«Существует клише, повторяемое в изданиях, писавших о диссидентском движении: в конце семидесятых все были арестованы. Тут есть оговорка — оставался „второй эшелон“, который тогда нужно было пустить в дело. Не дело солдата подниматься во весь рост, чтобы его убили, но необходимо занимать передние окопы, когда они опустели. Надо было пойти на арест, чтобы показать, что сопротивление в России не только было, но есть и будет», — вспоминает Валерий Сендеров (номер журнала посвящен 70-летию Народно-Трудового Союза российских солидаристов).
Майкл Скаммелл. Переводя Набокова, или Сотрудничество по переписке. Перевод с английского Сергея Ильина. — «Иностранная литература», 2000, № 7.
В 1962 году Майкл Скаммелл, еще только начинавший карьеру переводчика, познакомился в Нью-Йорке с Набоковым. Скаммелловские переводы «Дара» и «Защиты Лужина» стали итогом совместных усилий, осуществлявшихся целиком и полностью по переписке.
Алексей Слаповский. «Москва — такая же мифологема, как и Саратов». Беседу вели Екатерина Селезнева и Евгений Лесин. — «Книжное обозрение», 2000, № 32, 7 августа.
«То, что я люблю у себя больше всего, — это не те романы, которые я про себя называю „букеровскими“, а те рассказы — их около сотни, — которые вошли в „Библиотеку для тех, кто не любит читать“ („Книга для тех, кто не любит читать“ — М., „Грантъ“, 1999. — А. В.). Это единственное, что я сам у себя иногда перечитываю».
Максим Соколов. Какой святой нам нужен? — «Известия», 2000, № 153, 17 августа.
«Как же можно решать, какому святому молиться, не спросив предварительно прогрессивную общественность? — мракобесие получится».
Об этом пишет и Андрей Немзер («Будь каждый при своем» — «Время новостей», 2000, № 103, 15 августа). «В том, что император Николай II канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви, нет ничего удивительного. Сумму причин можно свести к сакраментальному „к тому шло“. Удивления достойно иное — азарт, с которым обсуждалось грядущее решение Собора. Изъяны в нем изыскивали и обсуждали люди, часто крайне далекие от церковных стен. Не скрывающие своего атеизма. Между тем атеисту (равно католику, мусульманину, иудею, буддисту) в принципе не должно быть дела до того, кого именно прославляет некое стороннее ему сообщество… Всякая канонизация до определенной степени условна (не все святые прославлены, не все прославленные святы). Всякая канонизация в какой-то мере отвечает запросам общества (долгое время все общество было церковным)… То, что атеисту кажется политиканством, для церковного человека — напряженная проблема. Не снимаемая сколь угодно весомыми аргументами… Только спорить об этом могут (и должны!) люди, верующие во Христа и его Церковь, стремящиеся оградить ее от „злобы дня“, ищущие истины внутри храма. Для остальных в силе пословица: „Не твоя печаль — чужих детей качать“…»
Моника Спивак. Маяковский в Институте мозга. — «Логос». Философско-литературный журнал. 2000, № 3.
В Государственном институте мозга (ГИМ) было отделение (Пантеон), занимавшееся собиранием и исследованием мозгов «выдающихся деятелей Советского Союза», начиная с мозга Ленина. В задачу Пантеона входило также собирание всевозможных материалов, характеризующих личность умершего. Такой характерологический очерк о Маяковском воспроизводится с небольшими сокращениями по машинописи, приобретенной у дочери ученого Г. И. Полякова Мемориальной квартирой Андрея Белого (отдел Государственного музея А. С. Пушкина). «К танцам никакого влечения М. не имел. Однако в последние годы жизни женщины, которыми М. интересовался, научили его танцевать фокстрот и т. п.».
Ежи Стемповский. Поляки в романах Достоевского. — «Новая Польша», Варшава, 2000, № 7–8 (11).
«Утверждение, что Достоевский был ксенофобом и потому описывал всех иностранцев, в том числе и поляков, с ненавистью, слишком неконкретно и не вполне поддается обоснованию».
Татьяна Тайганова. Роман в рубище. — «Дружба народов», 2000, № 6.
О том, что «Дурочка» Светланы Василенко («Новый мир», 1998, № 11; М., «Вагриус», 2000) есть жест сильный и яркий в такой же мере, как и авральный. А вообще редко какой современный роман (если он не написан Маканиным) удостаивается отдельной статьи в толстом журнале.
Александр Твардовский. Рабочие тетради 60-х годов. Предисловие Юрия Буртина. Публикация В. А. и О. А. Твардовских. Подготовка текста Ю. Г. Буртина и О. А. Твардовской. Примечания Ю. Г. Буртина и В. А. Твардовской. — «Знамя», 2000, № 6, 7, 9, продолжение следует.
