоря. Лицо у нее узкое, вытянутое. Нос, рот, брови словно налезают друг на друга. Сна уже ни в одном глазу. Она взбодрилась. К двери против автоматов с кока-колой она направляется тем же шагом, каким шла и в начале перерыва. Переходный период ей не нужен. И точно теми же движениями, что и прежде, она начинает укладывать кукол в коробки.
Соседка Хойзерши наклеивает этикетки и проверяет, хорошо ли завязана бечевка. У нее тучное, расплывшееся тело. Ноги тоже ее не молодят. Их и двумя ладонями не обхватить. Эта женщина самая старая в бригаде. На ней темно-синий халат с мелким неброским узором. Соответственно возрасту.
Вас ждет прекрасное рабочее место…
Мюллерша, та, что за третьим столом, тяжело пыхтит. Никак не может отдышаться. Одной рукой она вытягивает бечевку, другой обматывает ею коробку со всех сторон. Продергивает конец в петельку. Туго затягивает.
— Доработаюсь я когда-нибудь здесь до ручки, — замечает Мюллерша, снова продергивая бечевку в петлю. Потом туго затягивает. Отправляет коробку дальше. Тянется за следующей.
— Ну и как все-таки твое приобретение? — спрашивает Гертруда.
— На закате дней я бы тоже хотела вот так пожить, с телевизором и вообще, — замечает Штефи.
Она иммигрантка. Вся какая-то грубоватая, тяжеловесная. До сих пор не приспособилась.
— Я тоже куплю себе телевизор, — говорит Гертруда. — В конце лета.
— Только не воображайте, будто там у нас вообще не знают, что это такое, — бросает Штефи.
Она контролирует каждое свое движение. Все движения у нее точны.
— Да оставьте вы наконец Мюллершу в покое, — встревает ее соседка. — Пусть радуется уже тому, что вообще выдерживает наш темп.
Двое других украдкой хихикают. Просто так, в пространство. Соседка Мюллерши берет из банки с клеем кисточку. Наносит клей на обратную сторону этикетки. Аккуратно держит пальцами за края. Прикладывает к коробке. Разглаживает. Ни секунды без движения.
…которое вы сможете оборудовать по собственному вкусу.
Герта считает. Соотносит время с количеством упакованных коробок. Делает полшага влево. Подтягивает коробку к себе. Новенькая к ней коробку не пододвигает. Крышку на коробку Герта начинает надевать снизу. Над лаковыми туфельками с белыми носочками блестят пластмассовые коленки. Уж очень блестят. Выше начинается платьице. Уж очень красное. Герта хватает крышку за крышкой. Плотно надевает на коробки. Посылает коробки дальше. Хойзерша закашлялась. Рот рукой она при этом не прикрывает. Руки у нее заняты. Одной рукой она вытягивает бечевку, другой обматывает ею коробку со всех сторон. Продергивает конец в петельку, туго затягивает.
— Эта пылища меня угробит, — говорит она, снова продевает конец в петельку, туго затягивает, посылает коробку дальше. Тянется за следующей.
— Работа легкая и неутомительная, — говорит Герта, — чего тебе еще нужно? — Свободной рукой она поправляет на кукле задравшуюся красную юбку. — Неужели сегодня вообще никто не придет нас проверять?
— А у моего Вилли они снова подняли нормы, — сообщает Хойзерша.
— Неужели все-таки Мунк заменит Денчи? — вопрошает Герта, делая полшага влево. — Вот это настоящий мужчина, — говорит она, ухватывая новую коробку.
— Пока ты не влипла по-настоящему, девушка, — замечает соседка Хойзерши, нашлепывая этикетку, — имей в виду, он тебя недрогнувшей рукой вышвырнет. Я бы на твоем месте радовалась, что вообще пока здесь, с твоей-то репутацией. Лучше не задевай его, да еще с ходу. Я знаю, что говорю, можешь мне поверить.
— К тому же, замечает Хойзерша, — для контроля еще слишком рано. Вечно взбаламутишь всех.
Она берет у Герты закрытую крышкой коробку. Та оставила ее стоять на месте.
Новенькая все время молчит. Сосредоточенно следит за движениями своих рук. Движения у нее точные.
— Вот это мужчина, — говорит Герта. — Не то что мужлан с тяжелыми лапищами, всю жизнь стоящий у конвейера. Мужчина с холеными руками. Настоящий мужчина.
Ни секунды без движения. Гертруда надевает на коробки крышку за крышкой. Две крышки в минуту. Коробка каждые тридцать секунд. Крышку она берет из стопки, аккуратно надевает на коробку, прижимает. Те двое стояли возле стойки портье. Мужчина и женщина, и лица их почти соприкасались. Потом мужчина сказал: «На раковине у вас грязь слоями. И окна настежь. При такой-то погоде». И тут подошла Хамбергерша.
