Вплоть до Первой мировой войны Российское правительство следовало британской модели, планируя перестройку Ташкента или Пишпека. При росте русского населения окраин прямоугольные сетки кварталов, созданные военными инженерами, уже не отвечали задаче эффективного сопротивления напору Британской Империи в Центральной Азии. Концепция Города Красоты была воспринята в России без серьезных возражений даже со стороны тех урбанистов, кто, как Семенов, Енш или Диканский, уделяли внимание не только эстетическим, но и гигиеническим соображениям. Во всяком случае, самый известный из предреволюционных проектов – проект застройки острова Голодай под Петербургом (архитектор Иван Фомин) – ничем заметным не отличается от перспективных рисунков Бёрнхема, выполненных для Чикаго.
В африканских колониях, в отличие от Индии, не было столь ответственных задач – колониальные власти, заказывая проекты генеральных планов Лагоса или Лусаки, вообще не замечали местное население, формируя миниатюрные подобия Города Красоты, отделенные от туземных кварталов с их хижинами зеленым, санитарным барьером. К слову сказать, власти уже независимых африканских государств твердо соблюдают колониальные традиции, периодически используя армию и бульдозеры для «санации» бидонвилей.
Особый случай – Канберра, столица Австралийского доминиона, где остатки аборигенов были вытеснены в резервации, и полностью возобладало следование далекой лондонской моде. После учреждения австралийского правительства в 1901 г. было решено построить новую столицу на пустом месте в сотне миль от Сиднея. Был объявлен международный конкурс, но так как объявленная премия была смехотворно мала, все известные мастера, в том числе Бёрнхем, Олмстед и Аберкромби, конкурс проигнорировали. В нем, однако, приняла участие молодежь, и в результате победителем стал, на пару с женой, Уолтер Гриффин, один из множества ассистентов в мастерской Фрэнка Ллойд Райта.
Местные клерки не давали Гриффину работать в течение семи лет, которые он провел, разрабатывая детали эффектного планировочного решения, где взаимоналожения прямоугольных сеток и радиальных лучей были превосходным образом привязаны к вершинам холмов, а общая картина умело сориентирована по странам света. Казалось, план забыли, пригороды начали застраиваться хаотически, но, как ни странно, почти через полвека к плану Гриффина вернулись, и к концу 80-х годов его воплотили почти без изменений, хотя и с другими, чем предлагал автор, постройками. Новейшая реконструкция Площади Федерации и здания Парламента продолжили традицию.
При разработке планировочной структуры столицы Австралии Канберры Уолтеру Гриффину, несмотря на упорное сопротивление чиновников, удалось достичь удачно вписать город в сложный ландшафт и обеспечить высокую транспортную связность. Впрочем, следует иметь в виду, что Канберра была и остается некрупным городом.
Бейкер, апеллируя к деспотизму в цитированном письме Лютьенсу, заглядывал в будущее. Уже имперский стиль оформления вашингтонского Молла показал, что и демократическое государство, осознавая себя империей без имперских традиций, тяготело к сверхмасштабу Города Красоты, рассчитанного не на индивидуального человека, а на массу, от которой ожидается одного – проникнуться чувством приобщения к величию. Вполне естественно, что тоталитарные режимы ХХ в. тяготели к той же модели с особой страстью. Столь же естественно, что диктаторы сосредоточили внимание на столицах.
По времени первой была обширная программа реконструкции Рима, задуманная Муссолини. В недавнем прошлом успешный главный редактор социал-демократической газеты «Аванти», Бенито Муссолини соединял поддержку модернизма при строительстве новых городов на осушенных Понтийских болотах и покровительство тем, кто пытался соединить эстетику Ар-Нуво с «героическим» стилем. Эти попытки были эффектно продемонстрированы на выставке к десятилетию Фашистской революции в 1932 г., но двумя годами раньше, выступая на конгрессе Федерации жилищного строительства и планировки городов, он обратился к профессионалам в обычной своей энергичной манере: «Мои идеи ясны, мои распоряжения совершенно четки. Через пять лет Рим должен предстать перед всем миром как чудо – огромный, упорядоченный, могучий, как во времена императора Августа… Вы создадите обширные площади вокруг театра Марцелла, Капитолийского холма и Пантеона. Все, что наросло вокруг них в века застоя и декаданса, должно исчезнуть».
