Считалось, что Сила через некоторое время могла потребовать от шамана расплаты – принести ей в жертву чью-то жизнь. Шаман мог успешно проводить церемонии с десяток раз, после чего Сила являлась ему во сне или в видении со словами: «Я помогала тебе столько раз, а теперь я хочу, чтобы ты принес мне в жертву столько-то людей». И шаману приходилось платить. «В прежние дни они приносили в жертву лучших воинов племени. Делали они это в бою», – с горечью вспоминали старики. Некоторые шаманы отказывались так поступать, заявляя, что Сила сразу должна была предупредить их, тогда бы они не стали брать ее церемонии. Часто они погибали после этого в результате несчастного случая. Иногда Сила требовала принести в жертву ближайших родственников – сына, дочь или жену. Сила насылала на них какую-либо болезнь, и их смерть казалась естественной, а шаман не должен был противиться. Некоторые соглашались, некоторые отказывались. Из-за этого многие люди боялись быть родственниками особо удачливых шаманов. Они не могли защититься от них. Часто сыновья боялись своих отцов-шаманов. «Очень часто особо успешного шамана ожидало суровое наказание. Шаман мог сделать много добрых дел, но потом Сила требовала от него в жертву жизнь родственника», – говорили апачи.
Кроме того, когда приходило время умирать, Сила могла предложить шаману, сделавшему много доброго людям, или колдуну, чтобы вместо него умер кто-нибудь из родственников. Если шаман соглашался, он оставался жить, а его родственник умирал. Тогда даже добрый шаман становился колдуном. По этой же причине родственники начинали бояться стареющих шаманов[578].
Человека, обвиненного в колдовстве, ожидала скорая расправа от родственников и друзей жертвы. Суды и расправы, устраиваемые апачами и навахами над людьми, подозреваемыми в колдовстве, даже в середине XX века отличались необычайной жестокостью и практически не оставляли обвиняемому возможности доказать свою невиновность. И это признавалось самими индейцами. Хотя, с одной стороны, чирикауа апачи говорили, что человек не мог обвинять кого-либо, если не был абсолютно уверен, что тот колдун, они сами признавали, что обвинения в колдовстве порой предъявлялись из-за личной неприязни. Иногда люди, сомневающиеся в правдивости обвинения, молчали, потому что обвинитель обладал большим влиянием в племени и вступать с ним в пререкание по столь серьезному вопросу было себе дороже. Они говорили: «Некоторые люди, которых сжигали, действительно были колдунами, но нет доказательств того, что ими были все. Жил один человек – военный лидер. Он сжег нескольких мужчин и женщин по подозрению в колдовстве. А происходило это так. Кто-нибудь мог прийти к нему и указать на другого человека, сказав, что тот колдун. Этого ему было достаточно для того, чтобы послать за ним нескольких мужчин, схватить его и сжечь живьем. Часто они привязывали колдунов за запястья к ветке дерева так, что ноги их болтались в воздухе». Если шаман обвинял кого-то в колдовстве в результате проведения диагностической церемонии, того обязательно заставляли признаться[579]. Когда человека замечали за колдовской практикой, его сразу же хватали и убивали на месте. Схваченный колдун мог попытаться откупиться деньгами или скотом, но не менее часто угрожал своему пленителю неожиданной смертью[580].
Защищать обвиняемого было некому, кроме него самого. Даже родственники не помогали ему. «Если твой ближайший родственник – колдун, толпа схватит его и сожжет. Если родственники будут противиться, они последуют в костер за ним», – говорили апачи.
В прежние времена, особенно если пострадало много людей, у чирикауа апачей собиралась вся община, и обвинение выносил совет из наиболее влиятельных людей. Подозреваемого подвешивали за запястья, чтобы его ноги не касались земли, а под ногами складывали хворост. Если обвиняемый сознавался, его сжигали живьем. Он мог рассказать, кому навредил, и даже обещать снять с них заклятье, но его все равно сжигали. Иногда колдуна просто пристреливали. Колдуна убивали в любом случае, чтобы он больше никогда не мог причинить людям вреда, и никогда не отпускали. Считалось, что огонь уничтожал колдовскую Силу, но прежний вред снять уже не мог. Огонь и его угли считались предохранительным средством против колдунов и призраков. Предметы колдовства, изымаемые шаманом из тела больного, всегда бросали в костер, где они, по словам индейцев, шумно взрывались, давая подтверждение об уничтожении источника недомогания. То же происходило, когда сжигали самого колдуна. «Когда он горит, раздается хлопок – «пум», как при выстреле из ружья, – рассказывали апачи. – Это колдовство взрывается в нем. В каждом случае, когда я видел сжигание колдуна, был такой хлопок».
