Каждый день Вера постигала новый старый мир. Активно изучала местные газеты, узнавала о планах царедворцев, решала, как вернуть былое расположение отца и вернуться в Петербург. Ведь именно там вся жизнь, именно оттуда и начались беды. Но батюшка не спешил отвечать на короткие телеграммы. И Епанчиной оставалось только ждать.
Вера была ярой империалистской. Не в разрезе "собирательницы русских земель", а по убеждению - большевики развалили промышленность, способную вывести великую страну на вершину экономического мира. Из уравнения коммунизма выпал игрек - остались лишь кресты...
Вторник выдался прохладным. Прятаться от солнца за полями шляпки не было необходимости, посему Вера отправилась в город простоволосая.
Лавка, адрес которой сообщил мастеровой, располагалась в десяти минутах ходьбы от места проживания учительницы. Предвкушая победу над измятыми вещами, Вера заглянула в банк, отщипнула маленький кусочек от своего счета, и поспешила на улицу магазинов.
Одноэтажные дома, двускатные крыши, огромные вывески с фамилиями владельцев: Золотарев, Пинчук, Погуляйло, Март, Книжко... Вера шла с открытым ртом и с устремленным к названиям взглядом.
Большинство дверей были распахнуты, и молодой ветер радостно приветствовал хозяев и покупателей лавок. Даже ювелирные магазины позволяли себе в полуденный зной не запираться. Наверное, надеялись, что и грабителей разморит лето.
В магазине, который искала Вера, стоял дым коромыслом.
- Дас ист не есть Гамбс! - покупатель стукнул ладонью по столешнице и тут же скривился от боли, затряс рукой. - Ай! Гамбс мебель не строгать! Они искусство делать! А ты шабаш продавать! Фальшунх! Подделька! Вас ист дас?
- Помилуйте, батенька, - пробасил взволнованный продавец, - Вася не даст и зуба паршивого за таку красоту! Он своими поделками всю округу затарил, но только стулочки да трапезные столы клепает. И полон уверенности, шо таке сокровище ему не конь-курент.
Вера еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться в голос. Иностранец потерял всякую надежду на нормальное изъяснение с продавцом и устало осел в кресло. Мужика аж перекосило. Видать, дорогое кресло под иностранное седалище попало.
- Доброго дня, любезнейший, - Вера поспешила встать между двумя мужчинами, - у вас должен ждать меня выполненный заказ.
Смерив новую покупательницу недовольным взглядом, еще раз взглянув на немца, сидящего за плечом девушки, хозяин лавки шевельнул седым усом и ушел в раскрытую дверь подсобного помещения. Ничего не спросил, видно, резчик по дереву очень красочно описал заказчицу.
Иностранец исподлобья разглядывал девушку. Сидел, упершись лбом в ладонь, и бросал заинтересованные взгляды.
Епанчина же была увлечена внутренним убранством. Настоящая деревянная мебель, сдобренная латунью, пахнущая лаком и любовью. Полки резные и расписные, раздавшийся в боках шкаф, ставший причиной раздора хозяина и покупателя.
- Вот ваше! - громкий стук дерева прервал экскурсию Епанчиной. - Пъятьдесят копеек.
Вера мельком глянула на поделки и достала из кармана мелочь, чем немало удивила продавца. Учительница специально заказала широкую юбку для "покупок" с потайными карманами. Не всегда удобно, да и опасно ходить по улицам с сумочкой, полной мелочи.
- Чито ето? - очнулся немецкий господин, поднимаясь с кресла и примеряясь к чужому приобретению. - Как ето?
Вера поспешила на помощь.
- Это плечики, уважаемый. Если вы позволите...
Господин, единственный в магазине одетый более прилично, чем простой люд, не выпуская из рук небывальщину, выполнил просьбу Веры и снял с себя жилетку.
- Вот так это вешается, а затем, если позволяет конструкция шкафа, - Епанчина открыла дверцу гардероба, но обнаружила там лишь полки, - вот сюда вместо полок вставляется палка, а уже на нее вешаются плечики. И тогда не нужны гардеробные и манекены.
Двое мужчин медленно заглянули в нутро шкафа, долго мочалили взглядом конструкцию.
- Прогресс! - первым заявил бородач.
- Я покупать! - сообщил немец, забирая у Веры жилетку и один экземпляр вешалки. - Мадамь, позвольте представиться. Тремпель Модест. Сколько вы хотеть?
Вера, не будь дурой, возьми да и ляпни:
- Червонец!
Продавец мебели громко крякнул.
Господин в жилетке не понял и переспросил:
- Червьоньец?
- Десять рублей. - Вера улыбнулась.
На червонец можно квартиру на месяц снять, с видом на реку и выходом в сад.
- Годицца! - иностранец махнул рукой. - Я брать!
И достал из кармана брюк несколько скомканных бумажек, развернул, выискал нужные и протянул Вере. За сделкой следил большой сопящий бородач.
- Всего гут абенд, - по-своему попрощался господин Тремпель, и, разговаривая, как с живой, вешалкой для одежды, вышел на улицу.
Хозяин мебельного еще долго таращился в дверной проем, не веря, что молодая особа только что купившая четыре изделия в виде треугольников за полрубля, наварила в десятки раз больше. Тут же! Под носом у специалиста по "подделькам"!
А Вера все прокручивала воспоминания. Тремпель... Тремпель... Неужели это тот самый Тремпель, который дал имя нарицательное этим самым вешалкам? Неужели только что Вера создала эффект бабочки, подарив идею "плечиков" харьковскому фабриканту, открывшему в северной столице свои мануфактуры по пошиву одежды? Тогда получается, это эффект бабочки наоборот - Вера из будущего подала или продала идею "тремпеля" господину Тремпелю!
И вот тут Епанчина испугалась. За себя, за будущее, которое, возможно, уже будет не ее будущим. Сбитая с толку, озабоченная и напуганная, Вера помчалась к себе в пансионат.
- Сын мой, вы плохо выглядите.
Престарелая баронесса нюхом чуяла состояние Александра. Материнское сердце и многолетний опыт позволяли делать выводы, не поднимая глаз и не отрываясь от работы с бумагами.
Младший Фальц-Фейн осунулся, постоянно разглаживал волосинки усов - дань моде, и подолгу смотрел на линию горизонта.
- Все еще ждешь подначки от судьбы? - Софья Богдановна положила перьевую ручку и откинулась на высокую спинку кресла. - Отпусти, ясноокий мой, на все воля божья...
Александр потер подбородок, но матери так ничего и не ответил. Его мысли, действительно, занимало кораблекрушение и последствия оного, но все переживания сводились к одной особе - Епанчиной.
Беспокойство за состояние девушки полностью вытеснило дрожь перед могущественным батюшкой с генеральскими эполетами. Необъяснимую радость вселила и случайная встреча на улице. И боязнь за дальнейшую судьбу генеральской дочери усилилась с момента ее разговора с помощником вице-консула Британии. Каким гневным взглядом одарила этого франта Епанчина! Браво! Заступиться за чумазого мальчугана! Интересно, что она там ему сказала такого? Мистер Дрэйзен никогда не позволял кому-либо затыкать рот. А тут...
Барон готов был отдать свой мобиль за еще одну возможность увидеть ошалелую рожу Эдвина.
- Александр? - голос матери заставил барона всплыть на поверхность. - Ты готов влиться в работу Фридриха?
Старший брат бредил "Асканией", болел за нее всем сердцем. На почве, смешно - на степной почве разведения редких животных сошелся с Николаем Вторым и вел активную переписку. Его императорское высочество обещались даже заглянуть в гости.
Может, сплетня, а может, уже давно запланированный визит. И к этому визиту, почему-то, не очень готовятся. Софья Богдановна мало верила, но уважительно качала головой, когда любимый сын читал вслух выдержки из царственных писем.
Зато простой люд обговаривал идею появления монарха на всех базарах и сутолоках.
- Андрей, вроде обещал прилететь, - очень аккуратно, совсем по-мальчишечьи проговорил Александр, глядя на мать из-под длинных ресниц.
- Туполев твой? - баронесса зло прищурилась и сложила руки на груди. - Прилетит, говоришь? Крылья отрастил?
Софья Богдановна одобряла любые начинания сыновей, если те оставляли хоть малую толику надежды, что новое увлечение не повлечет за собой свернутые шеи. Кони, парусники и самолеты были не в чести. Туполев заряжал энергией даже периодически зарывающегося в книги Эдуарда. Но эти его выкрутасы в небе над степью...
Гул мотора и пикирование с высоты разгоняли стада антилоп. Зебры начинали нервничать, стоило на горизонте появиться точке планера.
- Да, мама, он обещал прилететь на новом самолете. И, - Александр опередил вспыхнувшую было баронессу, - обещал без выкрутасов.
Софья Богдановна тяжело вздохнула и перевела взгляд на уткнувшегося в книгу Фридриха.
- Иди уже, - махнула рукой на младшего, - и отпусти "Софию".
Сама того не зная, старшая Фальц-Фейн снова заставила сына вернуться мыслями к русоволосой защитнице цыганенка.
Тем временем Вера судорожно сжимала в руках перо и ставила кляксы на расчерченную линейками бумагу. Цифры и даты никак не желали выстраиваться в ряд. Столь значимые детали истории ускользали от сознания, незаметно стирались, рассеиваясь утренним туманом. Епанчина паниковала.
