— Как так шурнут? — не поверил полковник. — Не имеют права.
— А нам, говорят, никакого права и не надо. Я тоже им говорила, что права не имеют, а они говорят закон такой уже есть, за все деньги платить.
Тихо вернулся на кухню татарин с плотницким топориком в руках, подошел к занавеске, выглянул на улицу и плотно задернул окно.
— Объясни, Касымка, ради Бога, не мучь! — взмолилась Стрепетова.
— Э-э, — скривился татарин. — Акун пришел, уходить надо.
— Ну нет! — полковник ударил кулаком о кулак. — Сам лично пойду. Разберусь на месте событий… Принеси-ка мне, баба Вера, мундир с орденами, он под матрасом у меня, в головах…
Полковник вернулся поздно вечером в растерзанном мундире и без орденов. Долго замывал раны в ванной, наконец вышел к жильцам и коротко сказал:
— Касым прав.
Расходились по комнатам притихшие и встревоженные. На город опускалась сырая осенняя ночь. Часов в одиннадцать откуда-то с севера послышался далекий рокот барабанов, все снова собрались в кучу, судили и рядили о том, что бы это все могло значить. Решили в эту ночь быть начеку, жгли костры вокруг дома. На кухне, склонившись над старым планшетом, мозговал полковник. Он сосредоточенно вычерчивал на бумаге какие-то загадочные круги и линии, сухо и бледно штриховал синие стрелки и, послюнявив карандаш, жирно и сочно выводил красные. Время от времени он, надев очки, внимательно вчитывался в потрепанную военную брошюру со звездой на обложке под названием «Массирование сил и средств в направлении главного удара». За его спиной стояла Стрепетова и заглядывала через плечо.
— Че-орный во-рон, что-о ж ты вье-шься, — тихо пел полковник и перебивал сам себя раздумчиво, — Тэ-эк, здесь устроим засеку… Здесь у нас по плану забор… Над мо-е-ю го-лово-ой… Добро!
Рядом с Кузьмой Захарьевичем, примостившись на ящике, скорняк сшивал шкуры суровой иглой. Прикладывал к груди, к плечам, распарывал и начинал сшивать снова.
— Получается, Кузьма Захарьевич? — с надеждой робко спрашивала Стрепетова, вглядываясь в план.
— Добро, Любушка, добро!.. Вот тут слабина только, — указывал карандашом куда-то в угол листа. — Здесь у нас прогалина… Эх ты, сволочь людская! — ругнул он Макса Ундера. — Ну ничего, побьемся еще…
Утром следующего дня Кузьма Захарьевич вывел обитателей дома на улицу и приказал им оглянуться на дом. Над крышей в легком утреннем сквознячке трепетал привязанный к антенне красный флаг.
— Порядок! — торжественно произнес полковник.
— Я бы, Кузьма Захарьевич, водрузил и монархический стяг, согласно убеждениям, — попросил Юра. — Белый, золотой, черный.
— Водружай! — согласился полковник. — Стяг не запятнан.
— Кузьма Захарьевич! — обратился Родионов. — Разрешите в редакцию отлучиться. Может быть, удастся шумнуть в прессе.
— Добро, — разрешил полковник. — Бей в колокола.
Против ожидания, Родионову пришлось задержаться на службе до самого вечера. Дело получалось слишком серьезное и запутанное. Сперва главный, выслушав о захвате квартир, обнадежил:
— Это, Паша, абсурд! Быть такого не может! Зови Кумбаровича, разберемся.
Кумбарович, однако, оптимизм главного не разделил. Выслушал обстоятельства дела, подумал и сказал:
— Не знаю, не знаю… Надо съездить к своим, посовещаться.
И уехал на казенной машине. Вернулся он часа через три, вместе с ним в редакцию проникли два бодрых, уверенных юриста с черными кейсами в руках. Заперлись в кабинете у главного, деловито разложили на широком столе извлеченные из кейсов бумаги. Тяжко легла посередине коричневая плита с надписью «Свод законов». Столбиком выстроились друг на друге книжки потоньше, справочники и учебники. Ворохом высыпались тонкие, несерьезные брошюрки, слепые бледные ксерокопии, газетные выкройки.
