Белые принесли в эту страну не только фанту и кока-колу, но и множество новых понятий, как, например, "угнетенное меньшинство". Государство вспомнило о своих маленьких пигмеях и стало посылать их на учебу в далекие холодные страны. Но они не слишком интересовались учебой, их регулярно пытались отчислить из институтов и университетов, и посольства Руанды постоянно хлопотали о нерадивых студентахпигмеях. Мой приятель-тутси, блестяще окончивший МГУ, жаловался мне, что по возвращении на родину не сможет поступить на государственную службу, зато его бездарный соученик-пигмей будет принят с распростертыми объятиями, поскольку он "угнетенный".
Среди недовольных режимом президента Хабиариманы появилось много хуту, тоже покинувших страну из-за боязни расправы. В Уганде подросли дети беженцев-тутси, горевшие желанием вернуться на свою родину. Объединенные общей ненавистью, беженцы хуту и тутси создали Руандийский Патриотический Фронт (РПФ). Осенью 199о года начался вооруженный конфликт между РПФ и правительственными войсками. Для войны выбрали одно из самых неудачных мест – национальный заповедник Кагера.
Немало постреляли ценных зверушек: антилоп, зебр, буйволов, бегемотов, львов, леопардов. Часть животных, не выдержавших такого скотского обращения, мигрировала в соседнюю Танзанию. Выжила только муха цеце, которой все нипочем.
Навоевавшись до изнеможения, противники подписали в 1993 году соглашение о мире и создании коалиционного правительства, но впоследствии политические партии передрались из-за количества мест в парламенте. И вот уже на дворе март 1994-го, а правительства все еще нет.
Я прилетела в Кигали, столицу Руанды, после убийства двух политических лидеров.
Министра общественных работ и энергетики расстреляли в упор, когда он подъехал к своему дому. Отдача после этого выстрела дала почувствовать себя немедленно. На следующий день в Бутаре, родном городе министра, из мести убили его политического противника – председателя коалиции в защиту республики. Его автомобиль был остановлен толпой манифестантов. Председателя выволокли из машины и забили насмерть мачете и мотыгами.
Убивали в течение двух часов, пока он не превратился в кровавое месиво. После двух убийств в Кигали в течение нескольких дней шла резня, в результате которой погибло больше пятидесяти человек.
В Кигали ввели режим чрезвычайного положения и комендантский час. В семь часов вечера всякая жизнь в городе замирает. Разрешено передвижение только для дипломатов и патрулей миссии ООН, в которой работают, кстати, 15 русских военных наблюдателей. Водители автомобилей вынуждены включать дальний свет, чтобы не раздавить ненароком черных людей. Они совершенно сливаются с темнотой, и почувствовать их приближение можно только по специфическому запаху кожи, который так враждебно воспринимают собаки, живущие у белых.
Содержание миссии ООН, в составе которой 25оо человек, обходится в 7оо тысяч долларов ежедневно. Но как сказал специальный представитель Генерального секретаря ООН мсье Бобо: "Мир всегда дешевле, чем война. Эти расходы окупятся".
Любимое развлечение местных жителей – террористические акты. Граната стоит всего 25 центов. Взрывы происходят каждую ночь. Иногда в междугородные маршрутки подкладывают бомбы. Мои друзья-руандийцы успокаивают меня: "Белых мы не трогаем.
Убиваем только своих". В это трудно поверить, особенно если учесть их ненависть к бельгийцам, которые составляют большинство белого населения в Кигали. У руандийцев хорошо развита историческая память. И они никогда не забывают, что Руанда была бельгийской колонией.
Кигали делится на черный и белый районы. В белом городе расположены респектабельные гостиницы, посольства, официальные представительства, виллы богатых людей с роскошными садами, где растет бугинвий – дерево с фиолетовыми, розовыми, алыми, желтыми цветами. Белые люди передвигаются только на автомобилях, не смущаясь ничтожностью расстояний. Черный город отделен незримой стеной и научился защищать себя сам, без армии и полиции. В каждом квартале ночью на дорогах строятся заграждения из камней и палок. Заборы покрывают сверху слоем битого стекла. В качестве сигнализации можно использовать павлинов – эта красавица птица не переносит ночных вторжений и омерзительным голосом предупреждает хозяев о приходе посторонних.
Центр Кигали похож на прелестный дачный поселок, высоких зданий практически нет.
