Прокуратурой было установлено, что Минкультуры, в нарушение законодательства, не проводило экспертизу культурных ценностей, намеченных к передаче за рубеж. А вот о чем министра предупредили без протокола, так это о культурных ценностях, экспертиза которых была проведена. Большинство из них оказалось похищенными и подмененными грубыми подделками. Причем, за сохранность предметов истории русской культуры в Эрмитаже, к примеру, отвечала женщина, муж которой был не только связан с антикварами, но и запросто сдавал в ломбарды ювелирные изделия и предметы русского искусства. Причем сами факты хищений выявились только потому, что частные коллекционеры подняли шум и начали возвращать в музеи ценности, которые приобрели когда-то, пребывая в неведении о том, что они были похищены, случайно увидев на сайтах музеев перечень экспонатов с фотографиями.
Тогда министр культуры на всех телевизионных каналах критиковал музейное руководство, указывая, что в музеях нарушалось множество инструкций — от приказов советского Министерства культуры до собственных норм: «Мы наложим все необходимые взыскания на руководство музеев, которые нужно сделать. Служба безопасности музеев хорошо защищает внешний периметр фондохранилища в основных зданиях, но к внутреннему перемещению самих вещей доступа не имеет».
По этим оправданиям Антон Борисович понял, министр был выбит из колеи и совершенно растерян повальным безвозмездным возвратом культурных сокровищ музеям. Он невольно выдал изначальную мысль, с которой и начался скандал с кражами из запасников. Министр думал также, как рассуждало и большинство лиц, осуществлявших кражи из музеев. Устроив «распил» государственных средств при создании сайтов ведущих музеев в духе «новых веяний», министр, очевидно, нисколько не сомневался, будто, увидев свои сокровища в музейных перечнях, новые владельцы предметов искусства еще и будут горды тем, что обладают музейной редкостью. Его карьеру министра погубила мелочь, которую он просто не мог учитывать на физиологическом уровне: далеко не все коллекционеры и ценители искусства желают стать соучастниками кражи. Хорошо зная цену предметов искусства, отлично разбираясь в том, сколько люди хотят и могут заплатить за билеты в театр, в музеи, за обладание бесценными шедеврами, — он абсолютно не учитывал незначительный с его точки зрения факт, что люди во все времена тянутся к искусству, чтобы хоть немного осветить им собственную жизнь.
Но этот чисто прагматический подход и сблизил собеседников настолько, что они договорились создать сайт театра с возможностью прямых интернет-трансляций балетных постановок через видеохостинг с доступом для российских интернетпользователей. В планах Федерального агентства по культуре и кинематографии было создание сети кинотеатров с возможностью демонстрации спектаклей с хорошим изображением и звуком, с привлечением крупных рекламодателей и продажей DVD с записями спектаклей.
Бывший министр рассказал, что у него и самого, как у человека необычайно творческого, есть планы создания мюзикла «Времена не выбирают, в них живут и помирают» на основе биографических мотивов. А логистические и таможенные связи Антона Борисовича нужны ему исключительно для реализации его новой творческой идеи, которой он поделился в свойственной ему восторженной манере импульсивного прожектера.
Как человек реальный и практический, он нисколько не сомневался, что занимаемый им пост — временное пристанище, поскольку повсюду велись разговоры о передаче функций возглавляемого им агентства — Министерству культуры. А он решил создать себе новую должность — нечто вроде «специального представителя Президента Российской Федерации по международному культурному сотрудничеству» как бы «для развития международного культурного сотрудничества, создания положительного образа России за рубежом». Понятно, что какой бы «образ России» он за рубежом ни пытался создать, это образ так и останется в виде медведя, которого лучше не злить. Этот образ подсознательный и внекультурный, он на Западе прочно въелся в массовое сознание, поэтому ничем такое уже не выбить, там этот образ уже на уровне генной памяти.
Тем не менее, он нисколько не сомневался, что эту должность ему дадут, поскольку на самом деле он решил создавать не «образ России», а имидж «первой леди», жены нового президента, — как необычайно культурной и образованной дамы, представляющей всему миру культурные программы фольклорного и классического искусства. Он сам при ней планировать стать кем-то вроде «посла по особым поручениям». Была же леди Диана — «послом доброй воли», а кто сказал, что у него воля — злая? И тут, конечно, связи и многолетний опыт Антона Борисовича окажутся весьма кстати, ведь как попало первую леди не доставишь, где попало не разместишь, а главное, ее досуг тоже на самотек не пустишь.
