Вопрос веры? Да что же происходит? Лаки стал моим учителем?
— Так происходит, когда заканчивается жизненный срок, — сказал он. — После пересечения Радужного Моста мы все становимся намного мудрее, это неизбежно.
— Но это ведь людская история — Радужный Мост.
— Это исполненная любви мысль, а поэтому верная. Есть много идей, которые едины для всех существ, — Мост в их числе.
— Я спросил, вернешься ли ты. Медиумы ответили, что ты еще не решил. А если соберешься, то нам предложат щенка — это будет кто-то, живущий к югу от нас.
— Я действительно не решил… до сих пор. Вы ведь подумываете о переезде. Мне нужно осмотреть ваше новое жилище. Мне необходим простор, чтобы бегать. Разбаловался я в вашем нынешнем доме, — он покосился, чтобы увидеть, улыбнулся ли я его словам.
— Сомневаюсь, что мы переедем, Лаки.
— Посмотрим.
— Это твой дом. И мой тоже.
— Ничто на Земле не твой дом. И ты это знаешь.
Мы некоторое время молча шли к дому на вершине холма. Лаки улегся на крыльце. Я сел рядышком и оперся о шестидюймовую колонну, подпирающую крышу. Пес положил морду мне на колени.
— Вот мы и вместе, — сказал я.
Он не шевельнулся, не изменил выражения физиономии, только скосил на меня свои серьезные глаза.
От этого я, как всегда, рассмеялся.
Я пригладил шерсть на его белоснежной шее — короткое ласковое прикосновение.
Я задумался: если Лаки говорит, что он всегда с нами, как это характеризует его сознание? Нет ни времени, ни пространства. Любовь везде. Он счастлив. Он учится. Ему невозможно причинить боль. Он видит нас и знает нас. Он видит возможные варианты будущего. Он может сделать выбор в пользу того, чтобы снова жить рядом с нами.
Если это легко и просто для шетландской овчарки, почему это сложно для меня?
Медсестра включила свет и стала менять простыни, переворачивая меня так и эдак.
— Слава богу, что вы пришли, — сказал я. — А то я чуть было не уснул!
— Сейчас два часа ночи, — ответила она мягко. — В два часа ночи мы меняем простыни.
Нужно выбираться отсюда. Я здесь погибну. Я скучаю по своему псу. Я хочу умереть.
Когда-нибудь я повстречаю человека, на чью долю никогда не выпадали испытания.
Я спрошу у него: «А что ты вообще тут делаешь?»
Предполагается, что мне нужно некоторое время полежать в больнице — подлечиться. Слишком долго. Я закрываю глаза, реальность меняется.
Открываю глаза в полете. Шимода в этот раз — мой ведомый. Он летит чуть поодаль левее меня. «Здешнее время течет как-то иначе», — подумал я.
— Недостаточно быстро, — сказал Дон.
— Время?
— Исцеление.
— Да. Не быстро, — я поднял Флита чуть повыше и облетел по кругу живописный холм. — А здесь у меня все хорошо, Дон. Здесь я исцелен мгновенно. Но часть меня остается на Земле, в больнице. Можешь ли ты найти меня там и исцелить — снова поставить на ноги?
Он немного помолчал:
— Полагаю, ты знаешь, чего хотели люди, когда я был Спасителем.
Еще бы! Ну конечно знаю: Исцели меня. Накорми меня. Дай мне денег.
— Прости.
Нет ответа.
Я повернул туда, откуда мы прилетели, — на сенокос.
— А может быть, ты преподашь мне интенсивный курс целительства? Никогда не просил тебя об уроках, но лечиться моим способом… это так медленно.
— Твой способ — это именно то, чего ты хочешь. — Он подлетел чуть ближе и мы полетели плотным строем. — Хочешь ли ты, чтобы я это сделал за тебя? Хочешь, чтобы я исцелил тебя на Земле мгновенно? И тебе даже ничему не нужно учиться. Позволишь мне это сделать?
Вот так все просто: нужно только позволить ему это сделать. Кто-то спросит: «Как вам удалось оправиться после крушения? Вы полностью выздоровели! Мгновенно!» А я отвечу: «Не знаю… меня исцелил Спаситель».
— Хм… нет, — ответил я. — Просто намекни, как сделать это побыстрее, но я хочу исцелиться сам.
— А если я тебе подскажу, тогда исцеление будет делом твоих рук или моих? Сейчас исцеление тебе не нужно — это знание тебе потребуется, когда ты вернешься на Землю… Неужели ты действительно должен ждать Спасителя, который тебя вылечит, вместо того чтобы прислушаться к собственному пониманию? Собственного понимания тебе недостаточно?
— Нет уж, — сказал я, — я все сделаю сам, благодарю.