Люди просыпаются в шесть часов утра, когда множество птиц затопляют город свирельным пением, и ложатся спать в девять часов вечера. Здесь ночью на небе тесно от высыпавших звезд, лунные лучи путаются в листьях авокадо, а днем золотые брызги света дрожат в цветущих тюльпановых деревьях, акациях и банановых рощах. Обильную зелень оттеняют дети в ярко-синих школьных платьицах и множество "фламинго" (так называют заключенных, бродящих по городу в нежно-розовых пижамах). За городом начинаются лагеря "перемещенных лиц", людей, бежавших с севера страны от напастей войны. Они строят свои лачуги, как ласточки гнезда.
Бамбуковый каркас облепляют мокрой красной землей или навозом – и готова коробка размером с собачью конуру, где на земляном полу, на циновках, спит все семейство. В этих страшных местах дети из мусорных ящиков облепляют белых, нагло требуя денег. Это непохоже на просьбы о милостыне трогательных детей-скелетиков из Юго-Восточной Азии, это озлобленное попрошайничество черных людей, ненавидящих белых, живущих в светлом богатом мире, полном удовольствий. Белые разрушили их незатейливый уклад, показав цивилизованную жизнь, возбудив зависть и доказав невозможность такой жизни для большинства. Руандийцы недоверчивы к чужакам, скупы на улыбку и на редкость сдержанны – закрытые книги в черном переплете. У них нет умения выражать свои эмоции. Чувство юмора находится в зачаточном состоянии. Они слегка презирают соседей-заирцев за их бурную веселость. Большая радость или большая беда – необходимо держать себя в руках.
Даже на похоронах неприлично заливаться слезами. И уж совсем невозможно представить руандийскую женщину, бьющуюся в истерике. У черных высоко развито умение вести себя при трагических обстоятельствах с достоинством. Единственная эмоция, которую они себе позволяют, – ребяческое любопытство при виде белых.
Трудно выдержать напор их взглядов и недобрых усмешек. Правда, селяне в отличие от городских жителей более простодушны и раскованны, искренни и приветливы.
Здесь медленно и бесхитростно течет жизнь, люди пассивно подчиняются течению времени. Руандийцы еще не познали нетерпения. Большинство населения передвигается пешком, неся на голове глиняные круглые горшки, вязанки хвороста, блюда с бананами, а у женщин за спиной привязаны дети. Благодаря привычке переносить любые предметы на голове у африканок вырабатывается великолепная осанка, прямая посадка головы и необыкновенно сексуальная походка. Верхняя часть сильного полного тела неподвижна, зато мощные бедра в расцвете плодородной силы (залог легких и быстрых родов) двигаются с такой откровенностью, что вызывают краску стыда у европейских женщин и пламя в паху у белых мужчин. Отполированное женственное тело, облитое складками яркой ткани, обруч золотого цвета на голове, огромный зад и тупик непроницаемого лица – вот вам портрет руандийки. Понятия о красоте в Африке весьма своеобразны. Если у вас не хватает бокового зуба или есть дырка между передними, знайте, что вы приближаетесь к руандийскому эталону красоты.
У мужчин волосяной покров на голове растет часто посаженными кустами, а их хорошие фигуры уже к 3о годам портят большие выпирающие животы – следствие безмерной любви к пиву. Оно делает сносным такую жизнь, которую трезвому не вынести. Этот напиток, завезенный в страну немецкими и бельгийскими колонизаторами, стал местным богом. Роженицам в качестве подарка преподносят ящик пива, даже грудным младенцам дают соски с пивом, разбавленным водой.
Впрочем, этот обычай популярен не только в Африке. Во Вьетнаме, например, новорожденного окунают в тазик с пивом, чтобы он крепко спал, пока молодая мать принимает поздравления.
В черный город я хожу только в сопровождении своих знакомых руандийцев. Вчера была в трущобах, в гостях у выпускника волгоградского института Мусемы. По местным понятиям, его отец – очень богатый человек. Он имеет несколько такси, но деньги зажимает, прячет в кубышку и совсем не дает сыновьям. Так жаловался мне Мусема. Его улыбчивая мама сжарила мне на костре курицу, которую мы слопали, запивая ее пивом. Мусема с ума сходит по России и привез оттуда кучу пластинок и кассет. Он поставил мне кассету Шуфутинского, и я хохотала до колик. Сидеть в центре Африки, неподалеку от экватора, в черном городе Кигали и слушать "блатные" песни – такое можно представить только во сне. Шуфутинского сменила пластинка Аллы Пугачевой, Мусема распевал "Миллион алых роз", и глаза его увлажнялись от воспоминаний. Он сказал, что у него есть целая подборка песен про снег, и когда он слушает их, то неизменно плачет.
