Это она. Нечего и сомневаться.
С чего вдруг такая мысль? Может, интуиция? Или он получил телепатическую информацию? На мгновение Грег прекратил с остервенением тереть металлическую поверхность. Нет, честное слово, он и сам не знал; он боялся. Он прежде всего подумал о ней, потому что Грейс… была его любимицей.
Он присел, ошеломленный своим открытием. Раньше ему никогда не случалось выстраивать эту иерархию. Так, значит, у него была любимица… Неужели другие замечали это? Или она сама? Нет. Его предпочтение гнездилось в глубине души, смутное, подвижное, непостижимое даже для него самого до сегодняшнего дня.
Грейс… Воспоминание о девочке с взлохмаченными волосами и тонкой шейкой растрогало его. Ее так легко было любить. Сияющая, не такая серьезная, как старшая сестра, гораздо живее остальных, она не знала скуки и во всем находила что-нибудь занимательное. Сообразив, что нужно прекратить думать о том, что она исчезла из его жизни, иначе он будет страдать, Грег с жаром набросился на работу.
— Только бы не Грейс!
Он так затянул винты, что у него выпал ключ.
— Лучше бы Джоан.
Точно, утрата Джоан опечалила бы его меньше. Джоан, резкая, немного скрытная, угловатая, с блестящими черными волосами, скрывающими виски, и густыми, точно копна сена. Крысиная мордочка. С этой дочкой у Грега совсем не было душевного родства. Да и то сказать, она была третья, так что не имела никаких привлекательных для родителей качеств: ни новизны первенца, ни обретенного со вторым ребенком спокойствия. Так уж получается, что третьему ребенку уделяется минимум внимания, им занимаются старшие сестры. У Грега и возможности увидеть ее, когда она только родилась, не было, потому что это произошло, когда он только начал работать в новой судоходной компании, совершавшей рейсы в Эмираты. Да к тому же он ненавидел ее расцветку: цвет кожи, глаз, губ; глядя на нее, он не находил в ее лице сходства ни со своей женой, ни с дочерьми; она казалась ему чужой. Да нет, он не сомневался, что она от него, потому что помнил ночь, когда зачал Джоан, — по возвращении из Омана. Да и соседи часто говорили, что девочка похожа на отца. Шевелюра как у него, это уж точно. Возможно, в том-то все дело: его смущало, что это девочка, но с чертами мальчишки.
Потому что Грег делал только девочек. Его семя не было столь мощным, чтобы заставить чрево Мэри зачать что-нибудь другое, кроме женского потомства. Оно оказалось не способно произвести самца. Грег винил в этом себя. Именно он, мужчина, отвечает за мужское в семье; и ему, колоссу, по неизвестной и, главное, незримой причине недоставало необходимой мужественности, чтобы заложить мальчика в эту форму для производства девочек.
По правде говоря, Джоан совсем чуть-чуть не хватило, чтобы родиться мальчиком… Получившись несостоявшимся мальчиком, она засвидетельствовала слабость Грега. Так что он никогда не любил слушать комплименты по поводу своего девичьего выводка, считая их скрытой насмешкой.
— Какой вы счастливчик, месье Грег! Четыре девочки! Девочки любят папочку. Должно быть, они вас обожают.
Еще бы они его не любили! Он гробится ради них, вечно вне дома: по морям, по волнам, чтобы добыть денег на жилье, еду, одежду, учебу… Еще бы они его не любили! Это было бы страшной неблагодарностью с их стороны. Его зарплата целиком поступала им, он оставлял себе лишь самую малость. Еще бы они его не любили…
Любовь представлялась Грегу обязанностью или долгом. Он жертвует собой ради дочерей, за это они должны любить его. А он свою отцовскую преданность доказывает упорным трудом. Ему бы и в голову не пришло, что любовь может выражаться в улыбках, ласках, нежности, смехе, играх, участии, проведенном вместе времени. Так что ему казалось, что у него есть все основания считать себя хорошим отцом.
— Значит, это Джоан умерла.
Такое предположение облегчало его страдание, несмотря на полную неспособность осознать это.
Вечером, когда капитан снова вызвал его в рубку, Грег надеялся, что Монро подтвердит его подозрения.
Вытянувшись перед начальством, Грег поймал себя на том, что мысленно произносит что-то вроде краткой и настойчивой мольбы: «Главное, чтобы он не произнес имя Грейс. Не Грейс, а Джоан. Джоан, Джоан».
— Бедняга Грег! — воскликнул капитан. — Нам ничего не удалось узнать. Из-за непогоды связь очень плохая. Короче, неизвестно, которая из ваших дочерей…
— Спасибо, капитан.
Грег отдал честь и вышел.