И закипела работа. Юристы, как два цирковых фокусника, перебрасывались бумажками, жонглировали книгами, шелестели легкими брошюрами. Едва один из них заканчивал фразу, другой подхватывал ее на лету, ловко управлялся с деепричастиями и сосподчинениями, и, не давая фразе остыть, швырял ее товарищу. Тот подхватывал ее и, словно борец на тренировке, расправлялся как с тряпичным чучелом, проводил подсечки и захваты, перекидывал через бедро, брал на болевой прием. Да, это безусловно были профессионалы, даже Кумбарович и тот восхищенно крякал. Постепенно до Родионова доходило, что дело их проиграно изначально, что есть две-три зацепки, но связаны они с неимоверными финансовыми затратами и долгой юридической позиционной войной. Что жильцам обреченного дома еще очень повезло, ибо за территорию под домом уже полгода бьются два концерна. Какой-то ловкий чиновник из префектуры сумел продать им одни и те же недра под домом, взяв за это две взятки. Чиновник этот, впрочем, был недавно найден без головы, в подмосковных болотах. Есть, есть одна зацепочка, есть одна корпорация под названием «Бабилон», которая могла бы побороться с этими гигантами, но опять же, причем здесь жильцы?..
— Но вот же «Свод законов»! — наивно указал пальцем Пашка на несокрушимую плиту.
Вдоволь насмеявшись, юристы сунули под нос Родионову какую-то мятую бумажонку:
— Вот! Вот реальность!
Бумажонка потрепетала и растворилась в ловких руках.
— Но ведь это захват, оккупация! — возмутился Пашка.
— Если бы… — покачали головами юристы. — Если бы обычная оккупация… Но это не обычная оккупация. Просто земля продана.
— Земля продана, — пояснил Кумбарович. — А что продано, то не завоевано.
— Что продано, то продано! — заключили и юристы.
— Но так всю Россию можно продать! — возопил Родионов.
— А и продана, — восторженно подтвердили юристы. — Да так продана, что и дважды, и трижды… И все законно, без нарушений. Приватизация. Костромскую область, к примеру, четыре раза продали, там большая драчка назревает, надо бы успеть…
— Успеем, — спокойно сказал его товарищ, убирая документы в кейс. — А нет, так в Клину поработаем. Или в Смоленске, там тоже дел хватит.
Юристы исчезли стремительно, как и появились, ухитрившись каким-то образом одновременно проскользнуть в узкую створку двери.
— Вот так, Паша, ничего не попишешь, — грустно сказал главный. — Пиши, не пиши, а все равно ничего теперь не попишешь…
Пашка поднялся и молча вышел из кабинета.
Вокруг дома, словно у иностранного посольства тесно стояли иномарки. Два стяга реяли над крышей.
В окне второго этажа показался полковник с пожарным шлангом в руках. Мощная струя ударила оттуда и несколько группировок нападавших быстро отступили на недосягаемое расстояние. Нападавшие были страшны. Родионов, не в силах отвести глаз, разглядывал их внимательно и подробно. Это были люди, словно вышедшие из самой ночи, из подпольных глубин жизни, где до утра кипят страсти в полулегальных казино, пахнет анашой, свежей кровью, дорогим коньяком, револьверными дымками, черт знает чем, только не запахом нормальной человечьей жизни. Они были спокойны, как-то тупы и пакостны лицами, равнодушно жевали жвачку мощными челюстями. Похожи они были на диких кабанов, одетых в дорогие костюмы и поставленных на задние ноги. Пашка узнал среди них и знакомого афганца. Неужели выпустили, удивился он.
Три тощих иностранца стояли у машины и какая-то услужливая сволочь поясняла им, указывая на дом:
— Временное явление, не стоит, господа, вашего внимания… Утечка мозгов, одна шваль практически осталась…
Иностранцы кивнули и укатили прочь.
Полковник заметил Родионова и подал знак рукой. Пашка кинулся к дому, перепрыгнул яму, вскочил на родное крыльцо. Дверь распахнулась и тотчас захлопнулась за спиной у Пашки.
— Жив! — обрадовался из сумрака прихожей Касым. — Хорошо. Якши!..
Он вручил Родионову железный крюк:
— Здесь будь.
Сверху опять зашипел брандспойт, снаружи затопотали удаляющиеся копыта.
В коридор вбежала перепуганная Стрепетова, неумело держа в руках ржавый гвоздодер:
— Кузьма Захарьевич! — закричала она в лестничный проем. — Сзади заходят, с тылу!..
Мокрый полковник спустился вниз.
— Да-а, — хмуро произнес он, почесывая партизанскую щетину на подбородке. — Там как раз слабина у нас… Подомарева как, держится?
— Держится, Кузьма Захарьевич, зря вы ее намедни курвой обозвали.
— Зря, — согласился полковник, — но это же в бою! Хорошо, я иду к ней. Как крикну, врубай рубильник! — приказал он, разматывая черный кабель и пропадая в глубине коридора.
Из-за дома вывернули иномарки, припарковались напротив крыльца в сотне метров, за пределами досягаемости брандспойта.
Жильцы прильнули к щелям, сжимая оружие. От стада кабанов отделилась небольшая кучка, двинулась к дому, размахивая белой тряпочкой. Остановились у железных рельсов, что-то прокричали.
