– Только не говори мне, что ты тоже из Израиля, – говорит женщина.
– Да, я из Хайфы.
– Как замечательно, – говорит проститутка. – Я тоже из Хайфы. У меня там до сих пор живет брат. Может быть, ты его знаешь – Хаим Коэн?
– Знаю я его, – отвечает мужчина. – Я его хорошо знаю. Собственно говоря, он дал мне сотню долларов, чтобы я отдал тебе.[155]
* * *
Многие евреи на Западе готовы сделать для Израиля все что угодно, но только не жить там. Как сказал однажды покойный британский раввин Копул Росен: «Нет нужды говорить, что в наши дни все евреи – сионисты, но то, что все сионисты должны жить в Израиле, говорить не нужно».
Во время Шестидневной войны несколько тысяч молодых американских евреев вызвались добровольно работать в Израиле. Перед возвращением в Америку, на приеме у Голды Меир, она им высказала: «Если вы готовы умереть с нами, почему вы не хотите жить с нами?» На самом деле, из тех стран, где евреи являются равноправными гражданами, в Израиль иммигрировал лишь очень небольшой процент евреев. Редко когда больше двух-трех тысяч из пяти с половиной миллионов американских евреев совершат алию в течение года. Многие благочестивые евреи, проведшие всю свою жизнь в диаспоре, оставляют завещание, чтобы их тела были доставлены в Израиль и там похоронены. И данная категория – наряду с имеющими на все готовый ответ израильскими чиновниками – стала предметом этого финального анекдота.
Женщина прибывает в Эль АЛ в Нью-Йорке, чтобы сесть на самолет, летящий в Израиль. В небольшой специальной коробке она везет собачку.
– Я хочу взять с собой в полет собачку, – говорит она главному стюарду.
– Это не разрешается, – отвечает он.
– Я хочу, чтобы собака полетела со мной, – кричит она.
Стюард заверяет ее, что авиакомпания поместит коробку с собакой в специальное отделение багажного отсека и что собака там будет в полной безопасности. Если же она продолжит настаивать на том, чтобы собака находилась в полете при ней, то ни ее, ни собаку на борт самолета не допустят. В конечном итоге женщина сдалась, и собаку забрали.
Когда самолет приземлился в аэропорту Бен Гуриона, стюард, к своему ужасу, видит, что собака мертва. В страхе он не знает, что сказать женщине. Он зовет помощников: «Смотрите, это светло-коричневый кокер-спаниель. Давайте, мигом, в Тель-Авив, покупайте светло-коричневого кокер-спаниеля такого же размера, и сразу обратно. Она не заметит разницы».
Стюард начинает тянуть время, говоря женщине, что таможенным службам необходимо выполнить целый ряд проверок, прежде чем они разрешат ввоз собаки в страну.
Наконец помощник привозит собаку. Стюард вытаскивает мертвую собаку из коробки, заменяя ее на новую, живую, и направляется к женщине.
Только она завидела собаку, как начала кричать:
– Это не моя собака! Это не моя собака!
– Мадам, это, несомненно, ваша собака, – говорит ей стюард.
– Это не она, это не она! – кричит женщина.
– Почему вы так решили?
– Потому что моя собака умерла. Я привезла ее, чтобы похоронить на Святой Земле.
9. «Почему этот рыцарь не такой, как все другие рыцари?»
Несколько финальных – и не связанных – еврейских анекдотов
Женщина просыпается в 3 часа утра и видит своего мужа, расхаживающим по комнате.
– Тебе чего не спится? – спрашивает она.
– Ты знаешь нашего соседа Сэма, я занял у него тысячу долларов, завтра утром надо отдавать, а у меня денег нет. Не знаю, что делать.
Женщина встает, открывает окно и кричит: «Сэм!», и еще несколько раз: «Сэм, Сэм!»
Наконец, напротив открывается окно, и пошатывающийся мужик спрашивает:
– Ну… Чего?
– Ты в курсе той тысячи долларов, что мой муж тебе должен? У него их нет.
Она громко захлопывает окно.
– Теперь, – говорит она мужу, – ты ложишься спать, а он пусть расхаживает по комнате.
Я часто замечал, что этот анекдот особенно нравится духовенству (и, я думаю, понравится психиатрам и другим, кто оказывает профессиональную помощь). Он напоминает мне об одной истории, приключившейся с женщиной, которая ходила общаться со своим раввином. Больше двух часов она рассказывала ему во всех подробностях о мозговой опухоли, не подлежащей операции, которую обнаружили у ее мужа, о своем женатом сыне, отце двоих детей, которого недавно уволили с работы, и о своих ужасных финансовых проблемах. Вдруг она смотрит на раввина и озаряется улыбкой: «Удивительно. Когда я пришла сюда, у меня жутко болела голова, а теперь боль прошла». «Вы ошибаетесь, мадам, – говорит ей раввин, – головная боль не прошла, она перешла. Теперь голова болит у меня».
