После прихода к власти в 1917 году большевики, основываясь на собственном опыте, почти сразу же обезопасили себя от влияния неподконтрольного печатного слова. Уже к середине 20-х годов все негосударственные средства массовой информации, типографии и издательства перешли под контроль Коммунистической партии и государства, независимость суждений и мысли в журналистике была искоренена, а вся издательская деятельность была поставлена под жёсткое давление цензуры.
В СССР самиздат как явление появился после начала хрущёвской оттепели и состоявшегося в 1956 году XX съезда партии. Интересно, что одним из первых образцов советского самиздата был знаменитый доклад Хрущёва «О культе личности Сталина». Доклад этот был закрытым и в официальной советской прессе в полном объёме опубликован только после начала перестройки, однако по стране ходило достаточно большое количество машинописных копий. И всё же расцвет самиздатовской культуры в стране связан не с политикой, а с поэзией. Интеллигенция, да и вся страна, буквально не могла надышаться воздухом свободы, который, казалось, нахлынул всерьёз и надолго, и с восторгом читала творения поэтов, за одно упоминание которых несколько лет назад можно было лишиться свободы.
Интерес к поэзии спровоцировал и первые в истории СССР несанкционированные и не планируемые сверху литературные собрания. 28 июня 1958 года в Москве был открыт памятник Маяковскому. Состоялась, как и положено, торжественная церемония, на которой официальные поэты читали свои стихи. Церемония закончилась, «государственные» поэты ушли, а их место заняли те, кто членом Союза писателей СССР не значился. Читали как свои стихи, так и стихи запрещённых и репрессированных поэтов. Поэтический вечер продолжался допоздна, публике и самим поэтам это действо так понравилось, что идея сделать встречи регулярными, здесь же, у вновь открытого памятника Маяковскому, возникла сама собой. Власть поначалу отнеслась к этому вполне лояльно, в газете «Московский комсомолец», одной из самых либеральных газет того времени, появилась даже заметка, одобряющая поэтические собрания возле памятника Маяковскому. Однако либерализм был недолгим, вместо понятия «литературное собрание» в отчётах и газетных публикациях всё чаще начали появляться выражения «сходки антисоветских элементов» и «сборища безыдейных псевдопоэтов». Милиционеры и дружинники стали задерживать чтецов, отбирать у них листки с машинописными текстами. Фамилии задержанных сообщались на место работы или учёбы, и обычно за этим следовало изгнание с соответствующей характеристикой (именуемой в народе «волчьим билетом»), устроиться с которой на нормальную работу было невозможно.
Примерно по той же схеме развивалась ситуация и с самиздатом. В «буйных» головах студентов и молодых интеллигентов возникала идея издавать что-то своё, новое, ещё не открытое и неизвестное читателю, причём о возможных последствиях они не задумывались. Один из родоначальников самиздата, поэт и диссидент Александр Ильич Гинзбург, в середине 50-х работавший журналистом в «Московском комсомольце», вспоминал о том, как у него родилась мысль издавать свой журнал «Синтаксис»: «Пришла идея, которую мои друзья назвали сумасшедшей, — выпускать свой собственный журнал без всякой цензуры. Выпускать подручными средствами, то есть на пишущих машинках. Это единственный множительный аппарат, который был у нас в руках. Тогда мы не думали — посадят или не посадят, — в то время мы думали о том, что печатать». Одновременно с «Синтаксисом» в Ленинграде появляются литературная газета «Культура», журнал «Голубой бутон», а также один из первых публицистических самиздатовских бюллетеней «Информация».
Власть некоторое время не реагировала на эти «шалости», но быстро спохватилась и не ограничивалась только лишь одним «волчьим билетом». Начались первые процессы против самиздатовцев. Обычно они успевали выпустить два-три номера своих газет и журналов, в самом лучшем случае — до десятка, после чего следовал арест и суд. Александр Гинзбург, например, успел выпустить всего три номера (в них были опубликованы стихи таких гениев поэзии, как Булат Окуджава, Иосиф Бродский и Белла Ахмадулина), после чего получил два года лагерей. Но процесс уже пошёл. «Мой арест никого не напугал, — вспоминал Александр Ильич в интервью „Радио Свобода“. — Появилось ещё несколько, до десятка, разных самиздатских журналов. Появилось само слово „самиздат“, которого в „синтаксисовские“ времена ещё не было».