«26. IX.62…Вообще эти люди, все эти Данины, Анны Самойловны (А. С. Берзер, зав. отделом прозы. — А. В.) и <нрзб.> вовсе не так уж меня самого любят и принимают, но я им нужен как некая влиятельная фигура, а все их истинные симпатии там — в Пастернаке, Гроссмане (с которым опять волынка по поводу заглавия очерка) и т. п. — Этого не следует забывать. Я сам люблю обличать и вольнодумствовать, но, извините, отдельно, а не в унисон с этими людьми».
«17. XI.62…Нету у меня в редакции человека, для которого ж<урна>л был бы главной заботой, интересом его жизни, которого бы снабжал и советами, и помощью, и всей моей редакторской работой, но которому не я бы напоминал, не я бы писал деловые бумаги и т. п. (тот же проспект!), а наоборот бы!»
См. также записи А. Т. Твардовского 1944–1945 годов («Дружба народов», 2000, № 6).
Теневая Россия. Рассказы о нелегальной экономике. Предисловие Игоря Клямкина и Льва Тимофеева. — «Знамя», 2000, № 8, 9.
«Теневая Россия» — так называется исследование, которое недавно закончил Центр по изучению нелегальной экономической деятельности (РГГУ). По просьбе Игоря Клямкина и Льва Тимофеева обычные российские граждане рассказывают о своей невидимой, теневой, экономической жизни.
Юлиан Тувим. Четверостишие в работе. Перевел с польского Асар Эппель. — «Новая Польша», Варшава, 2000, № 6 (10).
Статья 1934 года о том, с какими муками Тувим пытался перевести на польский первые четыре строки «Руслана и Людмилы».
Людмила Улицкая. «Творец знал, что делал». Беседовала Инесса Ципоркина. — «Книжное обозрение», 2000, № 33, 14 августа.
«Мне 56 лет, я в семье самая старшая, по биологическим законам следующая очередь умирать моя. Сегодня мне кажется, что у меня нет страха. Хотя заранее ничего утверждать нельзя».
Н. Ульянов. Литературная слава. — «Юность», 2000, № 5.
Ни биографической справки, ни даты под статьей, ни источника, так что название рубрики «Возвращенное имя» звучит как издевательство. (На самом деле эта статья писателя-эмигранта датирована 1967 годом, см. его нью-йоркский сборник «Диптих». К тому же в публикации дважды — из принципа? из экономии? — пропущены авторские пробелы со звездочками.)
Уход от преследования собак. — «Пределы века». Еженедельная общественная православная газета. Издается с августа 2000 года. И. о. главного редактора И. П. Василюк. 2000/7508 (так! — А. В.), № 1, 1–8 августа.
В рубрике «Защити себя сам» новой православной газеты напечатана на весь разворот анонимная инструкция о том, какие вещества (мышьяк, стрихнин…) могут применяться «для отравления, временного или полного вывода из строя служебно-розыскных собак противника (!)», и прочие полезные советы. «Мы ждем Ваших откликов и надеемся, что, получив Ваши письменные пожелания, продолжим публикации на эту злободневную тему» (из редакционного вреза к публикации).
Семен Файбисович. Картина, рукопись и австралийская деревня. Опыт сравнительного анализа отчуждения творческого продукта от автора в живописи и литературе. — «Знамя», 2000, № 7.
«Дело ведь в том, что для русского писателя признание — это всегда признание на родине, а для современного здешнего художника признание — это признание за ее рубежами». См. также эссе Семена Файбисовича «Прогулки по общим местам» («Новый мир», 2000, № 8).
Философия, консюмеризм и левая идея. — «Логос». Философско-литературный журнал. 2000, № 3.
Беседа главного редактора «Логоса» Валерия Анашвили с директором издательства «Ad marginem» Александром Ивановым. Говорит А. Иванов: «С Валерием [Подорогой] получилась история очень банальная, но тем не менее очень важная — история русского интеллектуала сегодня, который сформирован ситуацией 70-х годов, то есть ситуацией оппозиции коммунизма и антикоммунизма, и который, несмотря на то что он выбрал антикоммунизм, тем не менее построил свою интеллектуальную биографию на левой традиции. И этот парадокс, с одной стороны, почти личного экзистенциального антикоммунизма, а с другой — ориентации на левую интеллектуальную мысль Запада, привел к тому, что эта гремучая смесь оказалась абсолютно непереводимой. Валерий с точки зрения западного интеллектуала — это глубинно консервативный мыслитель».
