Александр Кучинский - Блатной телеграф. Тюремный архивы

Преступникам больше, чем торговцам, нужен тайный язык. Тюремные стены, вместе с солнцем и воздухом, отнимали у человека и свободную речь, а она необходима каждому, а особенно заключенному, у которого так велико стремление к свободе и общению.

На условном языке преступнику легче договориться с товарищем относительно побега из тюрьмы. На жаргоне лучше провести совещание о совместном осуществлении «голодовок» как протеста против тюремного режима, а часто тайный язык помогает снестись с вольными, «своими» людьми. Но и вне стен тюрьмы этот тайный язык необходим блатному: дать знак об угрожающей опасности, сообщить в людном месте среди «не своих» о выгодном «деле», предупредить при допросе и т. д. Большую роль в сношениях играет и блатной шрифт, корень происхождения которого мудрено искать у «офень», а ведь условный шрифт преступников, по-видимому, развивался вместе с «блатной музыкой».

Итак, стихийная выработка жаргона преступников диктовалась необходимостью. Тайная речь воровской организации развивалась вместе с преступлениями: грабежами, воровскими налетами и тому подобными темными делами.

Шор в своем труде «Язык и общество» отмечает начало возникновения «воровских языков» с эпохи развитого денежного и торгового капитала (во Франции XV в., в Германии XIII в., в Англии — XVI в.). В «Истории России» Соловьева можно найти целые страницы, посвященные грабежам, конокрадству и проч. в древней Руси: «В старину между русскими мошенниками и разбойниками существовал особый, условный язык, непонятный для незнающего правил, по которым он был составлен. Целые фразы придуманы были для выражения мыслей и понятий. Так, у волжских разбойников слова „сарын на кичку“ значили „бить всех“, слова „пусти красного петуха“ обозначали „поджигай дом“, „слова „по реке волна пошла“ значили „за нами погоня“ (ср. воровские слова: „вода“ — сыщики, „смыть“ — посадить“, „вассер“ — знак осторожности и синоним опасности)».

В книге В. Н. Добровольского «О Дорогобужских мещанах и их курбацком языке» пишется: «В XVIII столетии Дорогобуж был местом ссылки преступников и бродяг. У мещан гор. Дорогобужа давным-давно, а когда — она сами не знают, образовался таинственный язык, вроде тех языков, какие в некоторых местностях употребляют бродяги и воры. Этим языком пользуются ремесленники и мелкие торговцы». Следовательно, уже в XVIII столетии воры говорили на условном языке.

В трудах проф. Сиповского «Из истории русского романа XVIII века» есть указания на то, что «Ванька Каин связан фигуральными выражениями». Проф. Сиповский приводит часть слов, употребляемых Ванькой, например: «немшоная баня» — застенок, «мелкая раструска» — погоня, «выработал» — украл, «каменный мешок» — тюрьма, «черная работа» — воровство, «монастырские четки» — кандалы, «сушить» — пытать огнем, «товар с безумного ряду» — водка.

В песнях, собранных П. В. Киреевским, много уделено места Ваньке Каину:

Условный язык преступников зародился не сразу, он как и другие искусственные говоры, вырос из различных мимических знаков, слов (полунамеков), известных звуковых сигналов, которые с течением времени преобразовались в особую лексику. Отсюда и воровские слова, связанные с внешними или звуковыми признаками; отсюда и образность, переосмысливание и искажение некоторых слов.

Подобное явление присуще всем жаргонам, благодаря чему, при различии словарного материала, заметна однородная практика получения искусственных слов. Воровской язык образовывался из слов обыкновенной родной речи: заимствованные слова употребляются в переносном значении: «врач» — адвокат, «дворник» — прокурор, «сопля» — цепочка, «мешок, конверт» — тюрьма. Заимствованные слова берутся с различными изменениями звуковой стороны путем замены одного звука или слога другим, так: «ш-умага» (бумага, которая шуршит), «ш-труха» (орф. старуха), ше-п-ерка (орф. шестерка), «псира» (орф. пес).