Антон Борисович, осознав, что бывший министр не собирается тащить за рубеж через его таможенные лазейки пропавшие культурные ценности, вздохнул с нескрываемым облегчением, поражаясь, насколько тонко и тщательно тот разрабатывает свои грандиозные планы, продумывая каждую незначительную деталь. В результате то, что вначале казалось диким и невозможным даже в мыслях — вдруг обретало почву и становилось реальностью. Он умел превратить в собственное достоинство даже неудачные условия «низкого старта», именно они позволяли ему затевать то, о чем все вокруг до него и подумать не могли, чтобы назавтра он становился значительной фигурой в новых, созданных им самим условиях.
Поэтому Антон Борисович с вниманием отнесся к его предложению наладить контакты с заместителем директора театра Мазеповым, не обращая внимания на шлейф некрасивых историй, тянувшийся за ним из Санкт-Петербурга. Бывший министр назвал его «человеком-противовесом», который призван сдерживать нездоровые амбиции некоторых «звезд мировой величины», не позволявших развернуться в театре, используя все коммерческие возможности классического искусства. Бывший министр тогда ему сказал мысль, которая давно тревожила и самого Антона Борисовича: «Разве это справедливо, когда все дивиденды получают лишь те, у кого талант от бога? А мы-то все тогда… куда? Картину рисует нищий художник, а прибыль получает после его смерти тот, кто окажется ближе всех к его полотнам! Вот и нам надо пристроиться поближе к полотнам, а художников на наш век хватит».
* * *
…Все так и шло, как планировал бывший министр, добившийся учрежденной ради него должности «посла доброй воли». Реконструкция театра затягивалась, труппа потихоньку разваливалась, поэтому его зять был весьма благодарен тестю за своевременное участие в его судьбе. А Антон Борисович вплотную работал с господином Мазеповым, отслеживая творческие интересы Дашеньки.
Через его фирму организовывались гастрольные туры, он все плотнее врастал в финансовую кухню театра, уже не мысля своей жизни вне классического искусства, поскольку доход от «Классических традиций» постепенно начал компенсировать утрату доходов от его прежних предприятий, окончательно перешедших к «крысятам». Неплохую доходность давала и каждая новая постановка театра, поэтому Антон Борисович с понятной тревогой размышлял, что после окончания реконструкции театра, кормившей всех так, что скромным его бизнесом пока никто не интересовался, — ему придется гораздо сложнее доказывать свою необходимость.
Зять, будучи еще премьером театра, постоянно ворчал о том, какие неподходящие люди выбираются в качестве художественных руководителей балета. Последний худрук никогда не был ни хореографом, ни премьером, не понимая, что, в сущности, он вообще должен делать на репетициях с микрофоном в руке, как организовать на сцене действие шестидесяти человек. Иногда зять орал Дашеньке, что ему надоело, когда все держится на «сознательности» артистов балета с советской школой, на его личном опыте, на опыте других артистов, многие из которых прошли творческие стажировки и контракты на лучших мировых сценах.
Контракт с эти худруком заканчивался в марте, и Антон Борисович приложил немало усилий, чтобы с января организовать встречи директора театра с зятем, на которых речь заходила и о должности худрука балета. И в ходе этих встреч Антон Борисович выяснил, что о месте худрука балета строит планы не он один. Сам директор хотел бы видеть на этой должности своего протеже, тоже выходца их Санкт-Петербурга, с которым славно сработалась вся его «питерская команда», вместе с ним осевшая в театре. Единственным препятствием, дававшим им с зятем хоть какую-то надежду твердо обосноваться в театре, — был контракт фаворита директора, заключенного им с театром «Ла Скала». Контракт истекал лишь через год, а решение требовалось принять немедленно, и Антон Борисович был готов выпросить для зятя хотя бы «и.о.» — то есть должность временно исполняющего обязанности, хорошо зная, что ничего не оказывается таким постоянным, как что-то изначально временное.
