Перед нами лица мужчин и женщин в древних головных уборах. Я не узнаю их.
– Известность досталась только тем, после кого остались портреты, фотоснимки или жизнеописания. Но было много других, никому не известных музыкантов, которые, тихо сидя в своем углу, сочиняли удивительные симфонии. Их слышали только мы, боги.
Он указывает на портрет Вивальди, и тут же раздается «Весна» из цикла «Времена года».
– Бедный Вивальди. С ним совершенно ненормальная ситуация. Одно его растиражированное произведение затмило все остальные. Я знаю, что в магазинах «Земли-1» можно найти только «Времена года». А его «Реквием»? Нечто необыкновенное. А «Концерт для флейты пикколо»? Просто чудо. На «Земле-1» есть выражение – за деревьями не видно леса. Отрывок заслоняет все произведение.
Зевс подходит к следующему снимку.
– Моцарт. Душа Вивальди возродилась в Моцарте. Он вернулся, чтобы показать все стороны своего таланта.
Зевс заставляет меня прослушать произведения Вивальди, потом Моцарта и найти в них общее. Дальше – Бетховен.
– Моцарт, Бах, Бетховен – самые популярные. Они были хороши, но они были так же талантливы в предыдущих и следующих воплощениях, под другими, менее известными именами.
Он останавливается у фотографии совершенно неизвестного мне композитора. Вокруг нас звучит нежная музыка.
– «Адажио для струнных» Сэмюэла Барбера. Удивительный случай. Он сочиняет одно необыкновенное произведение. Все остальное совершенно банально. Вдохновение посетило его только однажды.
Я вслушиваюсь и узнаю темы из фильмов «Человек-слон» и «Взвод». Он стал знаменитым благодаря кино, а не музыкальной карьере.
Тысячи лиц на стенах коридора.
Зевс тянет меня дальше.
– Мне нравится искусство «Земли-1». Я начал собирать эту коллекцию еще на Олимпе «Земли-1».
МУЗЕЙ СКУЛЬПТУРЫ – надпись на фронтоне следующего зала.
Произведения критского, этрусского, вавилонского, греческого, византийского, карфагенского искусства. Я останавливаюсь перед критской фреской, на которой изображены дельфины и женщины с пышной грудью.
– А, дельфины… Ты выбрал мощный тотем. Ты знаешь, что дельфины находятся в постоянным контакте со своим подсознанием?
– Нет, я не знал этого.
– Дельфин – это опытный образец одного проекта по созданию разумного существа, живущего в воде.
Я стою перед изображениями дельфинов и внезапно замечаю, что на некоторых из них сидят люди.
– Если исходить из общей массы тела, мозг дельфинов намного больше, чем у человека. Я не решился сделать их доминирующей расой на планете. Они не могут жить на суше, из-за этого возникает слишком много проблем.
Зевс отвлекается на что-то, и я говорю себе, что, наверное, где-то в его саду висит сфера, внутри которой водный мир, где дельфины построили свои города и развивают свои технологии.
Вот близкие по времени скульптуры. Я узнаю Нику Самофракийскую, Венеру Милосскую, «Моисея» Микеланджело.
– О, эти люди… Их талант, творческая сила растут. И вместе с ними растет страсть к саморазрушению. Я спрашивал себя, может ли одно существовать без другого. Юмор рождается из отчаяния. Возможно, и эта красота неразрывно связана со стремлением к смерти. Как цветы, которые растут в навозе.
– Как вам удалось собрать все эти шедевры?
– Я владею технологией, которая позволяет точно копировать земные произведения. Оригиналы находятся в Лувре, Британском музее, Музее современного искусства в Нью-Йорке и… на Эдеме.
Я хожу среди скульптур. Произведения Камиллы Клодель совершенно целы, хотя она разрушила их в приступе гнева. Зевс говорит мне, что в этом одно из преимуществ его музея – здесь хранятся целые произведения.
Еще одна дверь. Над ней скромная надпись – БИБЛИОТЕКА. На стеллажах, уходящих в бесконечность, стоят произведения, относящиеся ко всем эпохам. Книги на пергаменте, коже, папирусе, шелке.
Зевс показывает мне совершенно неизвестные рукописи Шекспира, Достоевского.
– Мне всегда больно видеть, что на «Земле-1» настоящий талант редко получает признание. Люди не всегда знают имена истинных новаторов. Я имею в виду и вашего друга Жоржа Мельеса. Он умер безвестным, в нищете, был вынужден продать свой зал и в отчаянии сжег свои фильмы. А ведь это он придумал кинофантастику. Я мог бы назвать и Модильяни. Он не узнал славы при жизни, его разорил владелец галереи, выкупивший все его картины по цене куска хлеба.
Зевс разочарованно машет рукой.
