В начале 1724 года князь Куракин приступил к работе в Париже в качестве чрезвычайного и полномочного посла. Петр I возложил на него хлопоты о бракосочетании короля французского Людовика XV с великой княжной Елизаветой Петровной. «Мы желаем, чтобы сей последний жених Нам зятем был, в чем гораздо прошу всевозможные способы к тому употребить и твой труд по крайней важности», — писал Петр I своему послу. Однако женитьба не состоялась, так как была невыгодна многим европейским державам.
В конце 1724 года Петр согласился с доводами Куракина о целесообразности нормализации отношений с Англией. Петр одобрил проект союзного договора с Францией, в котором содержалось приглашение Англии при соединиться к нему. Англия решила направить в Петербург своего посла и что особенно важно, согласилась признать за царем императорский титул.
24 ноября 1725 года, то есть после смерти Петра, императрица пожаловала Куракина действительным тайным советником.
К этому времени Европа раскололась на два враждебных политических лагеря — Венский (Австрия и Испания) и Ганноверский (Англия, Франци и Пруссия) союзы. Оба союза боролись за привлечение к себе России, которой во многом зависело соотношение сил. Для разрешения конфликтной ситуации оба блока вели переговоры о созыве конгресса «ради восстановления генеральной тишины в Европе». Местом проведения конгрес был выбран Суассон. Одним из русских представителей на конгресс Коллегия иностранных дел назначила опытнейшего Куракина. Однако 17 октября 1727 года, в самый разгар подготовки к Суассонскому конгрессу, Бори Иванович Куракин в возрасте 50 лет скоропостижно скончался в Парне. Его тело было перевезено в Москву и погребено в фамильном склепе Чудеева монастыря в Кремле.
Князь Борис Иванович Куракин до конца жизни занимался благотворительностью, помогая беднякам. Перед смертью он завещал своему сыну князю Александру Борисовичу построить в Москве богадельню с церковью для пятнадцати заслуженных офицеров, обеспечив ее надлежащим доходом.
ГЕНРИХ ИОГАНН ФРИДРИХ ОСТЕРМАН
(1686–1747)
Российский государственный деятель, дипломат, граф (1730). Член Верховного тайного совета. Фактически руководил внутренней и внешней политикой России при Анне Иоанновне. После дворцового переворота 1741 года, возведшего на престол Елизавету Петровну, был отправлен в ссылку, где и умер.
Генрих Иоганн Фридрих, или граф Андрей Иванович Остерман, как его звали в России, родился 30 мая 1686 года в семье Иогана Конрада Остермана, бедного пастора из Эссена в Вестфалии. Генрих Иоганн Фридрих получил образование предположительно в Йене и Эйзенахе. В 1703 или 1704 год он познакомился в Амстердаме с российским вице-адмиралом Крейсом, который принял его к себе секретарем.
За два года пребывания в России Остерман научился свободно говорить и писать по-русски. Петр Великий, находясь однажды на корабле вице-адмирала Крейса, попросил найти толкового чиновника, который мог бы грамотно написать письмо. Вице-адмирал представил царю Остермана. Государь остался очень доволен им, и с тех пор Андрей Иванович неотлучно находился при монархе. Петр I время от времени повышал его чинами и прибавлял ему жалованья и доверял даже секретные дела.
16 февраля 1708 года Остерман, владевший латинским, немецким, французским, голландским, итальянским и русским языками, был определен в дипломатическое ведомство — Посольскую канцелярию в качестве переводчика к вице-канцлеру П.П. Шафирову. В 1711 году Остерман сопровождал Петра I в Прутской экспедиции. Вместе с вице-канцлером бароном Шафировым он ездил в лагерь к верховному визирю для заключения мира между Россией и Портой Оттоманской. 12 июля Андрей Иванович был пожалован в тайные секретари.
В феврале 1713 года Остерман отправился в Берлин к прусскому королю Фридриху I с устным посланием Петра I. В том же году дипломат обязался служить России до окончания русско-шведской войны. В 1716-м он был назначен советником Посольской канцелярии и выполнял важные поручения царя.
Остерман вместе с Я. В. Брюсом принимал участие в русско-шведских мирных переговорах на Аландском конгрессе, открывшемся 12 мая 1718 года.
