Выбрал удобный момент, подкрался с тыла, сорвал шапку с головы Василия и бросился наутек. Юркнул в подворотню, оттуда через двор в скверик и рванул изо всех сил по длинной аллейке.
Конечно, свидетели этого розыгрыша получили кучу удовольствия от одного вида взъерошенного, с вытаращенными глазами и перекошенным от гнева лица Щура.
— Стой, гад, убью! — орал он, набирая скорость в погоне за шапкой и вором.
И Паша не выдержал. Вопли преследователя рассмешили его до слез. Он бежал, давясь от хохота, пока разъяренный Щур не догнал его и не врезал ему с разбегу кулаком в правую челюсть. Сбил с ног и выбил два зуба…
Несмотря на все это, друзьями они все же остались и даже получили прозвище «кровные братья».
Капитан внутренней службы военизированной пожарной охраны Людмила Колева не уважала своего мужа, несмотря на то, что он занимал должность начальника паспортного отдела управления внутренних дел области и носил погоны подполковника милиции.
— Ну что ты засел на этом бумажном отделе? — почти ежедневно задевала его самолюбие. — Тебе нужно расти, делать карьеру!
Сама Людмила обладала ослепительной внешностью фотомодели со всеми вытекающими отсюда капризами. К тому же, для повышения своего престижа она настойчиво стремилась вывести мужа хотя бы в полковники, чего бы это ей ни стоило. А мягкотелому Колеву никак не удавалось поставить на место свою красивую, заносчивую и несдержанную супругу. Он молча терпел ее укоры и даже вопиющее легкомыслие…
Как раз в ту пору начальником УВД утвердили генерала Покровского, человека крепкого, нахрапистого и любвеобильного, который на очередном торжественном заседании, посвященном Дню милиции, и присмотрел экстравагантную Людмилу, а она тут же заметила его испытывающие взгляды.
Вскоре они начали дружить семьями, и Колев получил долгожданного полковника, но, как оказалось, не к радости, а к глубокому огорчению. Теперь ему приходилось мучиться и страдать из-за выходок своего игривого начальника и неверной жены. Дошло до того, что он подолгу задерживался на службе, когда Людмила властным голосом приказывала:
— Сегодня у нас гость. Раньше десяти не возвращайся.
И он покорно соглашался, принимал две таблетки успокоительного и, скрипя зубами, не отрывал глаз от окон своего дома, который находился как раз напротив управления. У него больно сжималось сердце, когда свет в его спальне вдруг гаснул и загорался красный, интимный торшер. Его уязвленное сознание сразу рисовало похотливую жену, сбрасывающую с себя тоненький, полупрозрачный халатик, а затем и розовые гипюровые плавочки, скрывающие соблазнительные округлости, неотразимые прелести ее совершенного тела. Он, как в кино, видел ее умелые, плавные и резкие изгибы, волны неукротимой страсти, слышал возбужденные стоны и крики.
Такие муки Колев смог выдержать только два месяца, напрочь теряя служебную расчетливость и самообладание. Тем более сам собой представился случай поквитаться с ними обоими.
Генерал собрался в очередной отпуск в один из самых престижных ялтинских санаториев, но вначале заблаговременно оттранспортировал туда на служебной «Волге» податливую и всегда готовую к пикантным развлечениям Людмилу. И вот в самый разгар их пламенных страстей под жарким июльским солнцем Колев заснял на фотопленку почти все позиции, в коих они предавались наиразнообразнейшим любовным утехам. Неуемный темперамент генерала и сладострастная ненасытность Людмилы упростили эту задачу. Ему, как бывшему криминалисту, ничего не стоило выследить и, подпитываясь жестокой ревностью, сфотографировать целиком или полуобнаженных любовников в лодке, в кустах, на лавочке и даже на «диком» пляже.
Еще одна бессонная ночь, и полковник Колев передает компрометирующие фото в приемную министра с припиской: «Наглядное пособие о том, кому служит и чем занимается генерал Покровский».
Как и следовало ожидать, последствия такой показательной акции оказались оперативными и решительными. Уже через неделю ошарашенного Покровского отстранили от должности, а через месяц уволили из органов.
Последняя, правда, недолго горевала. Быстро успокоилась, скрыла следы печали под толстым слоем макияжа и, разведясь с мужем, продолжила свой путь к поставленной цели.
