— Как ты не понимаешь! — рассердилась Толстуха Дот на мужа. — Меня кто-то успел изувечить.
— А-а, — покачал головой муж.
— Мой сын родился здоровый и крепкий, — объяснил Злюка Хайд Олив. — А Дот в ту же ночь видела сон, что не может ходить. Смекаете? Это Господь подает знак, что Уолли ранен, но жив.
— Искалечен или еще что, — сказала Толстуха Дот и разрыдалась.
— Да, верно, — отрывисто произнесла Олив. — Я сама так думаю.
Ее слова произвели впечатление на всех, даже на Рея Кендела.
— Я сама так думаю, — повторила Олив. — Если бы все было в порядке, от него уже пришло бы известие. А если бы он погиб, я бы это почувствовала.
Олив дала Толстухе Дот свой носовой платок и прикурила очередную сигарету от только что конченной.
В Сент-Облаке День благодарения не был отмечен мистическими предсказаниями и еда была не такая хорошая, но веселье получилось на славу. Вместо шариков употребили противозачаточные средства. Д-р Кедр выдал их из своих запасов сестре Анджеле и сестре Эдне, те с явным отвращением надули их и покрасили каждый в зеленый или красный цвет, для чего использовали пищевые красители. Когда краска высохла, миссис Гроган на каждом шарике написала имя сироты, а Кенди с Гомером спрятали их по всему дому.
— Поиски резинок, — сказал д-р Кедр. — Надо будет использовать эту выдумку на Пасху. Яйца теперь дороги.
— Нельзя на Пасху отказаться от крашеных яиц, Уилбур, — возмутилась сестра Эдна.
— Да, наверное, нельзя, — устало согласился д-р Кедр. Олив Уортингтон прислала ящик шампанского. Уилбур Кедр отродясь не пил шампанского. Он вообще ничего не пил, но эта влага, ударяющая в нос, щекочущая небо и просветляющая голову, напомнила ему легчайший из газов, без которого он уже давно не мог жить. Он пил и пил шампанское и даже спел детям французскую песенку, которую слышал в годы Первой мировой войны от французских солдат. Песенка столь же мало годилась для детей, как и профилактические средства. Но благодаря незнанию французского и детской невинности солдатская песенка (которая была почище шуточных виршей Уолли Уортингтона) сошла за детскую прибаутку, а профилактические средства за надувные шары. Даже сестра Эдна выпила немного шампанского, это и для нее было в новинку, правда, она изредка добавляла в горячий суп ложку хереса. Сестра Анджела не прикоснулась к шампанскому, но так расчувствовалась, что обняла Гомера и крепко его расцеловала, то и дело повторяя, что после его отъезда они все впали в уныние, но что Бог не забыл их и вернул им Гомера, чтобы ободрить и поддержать их.
— Но Гомер с нами навсегда не останется, — сказал, икнув, Уилбур Кедр.
И конечно, всех покорила Кенди, даже д-р Кедр назвал ее «наш добрый ангел», миссис Гроган так вокруг нее хлопотала, точно та была ее дочкой, а сестру Эдну тянуло к ней, как мотылька на свет лампы.
Д-р Кедр даже пофлиртовал с Кенди, правда самую малость.
— Я никогда не видел, чтобы такая красавица безропотно ставила больным клизмы, — сказал он, похлопывая Кенди по коленке.
— Я не брезглива, — ответила Кенди.
— Мы здесь о брезгливости давно забыли, — покачал головой д-р Кедр.
— Но бесчувственными, я надеюсь, нас не назовет никто, — вздохнула сестра Анджела. Д-р Кедр никогда не хвалил ни ее, ни сестру Эдну за готовность ставить клизмы в любое время дня и ночи.
— Конечно, я бы очень хотел, чтобы Гомер кончил медицинский факультет, стал врачом, вернулся сюда и стал бы моей опорой, — не понижая голоса, говорил д-р Кедр Кенди, как будто Гомер не сидел за столом напротив. — Но это ничего, я понимаю. — Он опять похлопал Кенди по коленке. — Кто откажется от такой прелестной девушки, да еще беременной. И разумеется, с яблонями работать лучше. — Д-р Кедр прибавил что-то по-французски и шепотом продолжал: — Правда, чтобы работать здесь, высшего образования не надо. Гомеру осталось закрепить кое-какие навыки. Черт возьми! — вдруг воскликнул он, махнув в сторону детей, уплетающих праздничную индейку (у каждого перед тарелкой — разноцветная резинка с именем, точно название под экспонатом). — В общем, это не самое плохое место для воспитания детей. А если Гомер когда-нибудь удосужится посадить вон на том склоне сад, вы будете иметь удовольствие еще ухаживать и за садом.