Самым же известным и громким процессом в истории самиздата стал суд над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, опубликовавшими за рубежом свои произведения. Синявский и Даниэль не были первыми, кто пошёл таким путём. В 1957 году в Италии, а затем и в других странах, был опубликован знаменитый роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». В 1958 году писателю была присуждена Нобелевская премия, однако на родине этот символ наивысшего признания гения слова вызвал дикое раздражение властей. Факт присуждения Нобелевской премии был назван «идеологической акцией», после чего в советской прессе была развёрнута кампания жестокой травли Пастернака. Бориса Леонидовича исключили из Союза писателей СССР и завели уголовное дело. В конце концов писатель был вынужден покаянно отказаться от премии.
Синявский и Даниэль, учтя горький опыт автора «Доктора Живаго», были осторожнее: свои произведения они опубликовали под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак. Однако конспирация не помогла — КГБ «вычислил» Синявского и Даниэля, и осенью 1965 года они были арестованы. Власть, естественно, широкой огласки этого дела явно не желала, намереваясь посадить неугодных писателей без лишнего шума, но это был первый арест, о котором сообщили все вещавшие на СССР западные радиостанции. «Дело» Синявского и Даниэля стало началом правозащитного движения в СССР, 5 декабря 1965 года в Москве на Пушкинской площади прошла первая в СССР демонстрация правозащитников под лозунгами «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!» и «Уважайте советскую конституцию!».
«Видимо, этим арестом новое советское руководство объявляло войну самиздату — его авторам, распространителям и читателям, — писала в своей книге „История инакомыслия в СССР“ известная правозащитница Людмила Алексеева. — Не только друзья и знакомые арестованных, но и вовсе незнакомые люди горячо обсуждали, во что это выльется. Расправятся ли с арестованными втихую или устроят „показательный“ процесс по образцу сталинских?». Да, война самиздату была объявлена — Синявский и Даниэль были осуждены на 7 лет строгого режима и 5 лет ссылки. Однако, несмотря на обвинительный приговор, писатели и поддерживавшие их на протяжении всего процесса правозащитники в определённой степени чувствовали себя победителями. Они не каялись, как это было раньше, не просили суд, как в сталинские времена, «судить без всякого снисхождения», а открыто отстаивали своё право на свободу слова (которая, кстати, была гарантирована соответствующей статьёй советской конституции). Кроме того, получивший широкую огласку процесс Синявского и Даниэля сыграл объединяющую роль в правозащитном движении СССР. Да и цели своей власть не достигла: «акция устрашения» самиздатовцев не удалась — распространение самиздата и изданных за рубежом книг не только не прекратилось, но и наоборот, возросло во много раз.
Важной вехой в истории самиздата стало появление в 1968 году «Хроники текущих событий» — машинописного правозащитного бюллетеня, выходившего с 1968 по 1983 год. Всего за этот период вышло 63 выпуска «Хроники». С первых номеров определился характерный стиль бюллетеня — только факты, и никаких оценок. И этот стиль некоторое время позволял издавать «Хронику» практически открыто. Хоть авторы и не указывали своих имён, однако хорошо было известно (и читателям «Хроники», и КГБ), что своеобразным «главным редактором» бюллетеня являлась правозащитница Наталья Горбаневская. С точки зрения законов, в «Хрониках» не было ничего запрещённого. И КГБ некоторое время проявляло юридическую щепетильность — нельзя же арестовывать людей, языком фактов рассказывающих о жизни СССР без каких-либо призывов к смене власти. Правда, слишком уж долго органы не церемонились: через полтора года после выхода первого номера Наталья Горбаневская была арестована, позже такая же участь постигла многих людей, связанных с изданием и распространением «Хроники».
Особенностью «Хроники текущих событий» был способ сбора информации, которую издатели получали, пользуясь традиционной самиздатовской схемой, только работавшей в обратном порядке. «„Хроника“ не может, как всякий другой журнал, указать на последней странице свой почтовый адрес, — было указано в общении к читателям. — Тем не менее, каждый, кто заинтересован в том, чтобы советская общественность была информирована о происходящих в стране событиях, легко может передать известную ему информацию в распоряжение „Хроники“. Расскажите её тому, у кого вы взяли „Хронику“, а он расскажет тому, у кого он взял „Хронику“ и т. д. Только не пытайтесь единолично пройти всю цепочку, чтобы вас не приняли за стукача».