Через весьма короткое время Людмила, как и мечтала, зарегистрировала брак с отставным, но сравнительно молодым армейским генералом. Поначалу они жили вроде неплохо, в мире и согласии. Единственно, чего она принципиально требовала от своего второго мужа, так это не снимать парадного мундира ни в гостях, ни дома. И тем более — в спальне.
Однако их счастье длилось недолго. И в этом не было ничего удивительного. Каждая жизнь оканчивается трагически, а полная суеты и страсти — тем более. На руинах такой любви цветы никогда не растут, они появляются в парном количестве на похоронных венках.
Генерал очень быстро состарился и заболел. Начал ревновать, устраивать скандалы и допросы, цепляясь к своей все еще цветущей и непомерно активной любимой женщине.
Закончилось все это тем, что недомогающий ревнивец в один из ранних осенних вечеров, употребив лишнего, выбросился из девятого этажа своего дома на влажный каменный тротуар. Прямо под ноги супруги, которая, не спеша, возвращалась с очередного «делового» свидания.
А на столе оставил записку: «В моей смерти прошу винить эту стерву, последнюю…» Далее шли, мягко говоря, малоупотребительные слова из нецензурного лексикона.
Эта записка не помогла следствию. Уголовное дело по факту смерти генерала сразу же закрыли из-за отсутствия состава преступления. И вдова самоубиенного, смахнув украдкой последние жалобные слезы, всего через несколько месяцев вновь вышла замуж. И снова — за военного. На этот раз — моряка, капитана третьего ранга запаса.
Поговаривают, что он ее не очень жаловал. Часто унижал и бил, даже при посторонних. Но она все молча терпела, то ли чувствуя такую желанную, необузданную мужскую силу, то ли каясь и принимая все эти муки как должное за все свои грехи.
Мир держится на дураках или на чиновниках. Впрочем, это одно и то же. Последние, правда, несколько изобретательнее в своей непоколебимой строгости и принципиальности, требовательности и прямолинейности. Даже когда они тоскуют от недостатка циркуляров, их не покидает чувство собранности и целенаправленности, готовность устремиться к кабинету начальника для исполнения его указаний.
Старший инспектор инспекторского отдела управления внутренних дел области подполковник Боярков поражал личный состав низовых подразделений присущей ему напыщенностью и высокомерием. Проверяя исполнение приказов и указаний, он никогда не допускал компромиссов, ни на один градус не позволял себе уклониться от функциональных обязанностей, доводя до бешенства инспектируемых милиционеров своими многократными поучениями и требованиями. Короче, по современным меркам — профессионал.
Таким бы он, вероятно, и остался в памяти благодарных руководителей и раздраженных нижесидящих потомков, если бы не пришлось самому нести службу по охране общественного порядка, другими словами, патрулировать за счет личного времени улицы родного города.
В этот злосчастный ветреный и дождливый апрельский вечер подполковник Боярков вместе с инструктором отдела кадров Чековым, вооруженные табельным оружием и рациями, мирно прогуливались по проспекту Свободы, не подозревая, что придется заняться непривычной милицейской работой.
Все началось с очередного семейного скандала. Сапожник Трошкин Василий опять пришел домой пьяным, несмотря на строжайшие запреты со стороны жены и тещи. Поэтому с самого порога началась драка с применением подручных средств квартирного обихода, включая кружки, ложки, табуретки, яблоки и помидоры. Разгромив кухню и оттеснив противников из прихожей, Вася допустил тактический просчет, дав возможность противнику забаррикадироваться в комнате. В их руках, кроме метлы и швабры, оказалось стратегическое оружие — телефон. И теща, не раздумывая, набрала 02.
Дежурный горотдела милиции, ввиду отсутствия транспортных средств, связался по рации с патрулировавшими Боярковым и Чековым:
— В квартире 67 дома № 13 семейный дебош. Муж угрожает расправой жене и своей теще. Прошу принять меры.
Боярков хотел было возмутиться и потребовать сюда участкового, но обратной связи не получилось. Рация только шипела, трещала и свистела.
Раздраженные чиновники нехотя поднялись на шестой этаж. Позвонили. Один раз, другой, третий. Наконец дверь открыл взъерошенный Трошкин. Увидев двух офицеров, опешил и отступил.
Боярков решительно вошел в квартиру и прямо с порога начал строгую индивидуально-воспитательную беседу.
