Но вернемся с континента на «остров Придейн», как валлийские «Триады» именовали Британию.
Гальфрид писал свою «Историю» в период, когда в Британии установилось правление норманнов. Молодая династия Плантагенетов, укоренившаяся как на острове, так и на материке (Нормандия и Бретань), весьма одобрительно отнеслась к труду Гальфрида. «Для представителей этой династии, и прежде всего для короля Генриха II (чьей женой была знаменитая Алиенора Аквитанская, страстная поклонница куртуазной лирики трубадуров и покровительница литературы), артуровские легенды обладали большой притягательной силой. Ведь они рассказывали о досаксонских правителях Британии, якобы генетически связанных с родом римских императоров. Поэтому-то Генрих проявлял повышенный интерес к личности короля Артура, дал это имя одному из своих внуков… и способствовал появлению стихотворного романахроники Васа „Брут“ (1155)» (А. Д. Михайлов). В своем романе Вас пересказал в стихах «Историю» Гальфрида, значительно изменив образ короля Артура. Васовский Артур приобрел черты убеленного сединами старца, мудрого правителя и образца благородства и рыцарственности; кроме того, в романе Васа появился Круглый стол («заимствованный» из бретонского фольклора), за которым собирались наиболее прославленные рыцари.
Образ Артура продолжал бытовать и в народной традиции. Некий норманнский священник, в 1113 г. посетивший Уэльс, сообщал, что местные жители показывали ему места, связанные с этим королем, и уверяли, что Артур по-прежнему жив. В Бретани утверждали, что король находится на зачарованном острове — Авалоне Гальфрида — или спит в глубокой пещере, но в урочный час пробудится и вернется к своим подданным. Благодаря бретонским певцам легенды об Артуре распространялись по Европе; в частности, мы находим изображения персонажей артуровского эпоса на вратах собора в итальянской Модене.
С конца XII столетия легенды об Артуре прочно вошли в средневековую литературу. Прежде всего необходимо упомянуть знаменитого французского поэта Кретьена де Труа; впрочем, Кретьен писал не столько об Артуре, сколько о рыцарях короля — Эреке, Ивейне, Ланселоте, Гавейне и Персевале. Радениями Кретьена и его продолжателей все большую значимость в своде артуровских легенд стал обретать образ Мерлина. У британских авторов Мерлин играл вспомогательную роль — он лишь предрекал рождение Артура и содействовал зачатию младенца; у авторов же норманнских Мерлин превратился в могущественного чародея, этакого магического гаранта королевской власти. Гальфрид помещал столицу и двор Артура в Каэрлеоне, а норманнские авторы перенесли артуровский двор в мифический Камелот. Именно в сочинениях норманнов легенда приобрела столь знакомые нам черты: появились эпизоды с извлечением меча из камня как подтверждением права на престол, с падением Мерлина, побежденного любовью к чародейке, с подвигами Гавейна (хотя знаменитый стихотворный рыцарский роман «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь» сложился позднее) и, наконец, с поисками Святого Грааля.
На протяжении Средних веков романы о короле Артуре и рыцарях Круглого стола становились все популярнее среди аристократии. Британские лорды и леди устраивали «артуровские пиры», на которых «примеряли» на себя роли персонажей этих романов. Со временем Артур стал национальным героем Англии, причем его изначальный статус врага англосаксов был напрочь забыт. Эдуард I Плантагенет, по свидетельствам современников, устроил пять приемов «в духе рыцарей Круглого стола»; более того, свои притязания на Шотландию он обосновывал тем, что когда-то Шотландия входила в состав королевства Артура. А Эдуард III всерьез помышлял о возрождении рыцарского ордена, якобы учрежденного Артуром (но в конце концов вместо возрождения старого ордена учредил новый — знаменитый орден Подвязки).
Что касается эволюции персонажей этих романов, то с введением в артуровские легенды Граальского цикла двор Артура отодвинулся на задний план, а идейным центром свода легенд стал именно Грааль. Постепенно начало правления Артура стало связываться уже не с мифологизированными событиями Темных веков британской истории, а с перенесением на острова священных реликвий христианства (частицы креста распятия, той же чаши Грааля и т. д.). «Подвиги основных персонажей артуровских сказаний приобрели иное содержание: на смену бездумным поискам приключений пришли осмысленные богоугодные деяния, ведущие к моральному совершенствованию рыцаря и к установлению справедливости и гармонии в мире… Роль короля Артура претерпела дальнейшую редукцию: этот персонаж совершенно утратил былую активность, превратившись даже не в верховного судью в делах доблести и чести, а в некоего бесстрастного наблюдателя, в праздности и лени проводящего свои дни в Камелоте и других замках. Артур лишается „истории“: у его королевства нет ни начала, ни конца, оно как бы существует вечно. Нет у него и четких географических границ: это уже не королевство Британия, а какая-то всемирная империя, без конца и без края» (А. Д. Михайлов).