Расчувствовавшийся д-р Кедр так за столом и уснул. И Гомер перенес его в провизорскую. Неужели после его отъезда старый доктор и правда слегка повредился в уме? Но спросить об этом не у кого. Миссис Гроган, сестры Эдна и Анджела сказали бы, что в его поведении бывают иногда странности. («Одно весло заедает», — как выразился бы Рей, а Уолли сказал бы: «Передние колеса буксуют».) Но все трое горой встали бы на его защиту. Они бы попеняли ему, что он так долго отсутствовал и что его мнение необъективно. К счастью, за время отсутствия он не растерял медицинских навыков.
Беременные не различают будней и праздников. В начале седьмого в Сент-Облако явилась женщина, у которой уже начались роды, почему начальник станции, вопреки обыкновению, лично проводил ее в приют. Схватки были частые и равномерные, Гомер уже нащупал головку плода. Вошедшая сестра Анджела сказала, что д-р Кедр пьян и будить его бесполезно, сестра Эдна тоже спала. На эфир женщина почти не реагировала, и ее промежностям явно грозили разрывы.
Гомер вернул головку ребенка обратно, сделал разрез промежностей под углом, соответствующим положению стрелок «семь ноль-ноль». Такой разрез в случае необходимости можно продолжить.
Головка опять появилась, Гомер ощупал шейку ребенка, обвития пуповины не было. Роды оказались легкие, оба плечика появились одновременно. Он наложил на пуповину две скобки, перерезал ее между ними. И пошел все еще в белом халате в провизорскую проверить самочувствие д-ра Кедра после праздничного возлияния. Д-р Кедр хорошо знал, как выходят из состояния наркоза, но похмелье было для него внове. Увидев Гомера в забрызганном кровью халате, он вообразил, будучи еще во хмелю, что перед ним его избавитель, созданный его фантазией молодой врач.
— А, доктор Бук, — сказал он, протягивая Гомеру руку с фамильярностью, существующей в медицинских кругах между коллегами.
— Доктор кто? — спросил Гомер.
— Доктор Бук, — убрал д-р Кедр руку. Язык у него во рту еле ворочался, и он с трудом дважды повторил удивившее Гомера имя.
— Гомер, — сказала Кенди, когда они лежали вместе на одной из кроватей в комнатушке на первом этаже отделения девочек, — почему доктор Кедр сказал, что врачу приютской больницы можно обойтись без высшего образования?
— Может, потому, что половина операций здесь противозаконна, — ответил Гомер. — Так что и врач может быть липовый.
— Но тебя никто не возьмет на работу без медицинского диплома, — сказала Кенди.
— Доктор Кедр бы взял. Я все-таки кое-что умею.
— Но ты ведь не хочешь здесь работать, да? — спросила Кенди.
— Не хочу, — ответил Гомер. А засыпая подумал: при чем здесь все-таки д-р Фаззи Бук?
Гомер еще спал, когда д-р Кедр осматривал вчерашнюю роженицу и сделанный Гомером разрез промежностей. Сестра Анджела описала ему операцию до мельчайших подробностей, но он и без ее рассказа видел, что у Гомера все та же уверенная рука и точный глаз.
Но Гомеру, как и положено в юности да еще и подранку, была свойственна вера в непогрешимость своего мнения: он презирал людей, которые так скверно распорядились своей жизнью, что вынуждены бросать зачатых ими детей. Уилбур Кедр сказал бы ему, что он молодой специалист-задавака, который сам никогда не попадал в жизненные передряги, что он похож на тех дипломированных юнцов, которые кичатся своим мнимым превосходством перед всеми без исключения пациентами. Но Гомер-то пекся об одном — как бы создать идеальную семью, и он был уверен в своей правоте больше, чем старая чета, празднующая золотую свадьбу.
Должно быть, он воображал, что святость их с Кенди любви осеняет их как нимбом и, вернувшись с младенцем в «Океанские дали», они будут всеми немедленно прощены. Должно быть, он думал, что этот нимб будет сиять так ярко, что ослепит Олив, Рея и остальную компанию всеведущих молчунов. Возможно, Гомер с Кенди полагали, что младенец, зачатый в любви, которая застила им гибель Уолли, даже неясность его судьбы, будет встречен всеми как ниспосланный свыше ангел.
И они радовались жизни той зимой в Сент-Облаке, как все на свете молодожены. Никогда еще служение ближнему не доставляло никому большего удовольствия. Милая молодая женщина, чья беременность становилась все более заметной, не отказывалась ни от какой работы; ее красота и энергия влияли благотворно на все отделение девочек. Д-р Кедр занимался с Гомером педиатрией, акушерству его учить не надо, а от абортов он по-прежнему категорически отказывался. Это его упрямство удивляло даже Кенди, которая не раз ему говорила:
