Сразу с интересующими меня вопросами к Константину я приставать не стал. Принялись говорить о культурных ценностях. Впрочем, они не слишком занимали технаря Константина.
Тогда я и позволил себе спросить его:
— Ну, и где же наш геонавт Куропёлкин? Три месяца прошло со Старта его путешествия.
Константил развёл руками. Потом сказал:
— Существует официальное заявление. Куропёлкин продолжает исследовательские работы.
— И всё?
— И всё, — кивнул Шаронов-младший. — Ну, и ещё, об этом и вы могли прочитать, снаряжение и питательные запасы, отпущенные геонавту, позволяют ему продолжать исследования в течение длительного срока. Более ни к каким откровениям я не допущен.
— Угу, — пробормотал я. — А сам-то что думаешь?
— То же, дядя Володя, что и вы.
— А что я думаю? — поинтересовался я.
— А где же наш удалой Пробиватель? — разъяснил Константин. — Думаете, не случилось ли чего с ним? Не начать ли ставить ему памятники? Полагаю, что до памятников дело ещё не дошло. Пока он есть и живой. Но только застрял в каких-нибудь ловушках и не может из них выбраться. А пособить ему средств нет. Либо ему так обрыдли навязываемые ему Пробивания, что он посчитал от них устраниться и проживает сейчас в приятном ему затворе. Однако наиболее устойчивое и охватившее публику мнение такое. Мол, на самом же деле найден способ доставки Куропёлкина прямо к кратеру Бубукина, вот теперь его туда и доставляют, а некая благородных устремлений дама вызвалась обеспечивать сюрпризный проект фамильными средствами, и их вроде бы хватает…
— Баборыба, что ли? — взволновался я.
— Какая ещё Баборыба? — удивился Костик.
— Ну, та, которую отловил в подземном реликтовом водоёме профессор Удочкин.
— Эй вы, бездуховные бездельники! — загромыхал Шаронов-старший. — А ну, назад к самобранке! Разливаю! Хочу Баборыбу по-монастырски! Из «Астории» на Тверской! Каких она пород, из лососёвых или из осетровых? Если из осетровых, то лучше приготовьте севрюгу!
— Ты, дед, охальник и крикун, — заявил Константин. — Наша Баборыба — не сёмга и не севрюга. Она женщина.
— Так бы сразу и сказали, — утихнул Шаронов. — Женщину я жрать не буду. Ещё вырвет. Моё дело воспевать красоту женщины. Небось и ваша Баборыба хороша, как Венера Веронезе. Ты, шалопай, видел её?
— Нет, — сказал Костик. — Её никто не видел. Правда, есть папарацци, утверждающие, что и видели, и сняли её, и что живот у неё за три месяца прилично округлился! Вот, смотрите, — и он достал из внутреннего кармана фотографию.
— Смазливая девица, — заключил Шаронов-старший. — И тело у неё, вижу, отменное. Завтра же начну мазать «Баборыба в кратере Бубукина». Холст на большой подрамник у меня уже натянут.
Шаронов обычно или «мазал» или «красил». Но не мазал и не красил. Полотна его висели и в Третьяковке, и в Русском музее, в коллекциях именитых собраний, и уважительно стоили на аукционах «Сотби». Меня он тут же пожелал пригласить в консультанты.
— Расскажи мне о подробностях кратера Бубукина. Сможешь?
— Конечно, смогу! — нагло заявил я. — Но не сейчас, а завтра.
— Это разумно, — согласился Шаронов.
Константину наш обмен репликами с его знаменитым отцом не понравился. Мы болтали о чепухе, а его волновали проблемы космологические. Шаронов-старший сейчас же принялся на трапезных салфетках, белых, с тиснением, создавать наброски будущего полотна и рисовал теперь кратер Бубукина, о котором понятия не имел. Как и я. Константин же явно хотел, чтобы я высказал ещё одни, новые, соображения или сомнения, какие бесспорно томили и его.
И я не удержался:
— Если, предположим, Куропёлкин находится в своём затворе, как ты сказал, но есть — ГЛОНАСС, есть какие-то чуткие следители, им-то из космоса доступно разглядеть и рост василька в ржаном поле, и почёсывание уставшего к вечеру рыжего муравья. И даже его, муравья, занятия любовью с тлёй на смородиновом листе в саду флейтиста Садовникова. Отчего же им не знать, где нынче и чем занимается геонавт Куропёлкин?
— Не знают. Не видят.
— А если он задержался под землёй… Но ведь должны были быть установлены датчики, не знаю, на теле ли Куропёлкина или тем более в комбинезоне Вассермана. Их сигналы могли бы вызнать и в закрытом помещении место пребывания Куропёлкина и интенсивность его жизненных токов.
— Были или не были такие датчики, не знаю, — сказал Константин. — Но сигналы от них не поступают.