В годы Войны Роз (1455–1458 гг.) английский аристократ сэр Томас Мэлори на основе наиболее известных обработок и пересказов артуровских легенд составил собственное повествование, которое назвал «Книгой о короле Артуре и об его доблестных рыцарях Круглого стола». Во многом это повествование представляет собой парафраз сочинений предшественников, однако Мэлори не просто пересказывал — он менял, исправлял, добавлял; в частности, именно он создал цельный образ королевы Гвиневры и ее трагической любви к Ланселоту. Подобно тому как сочинение Гальфрида подвело итог развитию легенды об Артуре на кельтской почве, творческая компиляция Мэлори завершила собой норманнский этап эволюции этой легенды. В 1485 г. У. Кэкстон опубликовал текст Мэлори под названием «Смерть Артура»; с течением лет эта книга стала канонической — своего рода «Библией Артура», на нее опирались и продолжают опираться позднейшие сочинители артуровских романов и поэм — например, Альфред Теннисон, Олджернон Ч. Суинберн, Уильям Моррис, Чарльз Уильяме или Теренс X. Уйат.
В 1936 г. английский историк Р. Дж. Коллингвуд, опираясь на приводимое у Ненния описание двенадцати битв Артура, высказал предположение, что Артур был командиром кавалерийского отряда, наподобие римской алы, и что этот отряд нападал на небольшие группы саксов, бродившие по территории острова. Этого же предположения придерживались Чарльз Уильямс и Клайв С. Льюис, в соавторстве написавшие «Артуровский фрагмент». В общем и целом к этому предположению, хотя и с оговорками, склонялись и другие современные исследователи — до тех пор пока в 80-х годах XX столетия не был «открыт» Риотам…
Археологи также предпринимали попытки совместить описания средневековых хроник и романов с фактическим ландшафтом. В основном раскопки велись в трех местах — в Тинтагеле, где был зачат и рожден Артур; в аббатстве Гластонбери, связанном с историей Грааля; и в Кэдбери, где предполагалось найти развалины Камелота. Во всех трех случаях раскопки показали, что в этих местах действительно существовали бриттские поселения. Более того, хотя никаких следов Артура и его королевства найти не удалось, выяснилось, что эти места пользовались почитанием бриттов и, следовательно, могут в известной мере служить хронологическими «точками фиксации» артуровской Британии.
Кстати сказать, само представление об артуровской Британии (англ. Matter of Britain; первым это выражение употребил французский поэт XII в. Жан Бодель, упоминавший о «безыскусных и милых британских песнях»), подобно образу Артура, вышло с течением лет за пределы «обыденной географии». Карта Артурова королевства не знает, к примеру, ни Оксфорда, ни Бирмингема, ни Глазго, зато на ней присутствуют такие названия, как Зеннор, Эйберрфроу, Драмел-Циер и др. К реальному ландшафту эти легенды «привязаны» лишь в нескольких узловых точках — Тинтагеле или Гластонбери, с древнейших времен окутанных завесой тайны; да еще встречаются по стране различные «пещеры Артура» и «камни Артура», происхождение названий которых теряется в глуби веков.
По мере развития артуровского эпоса, по мере складывания и развития в нем «куртуазной» традиции (Кретьен, Вольфрам, Мэлори) происходило «вымывание» из свода артуровских легенд тех деталей, которые связывали его с кельтской мифологией. Более того, мир Артура сам приобретал мифологические черты. Камелот, Круглый стол, братство рыцарей, Грааль уже на исходе средневековья стали новыми мифологемами. В этом символико-мифологическом качестве они бытуют и по сей день, а образ Артура стал своего рода духовным символом Британии — идеальный правитель, рыцарь без страха и упрека, благородный сюзерен, милосердный к подданным и беспощадный к врагам. Артур встал в один ряд с такими мифологизированными персонажами мировой истории, как Александр Македонский и Фридрих Барбаросса. Мэлори приводит эпитафию Артуру, будто бы написанную на могиле короля: «Hic jacet Arthurus rex quondam rexque futurus», то есть «Здесь покоится Артур, король в прошлом и король в грядущем». В современном восприятии Артур — «король былого и грядущего» есть олицетворение «истинной Британии», связующее звено между ее героическим прошлым, славным настоящим и грандиозным будущим.