«Новая Москва», как ее видели в 40-е годы государственный заказчик и архитекторы, внимавшие каждому его слову, должна была стать прямым воплощением концепции «города красоты». Отличием от зарубежных образцов было стремление сохранить перекличку редких высотных зданий над относительно невысокой массой застройки. Рисованное изображение с птичьего полета облегчало обращение внимания на то, на что следовало обратить внимание. Гигантской ширины проспект от гостиницы «Москва» до Дворца Советов «завершается» высотным МГУ.
На практике из этих планов получилось немногое. При разработке генерального плана в деталях, широкие авеню, бульвары и площади как-то сами собой исчезли, уступив место кварталам новой застройки, так что от программы Большого стиля остались в основном официальные здания и стадионы в провинциальных городах.
В Советском Союзе окончательный разворот в сторону Большого стиля был сделан в 1932 г., когда началась широковещательная работа над Генеральным планом развития Москвы, утвержденным тремя годами позднее. План включил вполне рациональные задачи обеспечения города волжской водой, обустройство набережных и парков, которые должны были на периферии соединиться с «зелеными клиньями» пригородных лесопарков. Была создана упорядоченная территория ВСХВ – Всесоюзной сельскохозяйственной выставки с ее парадом павильонов советских республик. Под несостоявшийся Олимпийский стадион в Измайлове была разумно подведена ветка метро со станцией, рассчитанной на удвоенный поток пассажиров. Здесь же строительство метрополитена, главное направление развития столицы в юго-западном направлении и необходимость расширения основных радиальных магистралей.
Однако в целом генеральный план решал, в первую очередь, идеологическую задачу, утвердив на месте взорванного храма небоскреб Дворца Советов и прокладку к нему проспекта невиданной ширины.[25]Некий парадокс заключался в том, что идея Дворца Советов успела утратить актуальность при закреплении властной пирамиды, вершиной которой оказался Кремль. Хотя перед войной начали собирать стальной каркас, вскоре порезанный на противотанковые «ежи», а проект Дворца дорабатывали и перерабатывали вплоть до середины 60-х годов, представление о том, что застройка центра велась в соответствии с Генеральным планом, сильно преувеличено. Хотя от возведения гигантского Наркомтяжпрома напротив Кремля отказались, хотя отказались строить «Большой Академический кинотеатр» напротив Большого театра, новые ведомственные здания продолжали тесниться поближе к Кремлю. Раздвинули Тверскую улицу, но в целом, главным образным результатом реализации генерального плана перед войной следует считать возведение огромного Дома правительства напротив котлована под Дворец Советов, снос огромного количества церквей и превращение пустыря и свалки в Центральный парк культуры и отдыха. Более половины всего жилья, построенного до войны – это «дома специалистов», вставшие вдоль главных улиц и успешно закрывшие от взоров кварталы старых домов, сверх всякого предела забитых жильцами коммунальных квартир, и целые кварталы бараков.
Была предпринята попытка перенести центр Ленинграда к новому зданию Дома Советов на Московский проспект, но центр остался на прежнем месте, так что о реальном воплощении сталинского Большого стиля следует говорить, прежде всего, применительно к парадным площадям столиц Союзных республик и к послевоенному восстановлению городов-героев, в первую очередь, Сталинграда. Слова Сталина – «каждое здание, как бы ни скромным было его назначение, должно стать монументом» – стремились выполнить неукоснительно, во всяком случае, в отношении парадных фасадов.
Если в Советском Союзе переход к Большому стилю означал отказ от ранее безусловно доминировавшего модернизма, то в нацистской Германии такой же переход означал отказ от антиурбанизма Федера и его многочисленных сторонников. В свое время не принятый в Венскую академию художеств, Адольф Гитлер сохранял страсть к архитектуре Большого стиля и нашел искреннего выразителя своих градостроительных пристрастий в фигуре Альберта Шпеера. Между Германией и СССР шло открытое состязание, внешним выражением которого стало физическое противостояние двух павильонов на парижской Всемирной выставке 1937 г., а глубинным – сопоставление генеральных планов для двух столиц.