У еврейки начинаются роды, и муж отвозит ее в больницу. Всю ночь он слышал стоны, доносящиеся из ее комнаты. Он на грани нервного истощения, ходит по коридору взад-вперед, по лицу струится пот. Наконец выбегает врач:
– Поздравляю! У вас девочка.
– Слава Богу, – говорит муж. – Ей никогда не придется проходить через то, что я здесь сейчас пережил.
Для этого человека было важно его беспокойство, а не та боль, через которую прошла его жена. Этот анекдот воскрешает в памяти слова покойного рабби Волфе Келмана: «Всегда помни! Что главное для тебя, то второстепенно для других».
Паскудник, русское слово, заимствованное идишем, указывает на гнусный характер, никчемного человека. В книге «Ура идишу!» Лео Ростен определяет значение слова паскудник посредством истории об арендодателе.
Мистер Элфенбейн говорит рабби Хуману:
– В это грустно поверить! Рабби, представьте вдову с тремя маленькими детьми, которая задолжала за квартиру четыреста долларов, и, если она не уплатит их до пятницы, ее выселят.
– Да, ужасно, – говорит рабби. – Я выступлю с обращением. И, вот, возьмите, 50 долларов, это мои личные деньги.
– Спасибо, рабби.
– Вы хороший человек, мистер Элфенбейн. Вы как-то связаны с этой вдовой?
– О, нет.
– А почему вы взялись позаботиться об этом деле?
– Я – арендодатель.
Несмотря на то, что американские евреи с давних пор были более мобильными, многие провели первые годы в этой стране живя в маленьких квартирках в больших домах, сдаваемых в аренду. Актриса Молли Пикон, чья карьера началась на еврейской сцене, часто хвасталась перед друзьями тем, что ее мать растила своих десятерых детей в четырех комнатах.
– Как ей это удавалось? – бывало спрашивал кто-то.
– Она пускала квартирантов.
В этом контексте не удивительно, что арендодатели стали мишенью множества колких анекдотов.
Молодая еврейка, получающая искусствоведческое образование, направляется в Италию, чтобы познакомиться с величайшими произведениями искусства этой страны. Поскольку ей не с кем оставить в Нью-Йорке свою бабушку, она взяла старушку с собой. В Ватикане, в Сикстинской капелле, она показывает на потолочную роспись:
– Бабуля, у Микеланджело ушло четыре года, чтобы расписать потолок.
– Бог ты мой! – говорит бабушка. – Должно быть у нас с ним был один арендодатель.
Mонолог Вуди Аллена 1960-х годов, когда он работал эстрадным артистом разговорного жанра, остается одной из его наиболее еврейских работ.
Вот история, в которую вы не поверите. Я подстрелил американского лося с первого выстрела. Я охотился в северной части штата Нью-Йорк и подстрелил американского лося.
Я прицепил его к крылу своего автомобиля и поехал по Вестсайдскому шоссе. Но я упустил из виду, что пуля в лося не вошла. Она просто чиркнула его по голове, и тот потерял сознание. И когда я ехал по туннелю Холланд, лось очнулся.
Итак, я ехал с живым лосем на моем крыле, и он указывал повороты. Но в штате Нью-Йорк есть закон, запрещающий ездить с живым лосем на крыле по вторникам, четвергам и субботам. А я жуткий паникер. И вдруг меня осенило – мой приятель устраивал костюмированную вечеринку. Мне туда. Я возьму лося. Я выпущу его на вечеринку. Я не намерен отвечать за это. Итак, я приезжаю на вечеринку, стучу в дверь, лось при мне. Хозяин подходит к двери. Я говорю ему: «Привет, Соломона знаешь?» Мы проходим. Лось смешивается с толпой. Все идет как надо. Получилось. Какой-то человек в течение полутора часов пытается всучить ему страховой полис.
Часы бьют двенадцать, и начинается вручение призов за лучший костюм вечера. Первый приз достался Берковичам, супружеской паре, нарядившейся как лоси. Лосю достается второй приз. Лось в бешенстве. Он и Берковичи скрестили рога в гостиной. Обе стороны подрались до бессознательности. Теперь я вижу, что настал мой час. Я хватаю лося, цепляю его себе на крыло и мчусь обратно в лес. Но по ошибке я схватил Берковичей.
Итак, я еду с двумя евреями на моем крыле. А в штате Нью-Йорк есть закон: по вторникам, четвергам и, особенно, субботам…
На следующее утро Берковичи просыпаются в лесу в костюме лося. Мистера Берковича подстреливают, делают чучело и выставляют в нью-йоркском спортивном клубе. А шутка в том, что «раз запрещено».[156]
