Но все же Рэмси пятьдесят. Он уже не в той форме, в какой был когда-то, а ведь он не сверхчеловек. В заключительном фрейме не смог забить желтый и позволил Ронни вернуться в игру. Разумеется, тот завершил партию. Рэмси мягко пожал руку О’Салливану, чуть дольше задержав на нем взгляд, и даже смог улыбнуться, затем произнес такие теплые слова поздравления с первым для Ронни О’Салливана титулом победителя чемпионата мира, что им мог позавидовать любой. Он был настоящим профессионалом, поэтому не продемонстрировал горя перед камерами, но сидевшая неподалеку жена была готова поклясться, что глаза его блестели.
Рэмси Эктон исправил счет, сделав его восемнадцать — шесть, но шанса исправить положение у него уже не было, поскольку не было и четвертой сессии; владельцы билетов на вечернюю игру могли рассчитывать на бесплатные пропуски в следующем году. Результат игры был настолько предсказуем, что Джек Лэнс даже не стал обременять себя необходимостью присутствовать в этот день в зале.
Великолепные новости, полученные Ириной через две недели после возвращения на Виктория-парк-Роуд, пришлись как нельзя кстати. К ее огромному удивлению, ликующий голос руководителя «Снейк хед» в трубке сообщил, что ее «Фрейм и матч» была номинирована на престижную премию Льюиса Кэрролла — международную награду в области детской литературы. Ирина не представляла, как ее скромная работа попала в поле зрения жюри, ведь половина невеликого тиража в две тысячи экземпляров к январю уже была возвращена. Впрочем, такая удача порадовала бы ее больше в обычных обстоятельствах.
Но сложившееся положение дел нельзя было назвать обычным. Рэмси почти перестал есть. Он много спал, даже по нескольку часов днем. Он зарылся в биографии игроков в снукер и прочитывал «Снукер сиин» от корки до корки, правда, постоянно при этом хмурился. Несколько часов в день он проводил у бильярдного стола в подвале, плотно закрыв за собой дверь, не потрудившись даже объяснить жене, что там делает. Так же он вел себя, запираясь в туалете. Когда она однажды рискнула ворваться в комнату под предлогом позвать его к телефону, то увидела лежащим на полу с совершенно ненормальным выражением лица, окруженным бортами стола и шурупами.
— Джек договорился о выставочном матче, если тебе это интересно.
— Я уже выставил себя, верно? — грустно усмехнувшись, пошутил Рэмси.
На ее вопрос, зачем он разобрал половину стола, он пробурчал:
— Шары слишком много раз отскакивают. На таком столе невозможно играть.
Происходящее напомнило ей сцену из фильма «Сияние», где показано, что герой Джека Николсона сотни раз напечатал на машинке фразу «От учебы без игры загрустил наш мальчик Джек».
Таким образом, вместо того, чтобы постоянно бегать вниз по лестнице и стучаться в дверь его логова с мольбой впустить ее, Ирина вернулась к серии черно-белых иллюстраций, которые рисовала рапидографом. Чтобы поздравить себя, она позволила лишь улыбнуться, сидя перед компьютером.
Ирина несколько недель подряд смотрела новости — момент, как всегда, был неудачным — и с трепетом и ужасом внимала тому, что слышала, и злилась на себя за это. Вся жизнь Рэмси прошла под пристальным вниманием публики. Даже заняв второе место в Крусибле, он получил сто пятьдесят тысяч фунтов, а его выступление, к сожалению, постоянно показывали по телевизору.
Тем временем организаторы премии с нетерпением выбирали подходящую дату для проведения ужина, на котором будет награжден победитель. Предполагалось, что будут присутствовать все номинанты, а церемония займет несколько дней в сентябре, таким образом, Ирине с супругом предстояло прилететь в Нью-Йорк и остановиться в гостинице. Она должна была срочно дать ответ, а также сообщить, будет она одна или с мужем. Во время скучного ужина в «Бест оф Индия» в конце мая (коричневый рис с овощами, что составляло их меню почти ежедневно) Ирина решила попытать удачу.
Притворившись, что новость пришла в тот день, она немного испортила впечатление легким налетом фальши в голосе. Она также слишком поспешно добавила, что совсем не надеется на победу — хотя, конечно, должна была и рассчитывала, — просто это может помочь улучшить продажи. Помолчав, Ирина добавила, что премия хоть и считается международной, но родом из Манхэттена; вероятность вручения награды книге о спорте, о котором американцы не имеют представления, весьма незначительна.
