Да и в чем оправдываться?
Я познакомилась с заведующим отделением и назначила ему денежное пособие.
Когда дежурный голос по телефону сообщил, что больной находится в сознании уже сутки, я восприняла это так, словно мне сказали, что Серж ожил и едет домой.
Я бежала по обшарпанным коридорам Института Склифосовского, мимо зловонных никелированных тележек, мимо худосочных мужчин в больничных пижамах, застиранных так, что казалось, их не стирали никогда. Я смотрела на номера дверей, и мне хотелось то разрыдаться от горя, то рассмеяться от счастья. Мне казалось, что я бегу к Сержу.
Его водитель, вернувшийся с того света, был мостиком между нами.
Из его горла торчала трубка.
Пуля прошла навылет, частично задев дыхательные пути.
Я хотела броситься ему на грудь, и только боязнь причинить ему боль остановила меня.
— Серж умер, — прошептала я очень тихо, отводя глаза от его лица. — Ты отлично выглядишь.
Казалось, он делал над собой усилие, чтобы держать глаза открытыми.
— Ты поправишься. Обязательно поправишься. Теперь уже ничего не случится.
Опустошенная и разочарованная, я огляделась. Рядом стояла его мать, но она даже не предложила мне стула. Передо мной лежал наш водитель, очень слабый, едва живой. Он ничего не мог сказать. Глядя на него, я не узнала и не поняла ничего нового. Возможно, я ждала чуда там, где его быть не могло.
Я все еще не смирилась со словом «никогда».
Водитель смотрел на меня, но казалось, что он просто смотрит вперед.
Я подумала, что, наверное, он мог бы закрыть Сержа собой. Думать так — это эгоизм.
Вошла медсестра и с радостной улыбкой попросила родных больного зайти к лечащему врачу.
Его мать бросила на меня недоверчивый взгляд, поколебалась секунду и ушла, аккуратно закрыв за собой дверь.
«Если Серж успел что-то сказать перед смертью, то он это слышал», — подумала я.
Для меня было очень важно узнать, о чем думал Серж в последнюю секунду своей жизни. О том, чья рука направила на него пистолет? О том, есть ли шанс спастись? О своей матери? О Маше? Или обо мне? Не о той же девушке из ресторана, в конце концов? Или просто страх, животный страх смерти охватил его, и он не успел подумать ни обо мне, ни о ком.
Я достала из сумки ручку и помогла пальцам водителя обхватить ее.
— Помоги мне. Попробуй написать. Наверняка есть что-то, что я должна знать.
Я взяла с тумбочки листок с назначениями и подставила под него свою ладонь.
Оглядываясь на дверь, я держала его руку с ручкой.
Он был очень слаб. Медленно, с долгими остановками, глядя так же прямо на меня, буква за буквой он вывел: «Крыса».
Я аккуратно сложила листок и убрала в сумку.
Он закрыл глаза. Я испугалась, что он умер. Я дотронулась до его лица. Его веки дрогнули.
Крыса — это человек, который предал своих.
Не знаю почему, но все водители любят тюремный жаргон и блатные песни.
— Мы его накажем, — пообещала я, не смущаясь пафосностью этой фразы, — а с тобой все будет хорошо.
Зашла его мать. Внимательно посмотрела на сына, мельком — на меня.
— Теперь с тобой уже ничего не случится. Не знаю, слышал ли он мои слова или уже давно спал.
Его мать бесцеремонно отодвинула меня от кровати своим мощным бедром.
Я положила на тумбочку пачку денег. Она даже не посмотрела.
— Звоните мне, — я старалась говорить очень мягко, — я хочу помогать. У вас же есть номер моего телефона? Давайте наймем сиделку.
Она не ответила, только уничтожающе взглянула на меня. Я вздохнула.
— До свидания. Я поговорю с врачом.
Уверена, что после того, как я ушла, ей стало легче.
Договориться с врачом по поводу специальных условий для моего водителя было несложно. А вот как обеспечить ему круглосуточную охрану, я пока не знала. Пожалуй, лучше позвонить друзьям Сержа.
Пахта делала свое дело.
Просыпаясь теперь, я не вела бесконечный монолог, посвященный Сержу: слишком много вопросов мне надо было решать прямо с утра, слишком много информации на меня валилось.
Задача перед креативным агентством поставлена, думаю, они с ней справятся. Теперь надо найти дилерскую сеть. Если обратиться к «Вимм-Билль-Данну», то они сами начнут продавать пахту. Нужен кто-то из друзей. Кого можно связать словом.
