В 1827 г. в Неаполе Брюллов познакомился с А. Н. Демидовым, который заказал художнику картину на тему гибели древнеримского города Помпеи, уничтоженного в 79 г. извержением вулкана Везувий. Брюллов изучал предметы, найденные при раскопках, читал в подлиннике описания очевидца событий – римского историка Плиния Младшего. Через три года напряжённой работы (художник работал по 20 часов в день и нередко падал возле картины без чувств), родилось грандиозное полотно «Последний день Помпеи» (1830—33), потрясшее современников.
К. П. Брюллов. «Последний день Помпеи». 1830—33 гг. Государственный Русский музей. Санкт-Петербург
Тема, выбранная художником, характерна для романтизма: неумолимый рок, бессилие людей перед могучей стихией. Масса народа, толпа впервые становится главным действующим лицом. Брюллов наделяет персонажей картины величием души, благородством и самоотверженностью. В минуту неминуемой гибели жених пытается спасти невесту; воин и мальчик – разбитого параличом старика, мать – своих дочерей. В центральных образах прекрасной погибшей женщины и поднимающегося с земли младенца – трагическое сопоставление жизни и смерти, гибнущего старого античного мира и зарождающегося нового. Один из персонажей – античный живописец с ящиком красок – автопортретный образ самого художника, пережившего всё происходящее словно наяву. В картине сохраняются некоторые черты классицизма – идеально прекрасные, как статуи, фигуры, условное «пирамидальное» построение групп; но небывалая смелость в передаче сложнейшего освещения, сопоставление пламени извергающегося вулкана и холодной вспышки молнии поразили современников.
К. П. Брюллов. «Семья итальянца». Акварель. 1830 г. Государственная Третьяковская галерея. Москва
По требованию царя художник вернулся в Россию. По пути на родину посетил Грецию и Турцию, откуда привёз множество прекрасных акварелей. Публичная демонстрация в Санкт-Петербурге картины «Последний день Помпеи» стала событием общественной жизни: в честь Брюллова устраивались торжественные собрания, слагались гимны, его приветствовали поэты Е. А. Баратынский и А. С. Пушкин. Н. В. Гоголь отозвался о картине восторженной статьёй (1834). «Великий Карл», как его теперь называли, мечтал написать картину на сюжет из русской истории; начал работать над полотном «Осада Пскова польским королём Стефаном Баторием в 1581 году» (1839—43); картина не была закончена.
К. П. Брюллов. «Графиня Ю. П. Самойлова, удаляющаяся с бала с приёмной дочерью А. Паччини». Ок. 1842 г. Государственный Русский музей. Санкт-Петербург
В 1830—40-е гг. в творчестве Брюллова особое место занимает портрет («Графиня Ю. П. Самойлова, удаляющаяся с бала с приёмной дочерью А. Паччини», ок. 1842 г.; портреты скульптора И. И. Витали, 1836; баснописца И. А. Крылова, 1841; писателя Н. В. Кукольника, 1836—37). На деньги, вырученные от продажи «Портрета В. А. Жуковского» (1838), освободил от крепостной зависимости поэта Т. Г. Шевченко. Последней работой, созданной в России, стал «Автопортрет» (1848). На зрителя смотрит усталый, разочарованный в жизни человек. Красивое бледное лицо и прекрасная, печально опущенная кисть руки выделяются на красном фоне. Уехав за границу, Брюллов побывал в Германии, Англии, Испании. В Италии создан последний шедевр – «Портрет археолога Микеланджело Ланчи» (1851).
Творчество Брюллова оказало огромное влияние на русское искусство второй пол. 19 в., породив множество подражаний. В качестве профессора АХ он проявил себя как выдающийся педагог, создав школу последователей (Я. Ф. Капков, П. Н. Орлов, А. В. Тыранов, Ф. А. Моллер и др.); поддержал первые шаги в искусстве П. А. Федотова. Обилие поздних подражателей его творчеству, превративших образные находки Брюллова в штампы салонного искусства, вызвало протест передвижников.
«БУБНÓВЫЙ ВАЛÉТ» (1910—17), общество художников, получившее название от одноимённой выставки картин в Москве (декабрь 1910 – январь 1911). Участвовали: Н. С. Гончарова, П. П. Кончаловский, А. В. Куприн, М. Ф. Ларионов, А. В. Лентулов, И. И. Машков, Р. Р. Фальк и др. Эпатажное название, предложенное Ларионовым, вызывало у публики ассоциации скорее с картёжно-воровским жаргоном, чем с искусством. Скандальные слухи привлекли в залы толпы народа. Организаторы выставки мыслили её как своего рода ярмарочное представление. «Автопортрет и портрет П. П. Кончаловского» И. И. Машкова (1910) представлял друзей-художников в виде цирковых силачей – с огромными мускулами, с гирями и в трико, но при этом исполняющими сентиментальный романс. Энергия, яркая красочность, подчёркнутая огрублённость формы сочетались в картине, как и в др. представленных на выставке произведениях, с тонкой самоиронией. Бубнововалетцы вошли в русское искусство, когда кризис переживал не только академизм, а позднее передвижничество, но и символизм, представленный мастерами «Голубой розы». Новому поколению художников были чужды зыбкость и туман поэтических грёз; нарочито вульгарным названием и варварской энергией живописи они утверждали своё полнокровное, жизнерадостное мироощущение.