Рэмси наклонился через стол и поцеловал ее, затем убежал в соседний магазинчик за шампанским, поскольку в заведении не подавали спиртное, а вернувшись, предложил устроить как-нибудь грандиозный ужин, чтобы как следует отпраздновать. Рэмси согласился с ее доводом о причине, по которой «Фрейм и матч» никогда не получит первый приз, — однажды на Брайтон-Бич он уже столкнулся с отношением американцев к снукеру. Он заверил, что, безусловно, будет сопровождать ее на церемонию награждения в сентябре, но только если время не будет совпадать со «Скотиш оупен». Уже через пару минут они обсуждали, в каких турнирах Рэмси лучше принять участие в следующем году.
Неделя проходила и перетекала в следующую, они много раз ужинали в ресторанах, но ни один из вечеров не считался официальным празднованием ее успеха. Видимо, обещанному не всегда суждено сбыться.
Собираясь на прием в отеле «Пьер» на Пятой авеню, Ирина, разумеется, нервничала, хотя размеры ее беспокойства казались несколько раздутыми. Она снова и снова убеждала себя, что ей вполне достаточно быть номинированной на премию, но все же в душе сожалела, что «Фрейм и матч» никогда не получить награды Льюиса Кэрролла. Радоваться и веселиться по поводу торжества другого человека было тяжелым испытанием, но коротким и вполне переносимым. К тому же ее раздражение, вызванное борьбой с непослушными волосами, не имело никакого отношения к злости от невозможности победить.
По счастливой случайности или нет, но в эти же дни в Нью-Йорке был и Лоренс Трейнер, принимавший участие в скучной конференции под названием «Глобализация гражданского общества». Он давно был ее самым ярым сторонником и за те четыре года, что прошли с момента их расставания, изменил статус с брошенного любовника на верного товарища. Он был так искренне рад за нее, когда она отправила ему по электронной почте письмо с сообщением о том, что премия вручается в мае в Нью-Йорке (Рэмси провел все лето дома, и это помешало их встречам в кафе недалеко от «Блю скай»). Кроме того, это ведь ее праздник, и ее право решать. Ирина пригласила Лоренса на вечер, и он согласился.
Возможно, Ирина не волновалась бы по поводу принятого решения, сообщи она Рэмси заблаговременно, что Лоренс приглашен, или хотя бы сделай вид, что советуется с ним по этому вопросу, прежде чем принять решение. Увы, и нет. Каждый раз, когда в августе она находила в себе силы заговорить с Рэмси о своем «товарище», у него начинал болеть живот — надо заметить, что не так сильно, как болит сейчас у нее, — церемония должна начаться через полчаса, и Рэмси ждет в этот вечер большой сюрприз.
Впрочем, не один, так как на премию номинирована также работа бывшей жены Рэмси.
— Весьма откровенное платье, голубушка, — сказал Рэмси, стоя за ее спиной, пока она довольно оглядывала себя в зеркало. — Слава богу, хоть оно прикрывает твою попку.
— Будешь язвить — завяжу юбку на талии.
Рэмси просунул руку в ее декольте.
— И сверху ничего не наденешь?
— Непременно. — Она критически оглядела подводку на веках, рука у нее так тряслась, что теперь она похожа на Бориса Карлоффа. — Я именно для того потратила на это платье две сотни фунтов, чтобы потом накинуть сверху какую-нибудь тряпку.
— Если ты спустишься вниз полуголой, то все мужики будут думать только о том, как бы тебя трахнуть.
— Мне казалось, тебе нравится, когда я выгляжу сексуально. — Бог мой, неужели в этой жизни ничего не меняется. Сейчас он так напоминал ей Лоренса.
— Нравишься, очень, — но лучше запертой в шкафу на замок.
Ирина повернулась:
— Ого! — Она привыкла к безупречному образу Рэмси во время турниров, но в смокинге видела его редко. — Вот кого надо запереть в шкафу.
Потребуется еще немало комплиментов, чтобы успокоить ее мужа. За все время их проживания в гостиницах номер впервые был зарегистрирован на его жену. Рэмси ощетинился, когда портье обратился к нему «мистер Макговерн», его появление вчера в аэропорту осталось незамеченным, и это тоже раздражало и обижало. Открыв паспорт Рэмси Эктона, таможенник не вскинул брови, а его «Добро пожаловать в Соединенные Штаты» было произнесено так, как он сказал бы это любому другому человеку из очереди.
— Если ты не перестанешь ходить туда-сюда, нас оштрафуют за кучу вмятин на ковре, — усмехнулась Ирина. — Нервничаешь перед встречей с Джуд?
