В конечном итоге творческие возможности системы не реализуются. Безразмерные, как Вселенная, штаты разнокалиберных контор и кабинетов, пользуясь их терминологией, заняты «черт знает чем». Энергичные и самовлюбленные, продвигаясь по службе, бойко заверяют своих командиров о принятых решениях и досрочно докладывают об их выполнении. Флегматичные и равнодушные творят сознательно усложненные отчеты и сводки, если не пьянствуют и не делятся последними сплетнями и анекдотами. Нетерпеливые и завистливые настойчиво, закусив удила, выслуживаются за счет доносов и сообщений, развлекаясь браками и разводами.
В этой бесполезной кутерьме хорошо плодятся только чувства враждебности и недоверия, которые, вполне естественно, никакого положительного влияния на замкнутую биосферу подследственных и осужденных иметь не могут.
Уровень развития сотрудников низовых подразделений еще более низок. Здесь умный возмущает дурака точно так же, как дурак умного. Все ведут злобную борьбу друг с другом, тратя всю свою энергию и способности. Для самой умеренной рассудительности и здравомыслия ни времени, ни сил уже не остается.
Самое страшное, что в недрах пенитенциарной системы происходит, в лучшем случае непроизвольное, сращивание сотрудников с преступным миром. Даже сравнительно честный и порядочный человек в плотном уголовном окружении заражается вирусами лукавства и корысти. Акклиматизируется, свыкается с мыслью, что так и должно быть. Жизнь коротка, и надобно ухватить свое. Или затребовать и вырвать…
А соблазн присущ каждому. И кое-где успешно вербует сторонников и подельщиков. Преступный мир все лучше организовывается и обустраивается. Сплошь и рядом наполняются капиталом так называемые «общаки», что-то вроде общественных касс взаимопомощи, с широкими возможностями сначала купить, а потом продать того или иного нерадивого сотрудника.
В некоторых учреждениях существуют попросту платные «каналы», которые, в духе времени, можно приобрести в частную собственность. Ну, скажем, контролер Н. купил у контролера М. право на передачу записок и писем заключенных следственного изолятора сроком на один месяц за определенную плату. И если учесть, что некоторые сведения, проникающие к подследственным или от них на волю, достигают весомой стоимости, то легко подсчитать необыкновенно высокую рентабельность такого предпринимательства.
Бороться с неслужебными связями крайне сложно, особенно там, где не принимается во внимание несокрушимый принцип, что дешевая милиция очень дорого обходится государству.
Отвратительные условия содержания в следственном изоляторе изрядно помогают следствию. Неухоженный, грязный, морально подавленный заключенный всегда сговорчивее и податливее.
Все вокруг подследственного как бы создано для того, чтобы он быстро понял — его участь решена, и его не просто подозревают, а обязаны посадить, дать срок. Иначе придется привлекать того, кто его сюда определил.
А в общем, следствием (от слова следить) здесь заняты буквально все. В камеры к подследственным иногда подсаживают агентов-осведомителей, которые иногда помогают раскрывать преступления. Да и весь или почти весь личный состав занят этим делом. Обычно следят за своими непосредственными начальниками. Просто так, из любопытства, и на всякий случай. Хотят все знать. Кто с кем пьет, с кем спит, что ворует и так далее.
Частное следствие всегда окупается. Тот, кто много знает, пользуется особым авторитетом, потому что в нужную минуту может изменить расстановку сил в свою пользу.
Ввиду этого, некоторые сотрудники ведут тетради, блокноты, которые почему-то всегда называются «черными», и даже целые картотеки, с упоением заполняя их фактами и фактиками из повседневной жизни своих недругов.
Однажды к моему контактеру подошла миловидная сотрудница по имени Виолетта и, пытаясь завоевать его расположение, предложила:
— Валентин Михайлович, если вам будет нужно, обратитесь ко мне. Я могу предоставить материалы на каждого сотрудника…
Необычная среда обитания в следственном изоляторе в немалой степени способствует появлению довольно своеобразных личностей и среди личного состава, характеризующихся неуемным темпераментом, притуплённой чувствительностью, склонных к самым неожиданным проявлениям бурной радости либо озлобленной грусти.