Я знаю, как это делается. Мне только нужна практика.
— Тебе нужна практика, — сказал он.
Я бросил на него хмурый взгляд через несколько ярдов, разделявших наши кабины. Он невинно улыбался.
Что-то он знает об исцелении, чего не знаю я.
«А что я знаю о полете такого, — подумалось мне, — чего не знают люди, не являющиеся летчиками? Возможно, и здесь то же самое?»
Я знаю, что существуют законы аэродинамики, работающие в пространстве-времени. Самолеты летают, используя эти законы. Разберись, как функционирует самолет, как работают элементы управления, выучи несколько простых правил — и тогда управлять самолетом легко.
Я знаю о существовании законов духа. Они работают вне пространства-времени. Я подчиняюсь этим законам в качестве духа — в том числе и тогда, когда верю в тело. Нужно разобраться, как работает дух — несколько простых правил, — и тогда жить совершенной духовной жизнью совсем легко.
— Провода прямо по курсу, — сказал ведомый.
Зачем им тут провода? В мире духа провода не нужны и в телефонах нет необходимости.
— Роджер[4]. Провода, — сказал я. — Попрактикуюсь, как летать сквозь них. Они здесь не проблема.
Через несколько секунд наши аэропланы встретились с проводами и прошли сквозь них. Ничего не случилось.
«Все отлично, — подумал я. — Здесь катастроф не бывает. А что мне нужно на Земле для мгновенного исцеления?»
Практика.
Какой будет твоя биография?
«До этого момента жизнь казалась довольно серой. Но затем (впишите свое имя) сделал нечто совершенно неожиданное…»
В детстве я любил валяться в траве и представлять себе, что лежу на краешке облака. Облака были пушистые и теплые. Поскольку мой дух легче летнего воздуха, я мог оставаться там так долго, как пожелаю, плыть по небу вместе с ними и смотреть вниз, на Землю. Я мечтал о предстоящих приключениях — о том, какие места и времена ждут меня впереди.
— Не это ли случилось после крушения? Я летал на облаке?
— Такое было ощущение, — сказал Шимода. — Что-то вроде того.
— Почему это произошло? — спросил я.
— Ты забыл. Хочешь, чтобы я предположил?
— Да.
— Ты хотел, чтобы твоя жизнь завершилась в хаосе. Ты хотел, чтобы у нее вообще не было смысла — просто красивая жизнь, которая завершится тем, что ты зацепишься за провода, погибнешь сам и разобьешь свой самолет. Таков был конец твоей истории, а это…
— Разбить свой самолет? Завершить жизнь в хаосе — еще куда ни шло. Чтобы у нее не было смысла — не слишком на меня похоже… — но желать, чтобы разбилась малышка Пафф? Невозможно!!!
— Может быть, я ошибаюсь, — сказал он. — А сам ты как думаешь: почему ты зацепился за провода после того, как пятьдесят лет избегал их, избегал столкновения с другими аэропланами, избегал всевозможных уток, орлов и стервятников, избегал штормов, молний, метелей, сбоев работы двигателя, обледенения крыльев, тумана, огня…
— Мне везло? — предположил я.
— Пятьдесят лет везло, а потом вдруг перестало?
— Хочешь, чтобы я разобрался, верно? Ты полагаешь, что «невезение» — не ответ. Ты думаешь, что мне будет не по душе жить с «невезением».
— Уйма людей живут с «невезением», — ответил Дон. — Почему не ты? Объясни мне, почему ты зацепился за провода и едва не убил себя. Врачи говорят, что эти травмы и сейчас еще могут тебя прикончить. И ты угробил Пафф…
Его слова пробудили некий тихий тайный уголок моего сознания.
— Нет, Дональд, я не убил себя. И я не угробил Пафф.
Он пожал плечами.
— Разве ты не видишь? Я прожил удивительную жизнь, — сказал я. — Со мной ничто не происходит без веской на то причины. И прежде никогда не случалось ничего, что поставило бы под угрозу мою жизнь или жизнь Пафф. Мне никогда не приходилось изо всех сил бороться против того, что могло бы меня убить.
— Поэтому ты решил зацепиться за провода, Ричард, и рискнуть жизнью?
— Я точно знал, что произойдет. Я знал, что смогу выйти в иной мир и поговорить с духовными друзьями, пока тело мое будет бороться со смертью. Смерть не входила в мои планы, хоть я и знал, что если я устану, то в любой момент могу передумать и сдаться. Я хотел вступить в трудную и долгую борьбу, чтобы выйти из нее победителем через год. И я хотел, чтобы Пафф тоже оправилась. Она сделала все, чтобы сберечь мне жизнь, и преуспела в этом. Приняла удар на свое крыло…