Как уже упоминалось выше, навахо считали, что признание колдуна помогает вылечить жертву любого вида колдовства, если только болезнь не вступила в свою крайнюю стадию. После признания колдуна его жертва сразу же начинала медленно поправляться, а он сам умирал в течение года от болезни, симптомы которой были такими же, как и у его жертвы. Когда определенные улики убеждали навахов в виновности того или иного человека, они на веревке приводили его на собрание, где начинали допрос. Если человек не признавался в содеянном, ему связывали ноги и руки и не позволяли есть, пить и ходить в туалет, пока не добивались признания. Подобная пытка также применялась индейцами пуэбло. К ногам предполагаемого колдуна могли прикладывать горящие угли. В некоторых случаях обвиненному в колдовстве позволяли убраться прочь, при условии, что он навсегда покинет пределы сообщества. Но обычно колдунов приговаривали к смерти и убивали. Казни были различными, но всегда отличались жестокостью. Колдуна могли пристрелить или забивали топорами и дубинами, а иногда вешали. Порой семья жертвы получала от семьи или клана колдуна (обвиненного или казненного) отступное. Относительно души колдуна после его смерти большинство навахов сходятся на том, что она попадает туда же, где обретаются души всех остальных людей, но более не может причинять вред живым людям.
Во всех племенах женщин-колдуний наказывали так же сурово, как и мужчин. Никаких поблажек представительницам слабого пола не делалось.
Один из индейцев рассказывал, как сожгли колдунью. Люди пришли к шаману и попросили его найти тех, кто наслал на них зло, потому что многие умерли от колдовства. Шаман пел всю ночь и в итоге обнаружил колдунов. Он указал людям на семейную пару – мужа и жену – и посоветовал избавиться от них. Когда шаман пел, колдун рыскал в округе, чтобы разузнать о происходящем, и услышал, что его самого и его жену собираются утром схватить и наказать. Он забрал жену и младенца и ночью бежал в горы. Утром их начали выслеживать и в итоге нашли женщину и младенца, но мужчине удалось спастись. Пойманных привели в селение, где от женщины потребовали отдать ее колдовские принадлежности. Она подтвердила, что является колдуньей, но никаких принадлежностей у нее нет, потому что Сила раздвинула ее язык по центру и вложила туда колдовство, и теперь, что бы она ни сказала, это сбывается. Незадолго до этого два воина погибли в бою, и люди спросили колдунью, кто виновен в этом. Она ответила, что это ее работа. Ее подвесили за запястья к ветви дерева так, чтобы пальцы ее ног едва касались накиданной под ней охапки дров, и разожгли костер. Женщина сгорела, не проронив ни слова и ни стона. Пока она горела, люди решали, что делать с младенцем. Никто не хотел брать его и в итоге его тоже бросили в костер. «После того как эту женщину сожгли, все равно умерло много людей, потому что, пока колдунья горела, она, должно быть, насылала на людей зло, – рассказывал индеец. – Никто из лидеров того времени и их родственников не дожил до сегодняшнего дня, и это странно».
Иногда навахо убивали подозреваемого без «суда». Обычно это делали родственники или друзья жертвы. У чирикауа апачей предполагаемого колдуна иногда убивали те, кто подозревал, что он насылает на него порчу, либо родственники человека, умершего, как полагалось, по его вине. Как правило, его убивали из ружья, причем делали это так, чтобы никто не знал, кто это сделал. У западных апачей, по сообщениям за 1942 год, в случаях, когда существовала уверенность в том, что некий человек наслал колдовство, ближайший родственник жертвы мог найти и убить его. Но, по другим данным, обвиняемого всегда подвергали суду. Даже в середине XX века суды проводились по прежней схеме. Управлялись они лидером сообщества. Предполагаемого колдуна связывали и держали, не давая пищи и воды, пока он не признавался. Ему задавали вопрос за вопросом. Если обвиняемый все отрицал, ему связывали запястья и подвешивали к ветви дерева так, чтобы носки едва касались земли. Если и в этом случае добиться признания не удавалось, под ним могли развести костер. Позднее, в 1970 году, суды уже были менее жестоки. Обвиняемого предупреждали, что при попытке скрыться его догонят и пристрелят. Если люди были убеждены в вине подозреваемого, он был вынужден в дальнейшем жить в изоляции. Как сказал один из апачей: «Люди не желали общаться с ними и потому они жили вдали от всех»[581].