Эмблема художественного объединения «Бубновый валет»
Позднее наиболее радикальные мастера – Ларионов, Гончарова и др. вышли из объединения и основали группу «Ослиный хвост». Разгорелась, по выражению прессы, «война хвостов и валетов», протекавшая на страницах газет и на модных в то время публичных диспутах. Вошедшие в «Бубновый валет» живописцы (П. П. Кончаловский, А. В. Лентулов, И. И. Машков, А. В. Куприн, Р. Р. Фальк, В. В. Рождественский, А. А. Осмёркин) теперь утверждали, что в названии нет криминального оттенка, что валет бубновой масти означает «молодость и горячую кровь».
Любимым жанром бубнововалетцев стал иронический автопортрет. Свой облик они заостряли до гротеска, перевоплощаясь в самые неожиданные для художников амплуа: Машков представал пароходчиком на фоне морского пейзажа (1911); Лентулов – могучим великаном с нимбом и золотыми звёздами вокруг головы (1915).
П. П. Кончаловский. Сухие краски. 1912. Государственная Третьяковская галерея. Москва
Молодых мастеров называли «русскими сезаннистами». Своеобразие творчества русских последователей П. Сезанна заключалось в синтезе его живописной системы и языка народного искусства (лубка, вывески, расписных подносов). Натюрморт «Синие сливы» И. И. Машкова (1910) стилизован под поднос, расписанный провинциальным мастером. Кричащие густые краски, спор острых углов и окружностей, «витринная» композиция рождают ощущение сверхреальности и в то же время несъедобности фруктов. Особенно шокировало зрителей смелое отношение бубнововалетцев к самому классическому сюжету мировой живописи – обнажённой натуре. Женское тело они видели как «натюрморт», стремясь утвердить, что любая натура, будь то предмет или человеческие лицо и фигура, интересны не сами по себе, а как выразительная форма, комбинация красок (А. В. Куприн. «Обнажённая натурщица с синей вазой», 1918). Человеческое, психологическое содержание не ушло из их живописи, но передавалось не мимикой и жестами, а эмоциональностью красочного строя, взволнованностью линий и живописной фактуры, динамичным построением пространства.
П. П. Кончаловский. «Сиенский портрет». 1912 г. Государственная Третьяковская галерея. Москва
Пейзажи Фалька, Рождественского, Лентулова несут следы влияния не только сезаннизма, но и кубизма. В многоцветье и дробящемся ритме «Василия Блаженного» Лентулова (1913) ощущается звучание ликующего колокольного звона. В новаторских творческих поисках молодых мастеров «вставало неудержимое стремление… перешагнуть извечную грань, отделяющую индивидуальное учёное искусство от „соборного“ и праздничного искусства народа» (Г. Г. Поспелов).
В выставках «Бубнового валета» в 1910—14 гг., наряду с художниками, составившими его ядро, участвовали представители других направлений (В. В. Кандинский, А. Г. Явленский, К. С. Малевич), а также французские и немецкие мастера. Буря эмоций и пафос «низвержения основ» сопровождали лишь первые шаги нового искусства. Ведущие мастера «Бубнового валета» состоялись как крупнейшие мастера русской живописи. В 1925 г. бывшие бубнововалетцы организовали объединение «Московские живописцы», в дальнейшем преобразованное в «Общество московских художников» (ОМХ).
«БУНТ ЧЕТЫ́РНАДЦАТИ», выступление четырнадцати учеников Петербургской академии художеств, бросивших вызов устаревшим академическим порядкам. Живописцы Б. Б. Вениг, А. В. Григорьев, Н. Д. Дмитриев-Оренбургский, Ф. С. Журавлёв, А. И. Корзухин, К. Е. Маковский, А. И. Морозов, К. В. Лемох, А. Д. Литовченко, М. И. Песков, Н. П. Петров, Н. С. Шустов и скульптор В. П. Крейтан во главе с И. Н. Крамским обратились к академическому начальству с просьбой разрешить им самим выбрать сюжеты картин для участия в конкурсе на Большую золотую медаль. К конкурсу допускались лучшие из лучших, уже получившие за время обучения по нескольку медалей. Со времени основания АХ в качестве сюжета на выпускных экзаменах предлагались мифологические или библейские события. И. Н. Крамской и его товарищи впервые выступили за право художника выбрать сюжет из современной жизни. Просьба выпускников была воспринята профессорами как нарушение всех устоев, почти как революция. В день экзамена (9 ноября 1863 г.) была объявлена конкурсная тема «Пир в Валгалле» (из скандинавской мифологии). Ученики потрясли сановников небывалым поступком – все, как один, отказались от участия в конкурсе и попросили выдать им дипломы с присвоением звания «свободныхя художников». Это означало полный отказ от помощи АХ в дальнейшей работе. Возмущённые академики изгнали молодых художников из стен учебного заведения вообще без дипломов. Это событие вошло в историю как «бунт четырнадцати».