Заимствованные слова часто сокращаются на конце, например: «форт» — форточка, «трам» — трамвай, «Кать» — Катя, «лады» — ладно.

Воровской язык пополняется словами отдельных наречий и говоров русского языка, например: «лопать» — старое белье, «хаза» — дом, «бобка» — рубашка, «лу-петки» — глаза, а также словами других жаргонов и специальными словами различных профессиональных групп. Так, из морского жаргона: «смола» — матросы, «крупа» — солдаты и др.

Воровской жаргон пополняется заимствованными словами из иностранных языков: франц. «пассер» — переходить, «минетка» — кошечка; немецк. «вассер» — вода, «бан» — вокзал, «шварц-вейс» — черно-белый (поддельный документ); татарский «бабай» — старик; тюрке, «майдан» — базар; особенно много в последнее время появилось англоязычных заимствований, например: «траузера» — брюки, «герла» — подружка, и проч., как отголосок движения хиппи в 70-е годы (см. студенческий фольклор тех лет: «Я пойду к тебе на хаус в новых джинсах „Леви Страусе“) и как проникновение всеобщей языковой тенденции к замене русских слов на иностранные (брокеры, маклеры, инвестиции…). Заимствованные слова часто подвергаются искажению, так: персидск. „абаз“ — воровск. „абац“; немецк. „drej“ — воровск. „драйка“ и др.

Итак, из приведенных примеров мы видим, что воровской жаргон, как искусственный подязык, принадлежит к смешанным языкам и состоит из искаженных слов или „образных“ выражений, полученных из обыкновенного, данного в общем языке материала.

В языке воров наблюдается особый запас слов, связанных с их деятельностью, с их преступлениями, так: „тырить“ — украсть, „пришить“ — убить, „брать на мопса“ — усыпить жертву. „мокрый гранд“ — убийство, „вспороть медведя“ — взломать сейф и другие. Часто встречается совпадение в названиях действий или предметов, близких по значению. Так, например, „жара“ — трудное, безвыходное положение; „сжег“ — предал; „рыжий“ — золотой; „веснушки“ — золотые вещи; „подсолнух“ — золотые часы; „желтуха“ — золото.

Воровские слова очень часто встречаются в обыкновенной речи. Этому способствует не только проникновение воровского жаргона непосредственно через личные контакты и общение с носителями последнего, но и некоторая „популяризация“ через художественную литературу, кинофильмы (напр., слова из комедии „Джентельмены удачи“ вслед за главным героем выучила вся страна от мала до велика), столь любимые в последнее время „блатные“ и „кабацкие“ песни.

Так, воровские слова „забуреть“ — зазнаться, „арапа запускать“ — обманывать, „липовый“ — поддельный, „засыпался“ — попался, „кот“ — любовник, „бикса“ — распутная женщина, „дать по кумполу“ — ударить по голове, „брать на пушку“ — дурачить, „пришить“ — убить, „накапать“ — донести, а также „трепло“, „трепаться“, „подначивать“ „звонить“ (говорить), „шпана“, „стибрить“, „слямзить“, „облапошить“, „наяривать“, „легавый“, „мент“, „шкет“, „чинарик“, „волынить“, „бабки“ (деньги), „заначка“ и прочие стали уже привычными и практически общеупотребимыми.

Армейский жаргон — это особая статья русского языка, где есть свои особые слова и обороты, как-то „шрапнель“ — перловая каша, „колбаса“ — воздушный шар, „чемодан“ — снаряд», «губа» — карцер («вот я на губе пятеро суток высидел»). Но среди этих профессиональных слов встречаются слова и воровского жаргона. Например, «зашился», «смылся», «шамать», «пришить», «амба», «ксива», «арапа запускать», «арапа гнуть», «бузить» и другие.

Очень часто на страницах художественной литературы встречаются слова воровского жаргона, в том числе в стихотворениях и текстах песен, которые для непосвященных в «блатную музыку» являются заумными и непереводимыми. Например:

В стихотворении «Вор» поэт Сельвинский пишет почти на чистом «арго»: