Он мог бы выпить прохладительного и перекусить в столовой на площади Джона Вустера, но в этот вечер ему предстояло допоздна, а может быть, и всю ночь на пару с майором допрашивать этого профсоюзного деятеля, и, как всегда в таких случаях, захотелось сменить обстановку. И он направился вниз по улице в китайский ресторан.
Названия у ресторана не было, а попадали туда через старый магазинчик. В ресторане всегда аппетитно пахло жареным и работал телевизор с полным набором каналов. Китаец и его жена двигались тихо и незаметно. Днем, когда у телестудий был перерыв, включали маленький приемник, и из него лились потоки рекламы на головы тех, с чьих лиц годы и заботы начисто стерли всякое выражение, так что они стали походить на обмылки. Эти завсегдатаи ресторана принадлежали к наднациональной гильдии торговцев, которые подгоняют свои повозки и фургоны с супом и спиртным поближе к месту происшествия, будь то разбомбленный город, лагерь для беженцев или стертый с лица земли поселок. Им было все равно кого кормить – пострадавших или захватчиков. Лишь бы вносили плату – и, надо сказать, весьма умеренную.
К счастью, всегда находятся люди, отказывающиеся лезть в чужие дела, готовые подать кофе или шнапс людям в сапогах, зашедшим выпить и перекусить после трудного дежурства. Видимо, китаец и его жена чувствовали себя в безопасности под опекой Площади Джона Вустера, где случалось то, о чем они предпочитали не знать; а может, их и пугало подобное соседство – тогда тем более лучше ничего не знать.
Хозяева ресторана не придавали, подобно другим, большого значения национальной символике типа панбархатных драконов или бубенчиков за окном. зато на широкой полке у стены стоял цветной телевизор. Там поставили стулья для зрителей – главным образом полицейских. Им разрешалось не заказывать обед или ужин – какой-нибудь пакетик чипсов и стакан прохладительного напитка давали право на просмотр. Хотя им не разрешалось во время кратковременного отдыха распивать спиртные напитки, а у хозяев не было лицензии на продажу, желающие всегда могли получить от молчаливого китайца бутылочку пива. Молодые полицейские, сыплющие шутками и комментариями к происходящему на экране, создавали уютный анклав; и другие посетители отогревались душой в приятной дружеской атмосфере. Сюда часто приходили с детьми, бабушками и дедушками на недорогой семейный ужин. Дети, переполненные восторгом и страхом от встречи с полицейскими, уплетали куриные ножки и пялились на блюстителей закона.
Сержант Чепмен узнал на пятачке перед телевизором знакомых ребят и подсел к ним. Из-за жары они поснимали и побросали под стулья форменные фуражки с кокардой. Шел какой-то старый фильм – экранизация французского романа, с кринолинами и пудреными париками, – дублированный на африкаанс. Фильм закончился дракой; засверкали шпаги…
– Смотрите, смотрите!..
– Да они не по-настоящему дерутся. Это же актеры. Вернее, даже дублеры.
– Ладно, я и не говорю, что по-настоящему, но все равно здорово! Рубиться в таком темпе – и ни разу не ранить друг друга!..
Потом выступал премьер-министр. Сидя за столом, обтянутым коричневой кожей, на фоне бархатного церемониального занавеса, он призывал нацию к примирению и в то же время грозил наступлением на всех фронтах. Между полицейскими вспыхнул спор о том, есть ли над его головой прожектор, а завсегдатаи ресторана жевали и внимательно слушали. С улицы вошли двое в штатском, в отлично пригнанных костюмах, чтобы купить еду на вынос. Они были явно довольны собой и, казалось, не замечали, что своей болтовней заглушают премьер-министра.
Сержант Чепмен воспользовался удобным случаем позвонить Манелле, хотя она и знала, что он допоздна задержится на работе, а то и вообще вернется только на следующий день. Он все еще испытывал потребность время от времени болтать с ней по телефону ни о чем, как во время ухаживания. Телефон был служебный, но для полицейских делали исключение.
На этот раз Манелла изменила своей обычной игривой манере – она была сильно взволнована, и он не сразу понял, плачет она или смеется.
Зайдя на кухню, чтобы сделать себе бутерброд с сыром – как многие женщины, миссис Чермен не любила готовить для себя одной, – она вдруг увидела, что кусок оленины за окном исчез. Взял и исчез! Она вышла во двор, посмотреть – может, он свалился с крюка, но и под окном его не оказалось.