Яркими и самобытными чертами наградил Бог начальника учреждения подполковника внутренней службы Шилова Николая Ивановича, не в меру требовательного и принципиального. Но именно эти качества превыше всего ценил его покровитель в лице начальника УВД Барбосяна. Даже требовательность, граничащая со скудоумием, а принципиальность — с глупостью, его не пугала, наоборот, вселяла уверенность, что в подотчетном учреждении руководитель — что надо, ибо способен каждого унизить и прижать, дабы повсеместно торжествовали покорность, суета и раболепие. Ну, а отсутствие интеллекта воспринималось как дополнительная гарантия надежности и верности. Он подбирал кадры по себе. И совершенствовал подобные натуры.
Благодатная почва позволила Шилову быстро довести свою излишнюю прямолинейность до патологической агрессивности и уверенно идти дальше, радуясь трепету подчиненных.
Больше всего он любил истошно орать на низших по должности, званию и положению, испуг и подавленность которых прибавляли ему сил и энергии. Дошло до того, что гражданин начальник почти ежедневно, желая взбодриться, шатался по учреждению в страстных поисках душераздирающих сцен. Он болел, чувствовал физическое недомогание, если никого не удавалось взвинтить или довести до умопомрачения. Конечно, Шилов рисковал.
Один из заключенных надел на его голову бачок с перловой кашей. Заместитель по оперативно-режимным вопросам чуть не пришиб Николая Ивановича табуреткой. Контролер Свистун уже загнал патрон в патронник, намереваясь пристрелить своего взбесившегося командира, однако передумал. Пожалел себя.
Эпоха Шилова завершилась весьма необычно. Сами сотрудники поймали его, изрядно выпившего, на территории учреждения, повезли на медосвидетельствование и сдали вышестоящему руководству, как говорится, еще тепленьким.
Заметную фигуру противоположного свойства представлял собой начальник оперативного отдела Леонид Гладкий. С виду мягкий, отзывчивый, но на самом деле хитрый и коварный. С заключенными легко вступал в теплые, дружеские отношения. Угощал сигаретами, поил чаем, связывал со свободой, еще больше обещал и… пользовался. От родственников заключенных с благодарностью принимал водку, коньяк, различные промышленные и продовольственные товары. Через одного подследственного сумел даже приобрести автомобиль.
Но, в конце концов, у него собралось столько грехов, что пришлось принимать решение о его увольнении из органов внутренних дел. Спасла красавица-жена. Она работала в областной прокуратуре и очень уважала своих непосредственных начальников. А они — ее. Поэтому сумела помочь и душой и телом своему непутевому суженому. Его оставили в органах и перевели в другое подразделение.
Дежурный помощник начальника СИЗО капитан Пещак поразил своим темпераментом. Высокий, подтянутый, худощавый и энергичный, на службе всегда собран и внимателен, особенно к женщинам, хотя это и не входило в его функциональные обязанности. Ночные дежурства сами по себе раскрывали его способности и умения. Тем более, если учесть, что рядом с ним, на пульте дежурной части, всегда несли службу молодые и привлекательные сотрудницы, которые сменяли друг дружку через каждые три часа.
Пещаку удавалось в первой половине ночи удовлетворять одну, во второй половине — другую, а дома — третью, но уже законную супругу. И ничего. Справлялся легко, без каких-либо замечаний со стороны представительниц прекрасного пола.
Начальник медицинской части подполковник Беньковский в отношении женщин тоже питал определенную слабость. Несмотря на свой преклонный возраст, он демонстрировал юношескую пылкость к инспектору, спецчасти Катерине Масиной. Обычно в послеобеденное время они закрывались в его кабинете, пили чай, кофе, другие, более крепкие, напитки и целовались.
Их ловили на месте разврата, предупреждали, неоднократно грозили наказать. Однажды Беньковского даже побил второй муж Катерины, но от всего этого их любовь только крепла.
Среди контролерского состава цельных и самобытных людей и того более. Каждый второй в чем-то герой и непостижим до невероятности. Старшина Мордасевич выгодно отличался своей бескомпромиссностью. Если его кто-то пытался наказать или даже предупредить за кое-какие отклонения от уставной службы, он тут же занимал активную оборону и переходил в решительное наступление.