Он бросился в свою каюту и заперся там. Уши его горели от стыда. Он только что пожелал смерти одной из своих дочерей? Выбрал, которую у него можно отнять? По какому праву? Кто позволил ему подсказывать капитану имя Джоан? Ведь, указав на нее, он повел себя как убийца. Достойны ли отца подобные убийственные мысли, которые рождаются в его мозгу? Преданный отец бился бы за спасение своих дочерей, всех дочерей…
Отвратительный самому себе, он метался по тесной каморке, обрушивая удары кулаков на металлическую переборку.
— Стыд! Стыд-то какой! Если тебе говорят: «Ваша дочь», ты думаешь о Грейс. А если тебе объявляют: «Ваша дочь умерла», ты готов бросить в могилу Джоан. Тебе бы сдохнуть от стыда!
Разумеется, никто не слышал его рассуждений, но он-то сам… И теперь он считал себя ничтожеством, подлецом. Ему вовек не залечить этой кровоточащей раны.
— Я не имею права любить Джоан меньше остальных. Я не имею права любить Грейс больше остальных. А почему я не подумал о Кейт или Бетти?
В беспамятстве Грег укорял себя вслух. В дверь забарабанил Декстер.
— Как дела, Грег?
— Нормально.
— Не болтай ерунды. Иди-ка сюда. У меня есть одна штука, она тебе поможет.
Грег толчком распахнул дверь и почти со злостью бросил:
— Никто не может мне помочь.
Декстер кивнул и протянул Грегу книгу:
— Бери.
— Что это?
— Моя Библия.
Грег так удивился, что на несколько секунд даже забыл о своем горе. Его руки, отказывающиеся взять книгу, его глаза, неприязненно разглядывающие обложку из ветхой и нечистой холстины, — все в нем кричало: «На кой черт мне это надо?»
— Возьми. На всякий случай… Может, наткнешься на какой-нибудь текст, который тебе поможет.
— Я не читаю.
— Открыть Библию не значит читать. Это значит размышлять.
Декстер сунул книгу ему в руки и пошел заступать на вахту.
Грег швырнул потрепанный том на матрас, понял, что заснуть ему не удастся, надел кроссовки, натянул спортивный костюм и решил бегать по палубе, пока не рухнет от усталости.
Наутро Грег проснулся в твердой уверенности, что умерла Джоан.
И на сей раз это не успокаивало, а, наоборот, терзало его: ему приснилось, что Джоан умирает, потому что у нее плохой отец, равнодушный производитель. Обняв подушку, Грег оплакивал участь своей девочки, ее короткую жизнь с жестоким отцом, ведь если он скрывал от Грейс, что любит ее больше других, то нередко демонстрировал Джоан, что с трудом ее переносит. Постоянно ругал ее, делал замечания, требовал замолчать или дать сказать сестрам. Обнял ли он ее хоть раз от чистого сердца? Ребенок наверняка чувствовал, что отец наклоняется к нему с неохотой, скорее из чувства справедливости, чем в душевном порыве.
Ворочаясь в постели, Грег почувствовал, что ему в бок уперлась Библия Декстера. Он нехотя перелистал книгу, с отвращением отметил, что некоторые строки напечатаны слишком мелким шрифтом, пробежал глазами содержание и вытянул лежащую между страниц открытку. Это была вытисненная на глянцевом картоне бесхитростная и аляповатая религиозная картинка: золотой ореол обрамлял лицо какой-то женщины, святой Риты.
Ее улыбка растревожила Грега. В ней воплотились образы его жены, дочерей во всем их целомудрии, красоте, душевной чистоте.
— Сделай так, чтобы это была не Джоан, — прошептал Грег, обращаясь к иконке, — сделай так, чтобы это была не Джоан. Я изменю свое отношение к ней. Я окружу ее вниманием и любовью, которых она заслуживает. Сделай так, чтобы это была не Джоан, пожалуйста.
Его самого удивило, что он обращается к фигурке, нарисованной на картоне; впрочем, он удивился бы точно так же, если бы оказался перед святым во плоти, поскольку не верил ни в Бога, ни в святых. Теперь же, в том сумбурном состоянии души, в которое повергла его телеграмма доктора Сембадура, Грег был готов испробовать все, включая молитву. Насколько вчера он желал, чтобы Джоан исчезла, настолько же сегодня ему было важно, чтобы она жила и он смог компенсировать потерянное время, восполнить недостаток нежности.
За работу Грег принялся с меньшим рвением, поскольку теперь его силы отбирали размышления. Полученное известие всколыхнуло в нем мучительный мир мыслей: перед ним раскрылись ворота к душевным страданиям.
Он подумал о Кейт, своей старшей. Молчунья, внешне похожая на мать, а характером в отца. В свои восемнадцать она уже работала в магазине в Ванкувере… И от этого умерла? Если это Кейт, какие мечты прервала эта безвременная кончина?