– Слушай, старушка, я же крепил этот крюк на скорую руку…
– Да, но тогда он бы тоже упал на землю – так нет же, висит на месте. Я обошла весь двор…
– Вот это напрасно, я же тебе говорил. Вор мог запросто подкараулить тебя и всадить нож. Манелла, оставайся дома и никуда не выходи нынче вечером, никому не открывай.
– Но, Мараис, там действительно никого не было, ничего не случилось.
– Тебе просто повезло, что он успел уйти. Манелла, ты заставляешь меня волноваться. Кто только не шляется в округе, в том числе черные. Они могут знать, что по вечерам меня иногда не бывает дома.
– Нет, ты дослушай до конца. Буллер сорвался с поводка и сиганул через забор. И вдруг громко залаял. Я тоже спрыгнула на лужайку и увидела кость – мясо было содрано подчистую. Это, наверное, тот павиан, о котором пишут в газетах. Человек не смог бы так высоко залезть. Подумать только – как раз сегодня утром о нем рассказывали по радио! Представляешь – осталась только голая кость! – она захихикала. – Бедный твой папа! Он с ума сойдет, если узнает, что мы отдали оленью ногу павиану. Надо будет сказать, что мы ее съели. Зато варенье получилось что надо, тебе понравится… Что-что я должна сделать? – позвонить в полицию? Ну, если ради этого тебя отпустят пораньше… пойду согрею постель…
Все это очень хорошо, но он взял с нее обещание закрыть на задвижки все окна. Обезьяны – умные животные, они умеют пользоваться руками, как люди. Могут даже воспользоваться рычагом, чтобы проникнуть в дом. Раз уж эта тварь так обнаглела…
Его распирало желание поделиться с приятелями.
– Слышали о беглом павиане? Так вот, он пробрался в наш двор и стащил сушившуюся за окном оленью ногу – мы привезли ее с фермы моего отца. Нынче утром я сам вывесил ее в форточку.
– Да ну тебя, Чепмен, с твоими россказнями. Какой-нибудь черный спер. Надо же было сделать такую глупость!
– Ничего подобного, это тот самый монстр. Собака взяла след, и жена обнаружила на лужайке обглоданную кость. Никакой черный не смог бы так ободрать ее зубами…
* * *
Нужно было создать видимость, будто участок обрабатывают. Разве не для этого здесь торчат чернокожие? Так что Эдди на законных основаниях принялся выпалывать сорняки. Вуси предпочитал отсиживаться дома. Обычно он устраивался в кресле и читал толстую книгу в мягком переплете, порыжевшую от климата и захватанную множеством рук. Книга называлась «Подземная Африка. История горнодобывающих компаний и отставание горной промышленности». Время от времени он делал пометки шариковой ручкой.
Иногда он начинал зевать и вздыхать – это служило верным признаком, что он вдруг встанет и скроется в задней комнате. Оттуда до нее доносилось звяканье мелких инструментов – Джой связывала это с теми вещами, что хранились в гараже. Сама она убивала время, изучая португальский язык, но кассеты остались дома, так что пришлось махнуть рукой на произношение и сделать упор на грамматику. Вуси мог бы помочь ей с немецким, но португальский!..
– Сколько ты там пробыл?
Он обучался в Западной Германии, уж это-то ей было известно.
– Два года и три месяца. Мы учились не по книжкам. Главное – чтобы люди поняли смысл… Ну а тебе на что португальский?
– Одно время мы с Чарльзом собирались в Мозамбик, – она откинула волосы за дужки очков. – Может, я еще и поеду. Стану преподавать…
– Что именно?
Она растерянно взглянула на него.
– Ну… Покамест негусто… Например, историю… Там у них новая система образования, хотелось бы познакомиться… как-нибудь потом.
Последними словами она дала понять, что не собирается дезертировать.
– Тебе там должно понравиться. А что Чарли – тоже студент?
– Был…
Вуси взял у нее учебник и попытался прочесть пару предложений. И усмехнулся над собой.
– Ты знаешь-португальский?
– А, всего лишь несколько слов. Я пробыл там пару месяцев, все вокруг говорили по-английски.
В конце концов ему удалось довольно сносно произнести пару предложений. Просто для развлечения.
– Вы на самом деле не расписаны? – полюбопытствовал он.
– Мы на самом деле… никто.
Должен ли он понимать это так, что между ней и Чарльзом нет интимной близости? Если так, можно задать следующий вопрос:
– Почему же тогда?..
– Просто для меня здесь не нашлось отдельной комнаты.
Он откинул голову на спинку стула и уставился на связки лука под потолком да освинцованные завитушки, которые они чуть ли не каждый день машинально пересчитывали.