Я листала записную книжечку в своем телефоне, соображая, кто бы это мог быть. Стоп. Вот товарищ Сержа — совладелец сети продуктовых магазинов «Развилка». Мы познакомились на дне рождения Сержа в прошлом году. Я набрала номер. Телефон был переадресован на офис. Трубку взяла секретарша. Она, вежливо переспросив три раза, записала мою фамилию и просьбу перезвонить.
Остается ждать. Этот вариант может оказаться неплох.
Еще нужна упаковка. Пахту надо расфасовывать в литровые пакеты. Решения этого вопроса у меня пока не было.
Мой знакомый не перезванивал. «Сержу, наверное, уже сто раз бы перезвонил», — подумала я и набрала сама. Ответила опять секретарша. Ее вежливость обнадеживала. Я представляла себе, что мой знакомый стоит сейчас рядом с ней, знаками показывает, какой я хороший человек и как он хочет со мною поговорить. Но, к сожалению, у него совещание.
Поздно вечером он взял трубку сам. Наверное, понял, что не отстану.
— Привет, — я представилась.
Он обрадовался словами, но не голосом.
Разговаривая с подобными мужчинами, нужно демонстрировать свою несостоятельность, но при этом не просить помощи.
— Я затеяла тут один проект. Хочу кое-что продавать…
— Да? — В этом «да» было все, кроме желания покупать.
— Да, надо же чем-то заниматься…
— Ты в чем-то нуждаешься? — Мне хотелось верить, что если бы я сказала: «Нуждаюсь», то он помог бы мне. Я имею в виду деньги.
— Нет. Пока… Но у меня ребенок… В общем, понимаешь… я затеяла один бизнес. С моими друзьями.
— С кем?
— Ты не знаешь. И в связи с этим мне нужен Виталик. Речь пойдет о его магазинах. Он ведь оставлял Сержу свой телефон тогда, на дне рождения, но как же мне-то теперь его найти?
Он явно колебался.
— Он вроде сейчас за границей.
— Я уверена, у него есть роуминг.
Невозможно отказать вдове товарища без убедительной причины.
— Он вообще сейчас магазинами не занимается.
— Ничего. Мне просто надо его кое о чем спросить.
— А что ты все-таки хочешь?
— Поставлять в его магазины один продукт питания.
— Интересно. А как ты вообще?
— Вообще? Я хотела тебя спросить. Ты не был на сорок дней у Сержа?…
— Извини. Мы уезжали на все лето, и с билетами такая проблема…
Я молчала.
— Записывай телефон.
Он продиктовал мне номер.
— Передавай привет своей жене. Скажи, что я ее очень люблю.
— Спасибо.
— Пока.
Звонить никуда не хотелось.
Я подошла к зеркалу и накрасила ресницы. Улыбнулась: ботокс. Сделала серьезное лицо, чуть-чуть кокетливое.
Набрала номер.
Нужно разговаривать по-деловому, без всяких ужимок. Чтобы Виталий мог отвечать на равных и чувствовал себя в своей тарелке. Только в конце, в случае благоприятного решения вопроса, спросить, как провели лето, как дети, как дом?
Мы договорились встретиться завтра. Я заеду к нему в офис. К двум. Отлично. Кстати, оказалось, что у него нет детей.
На следующий день я поехала на встречу с Виталием.
Я бывала в разных офисах.
Недорогих, но очень стильных — это у архитекторов, художников, девушек-бизнесвумен (не у всех).
Недорогих, но с претензией на богатство — это у тех, кто продает окна, двери, отделочные материалы.
Дешевых и со сломанной ножкой стула — в таких давно не была.
Огромных, с дубовой мебелью — почти у всех знакомых мне мужчин.
С небольшой камерой перед входом — заходишь туда, и дверь в кабинет открывается только тогда, когда дверь за твоей спиной со щелчком захлопывается. В целях безопасности. Это — у олигархов.
Для владельцев сети продуктовых магазинов, судя по Виталию, офис делают те, у кого они недорогие, но стильные. Делают стильно и дорого.
Виталий готов был предоставить мне пятьдесят своих магазинов для размещения пахты. Он вызвал менеджера, который вел это направление.
Оставалось решить вопрос с транспортом.
Я изучила условия, на которых они берут перевозку на себя, и отправилась домой, собираясь связаться с молочным заводом. У молочного завода тоже есть машины. Но неизвестно, есть ли у них пропуск в центр Москвы. И нужен ли таким машинам этот пропуск?
Приехала моя дочь.
Мама привезла ее на подержанном «митцубиси», которым лихо управляла, жалуясь на слабый кондиционер, потрепанную кожу на креслах, отсутствие системы ABS, отсутствие памяти установки кресел, отсутствие электрической настройки зеркал… Компакт-проигрыватель у нее был.
Моя мама родилась в деревне.