Русские представители сразу заявили, что «его царское величество желает удержать все им завоеванное». Шведские дипломаты не менее категорически ответили, что «король желает возвращения всего у него взятого»; Герц объявил мир невозможным, если предварительно не будет решено вернуть Швеции Лифляндию и Эстляндию. Русские со своей стороны указали, что мир не состоится без предварительного решения о сохранении Лифляндии и Эстляндии за Россией.
Затем дипломатам пришлось все же перейти к аргументации своих требований. Постепенно стало ясно, что шведы согласны уступить кое-что при условии получения территориальной компенсации в другом месте. В соответствии с полученными инструкциями Остерман и Брюс проявили готовность рассмотреть вопрос об «эквиваленте». Однако на официальных заседаниях русские представители никак не могли получить объяснения того, чего же конкретно хотят шведы. Между тем Остерман вступил «в конфиденцию», и в частных разговорах стало постепенно проясняться стремление шведов добиться не только согласия России на то, чтобы Швеция вернула себе потерянное в пользу Дании, Ганновера или Пруссии, но чтобы русские помогли в этом деле прямым вооруженным участием в войне против своих бывших союзников. При этом Герц, соглашаясь на переход к России Эстляндии и Лифляндии, решительно настаивал на сохранении за Швецией Выборга, Ревеля, Кексгольма.
Положение стало ясным, когда Герц представил Остерману и Бри проект дополнительных статей к мирному договору, который еще предстояло окончательно согласовать.
Россия в обмен за признание Карлом XII присоединения к ней прибалтийских земель, и без того прочно ею удерживаемых, должна выставить, 150-тысячную армию и в союзе с разгромленной Швецией вступить в войну с Польшей, Данией, Англией, с ее союзниками Голландией, Германской империей, фактически со всей Европой.
Остерман пунктуально выполнял обязанности русского посла. Свои действия он весьма логично продумывал и обосновывал. Прежде всего считал комплекс предложений Герца «делом, от которого зависит все благополучие Российского государства». Интересы России, как было четко сказано в инструкциях, требовали заключения мира с Швецией. И Остерма полагал, что «если не добиться сейчас мира, то война расширится и неизвестно, когда и как она окончится». Поэтому следует идти на уступки, поскольку Герц от имени Швеции уже принял основные территориальные требования России. «Не думаю, — писал Остерман, — чтоб какой другой министр без всякого почти торгу на такую знатную уступку согласился». Остерма признавал, что Россия возьмет на себя тяжелые обязательства участвовать в трудной войне. Однако если она этого не сделает, то европейские страны враждебные ей, сами могут начать действовать, когда и где они это сочтут нужным. Принятие плана Герца позволит отдалить неизбежную войну от русских границ, перенести ее на территорию недоброжелательных к России стран. По мнению Остермана, было только две возможности: либо ждат когда союзники, возбуждаемые Англией, выступят против нее, либо предупредить их действия и выступить против них. Последнему варианту он отдавал предпочтение.
Петр приказывал не отвергать даже совершенно неприемлемые предложения Герца, и Остерман поступал строго по этой инструкции. Для него важно было не разрывать конгресс только в ближайшее время, «вскорости» чтобы подать шведам надежду. Он подчеркивает, что обязательства Россия может взять на себя «по заключению мира», то есть после подписания дс говора.
Получив указ царя от 16 ноября, Остерман в тот же день послал Головкину и Шафирову письмо, в котором уверял, что «шведские условия такс вы, что требуют зрелого размышления и может быть, что продолжение войны против Швеции не так нам тягостно будет, как новая война, в которую входить имеем». Петр, решительно отклонив шведские идеи, в то время предписывал конгресса не прерывать, а затягивать его всеми возможными способами. Брюсу и Остерману предстояла трудная задача. Но судьба освободила их от ее решения. 14 декабря на острове Сундшер стало известно, что король Карл XII убит в Норвегии при осаде крепости Фридрихсгаль шальной пулей.
Вопрос о заключении мира России с Швецией теперь уже невозмол было рассматривать вне связи с тем, что происходило в дипломатической жизни Европы.
Остерман должен был вновь напомнить шведам о прежних условиях мира и о готовности пойти на уступки: вернуть всю Финляндию, Лифляндию присоединить к России не навечно, а лишь временно, на 40, даже 20 лет, выплатить Швеции денежную компенсацию. Инструкция предписывала заявить, что никаких новых уступок с русской стороны сделано не будет.