– Сальери всегда сживали со свету Моцартов. Помните этого музыканта при дворе Вильгельма II? Был очень моден. Современники никогда не замечают тех, кто создает что-то действительно новое. Слава достается лишь подражателям, которые чаще всего принижают величие оригинала.
– Но ведь были гении, получившие признание при жизни. Например, Леонардо да Винчи.
– Он едва избежал смерти. Его хотели казнить за гомосексуализм, едва не сожгли заживо в 19 лет.
– Сократ?
– О нем известно лишь то, что рассказал Платон. А Платон никогда по-настоящему не понимал своего учителя. Он даже отстаивал тезисы, совершенно противоположные учению Сократа.
Эти сведения удивляют меня.
– Джонатан Свифт говорил: «Рождение нового таланта замечаешь, когда против него возникает заговор глупцов».
Зевс подходит к полкам, на которых выстроились книги Жюля Верна.
– Я думаю, вы хорошо его знаете, – замечает он. Воспоминания о встрече с Жюлем Верном встают передо мной.
– Жюль Верн публиковал свои произведения в газете как роман с продолжением. Потом их издавали отдельными томами, но в то время никто не считал их «настоящими книгами». Полагали, что это научно-популярные очерки для детей. Прошло семьдесят лет после его смерти, прежде чем одна журналистка открыла творчество Жюля Верна и представила его обществу как великого романиста.
– Жюль Верн не был нищим.
– Верно. Но жена упрекала его в том, что он мало зарабатывает! По ее совету он даже перестал писать и начал работать на бирже. Его издатель Хетцель был вынужден пообещать ему процент с продаж, только тогда писатель сумел уговорить жену позволить ему продолжить свои занятия. Знаете, как он умер?
«Он сорвался со склона Эдема или чудовище утащило его в болота», – думаю я.
– Его племянник, картежник и пьяница, постоянно требовал у него денег. Однажды Жюль Верн отказал ему. Племянник вытащил пистолет и ранил его в ногу. Началось заражение. Он очень страдал перед смертью.
Зевс подходит к сочинениям Рабле.
– После смерти Рабле осталось только три его произведения, вышедшие крошечным тиражом. К счастью, владельцы книг сохранили их, пока интерес к ним не вспыхнул снова. Среди тех вещей, которые никогда не были опубликованы, есть очень неплохие. – Он протягивает мне рукопись. – Вот эта была настолько нова для своего времени, что ее сожгли как учебник колдовства.
Зевс протягивает мне все новые рукописи. Мне становится не по себе от этих историй.
Потом он толкает дверь, над которой написано «МУЗЕЙ КИНО».
Здесь повсюду прямоугольные экраны форматом 16:9.
– Это самая новая часть моего музея, ею занимается ваша подруга Мэрилин Монро. Она уже собрала двадцать пять тысяч фильмов.
На каждом экране кадры из известных фильмов. Стоит дотронуться до экрана, и фильм начинается.
– Я пока посмотрел только три тысячи. А ведь я смотрю на ускоренной перемотке. Мои любимые фильмы– «Космическая одиссея-2001» Кубрика, «Бегущий по лезвию» Ридли Скотта и «Бразилия» Терри Джиллиама.
– Только фантастика? – удивляюсь я.
– Именно тут больше всего творчества. Я не буду смотреть фильм, чтобы увидеть то, что постоянно происходит на «Земле-1» или «Земле-18».
Логично.
– Возможно, работа режиссеров и сценаристов ближе всего к моей. Они руководят группой, которая помогает актерам рассказывать истории. Знаешь, я часто попадаю впросак – не могу угадать, чем закончится большинство фильмов. Человеческое воображение – сложная штука.
На экране двигаются люди в тогах, мне кажется, я видел эти кадры.
– «Битва Титанов» с Лоуренсом Оливье и Деборой Керр. Олимпийские боги на облаке. Забавно, да? Иногда я меняю кое-что в Олимпии, чтобы здесь было как в фильмах, которые я посмотрел.
Я вспоминаю настоящих гангстеров из чикагской мафии, которые стараются походить на персонажей «Крестного отца» Фрэнсиса Форда Копполы. Так кто кому подражает?
Зевс ведет меня в следующий зал: МУЗЕЙ ЮМОРА. Здесь под стеклом выставлены напечатанные на машинке тексты.
– Еще одно новшество. Этим занимается Фредди Мейер. Фильмы я смотрю быстро, а шутки смакую. По одной в день. И не больше.
Зевс громко читает:
– Маленький циклоп спрашивает у папы: «Папа, почему у циклопов только один глаз?» Отец читает газету и прикидывается, что не слышит. Но маленький циклоп не унимается и снова спрашивает: «Папа, почему у циклопов только один глаз? В школе у всех два, а у меня только один». Отец раздраженно отвечает: «Ты опять за свое? Будешь приставать, останешься и с одним ухом».