— Значит, его нет, — задумался я.
— Он есть! — чуть ли не вскричал Константин. — Есть! И он живой!
— А у меня такое ощущение, — сказал я, — что публика у нас уже ничего хорошего не ожидает, раньше мы жили упованиями, что всё лучшее впереди. А теперь, если путешествие Куропёлкина закончится трагедией, никто слезу не прольёт. Закономерность. Бедолага, конечно (или авантюрист), но подобное в наше время и должно было произойти. «Протоны», батоны, в день покупки становящиеся белой крошкой. Коммерция. Минус понятия о совести и чести. И эта баба благородных устремлений наверняка наворовала. Даже такое святое дело, как реконструкция Большого театра, если верить молве, не состоялось бы без растрат и откатов.
— Вы разгорячились, дядя Володя, — спокойно сказал Костик. — И находитесь в раздражении. А мы о многом не знаем. Тем более что ситуацию с геонавтами стали усиленно секретить.
— Что значит секретить?
— А то и значит, что секретить. Дело новое, юридически не оформленное. А наши было раскудахтались. Теперь выдвинули на передовую дипломатов. Особенно после ворчания американцев.
— Какого ещё ворчания?
— Ну, ворчание пока неофициальное и, посчитаем, деликатное, — сказал Константин. — Или даже осторожное. Выраженное намёками. Причём никакой Куропёлкин и геонавты в нём не присутствовали. А так… Мол, какой-то странный случай произошёл на Аляске, в запретной для жителей зоне. Будто кто-то взлетел там или пролетел, взбудоражив приборы космической защиты и заставив обнаружить места их установки. Не исключено, что это были инопланетяне. Но не исключено также, что действие затеяли и учинили коварные и агрессивные северные соседи, гренландцы, то есть по сути — эскимосы, желающие стать властителями арктической части континента. Но наши сведущие-то люди всё просекли. И то, кого считают северными соседями силовые службы Большой атлантической страны. Но доказательств у них никаких нет. Хорошо хоть Куропёлкин не оставил там следов. В так называемой запретной зоне был найден лишь ремень из кожи бизона с вырезанными на нём ножом латинскими буквами БАРРИ.
— Погоди, — вспомнил я. — У Колгуева-то на берегу валялась ковбойскоя шляпа с именем Барри на подкладке…
— Ну да, — кивнул Константин. — А на льдине у Северного полюса обнаружили разодранные белым медведем джинсы и вполне отечественную заточку…
— И кто же этот Барри?
— А я знаю? — сказал Константин. — Другое дело, что штатники отнеслись к явлению Пробивателя вместе с московским мусором и продуктами канализации в карибских водах легкомысленно, чуть ли не с шутками, не связали его явление даже с гибелью китов, списали происшествие на японцев с их фукусимским землетрясением. Но теперь они озаботились всерьёз. Наиболее оголтелые их специалисты утверждают, что некоторая страна, возможно Иран, а возможно Северная Корея, испытывает стратегическое оружие, о свойствах которого американские учёные и понятия не имели. Теперь же они намерены предпринять экстренные меры. Теперь-то до них дошло, что первое Пробивание было для них по сути оскорбительным. А каково им жить ожиданием того, что вдруг где-нибудь под Хьюстоном или Атлантой земля развезнется и под солнышко вылезет корейский танк или персидская чалма. Так что они нынче стали очень внимательны к геонавтике.
— Батюшки-светы! — ужаснулся я. — Этак всю планету перекопают снизу доверху, наискось и поперёк!
— Сомневаюсь, — сказал Константин. И проявил себя патриотом: — Откуда возьмутся у них Пробиватели?
— Ну, отыщется у них, — предположил я, — какой-нибудь лобастый негр, извините, афроамериканец…
— Ага! — рассмеялся Константин. — Может, ещё и Киев отправит под землю братьев Клячко пробивать её кулаками?
— Киеву-то зачем? И чем уж так хорош Куропёлкин? — спросил я.
— Создание Творца! — пафосно произнёс Константин. — Именно для Пробивания. Пришла пора изучить, что такое планета Земля!
— То есть чуть ли не мессианская задача поручена исключительно России. С чего бы вдруг? За наши страдания, что ли?
Костик укоризненно покачал головой:
— Если бы я вас не знал, дядя Володя, я посчитал бы вашу иронию кощунственной.
— Эй, болтуны, идите-ка сюда! — призвал нас Шаронов-старший.
Своим поставленным рисунком Антон славился, будто бы получил выучку у самого Чистякова. И вот на бумажной салфетке мы увидели возлежавшую в кратере Бубукина Баборыбу, обнажённую, естественно, прекрасную телом, с обильными бёдрами и ногами, однако из-под ягодиц шароновского создания в сокровенном месте с самой нежной кожей высовывался пушистый хвост-плавник.
