Здесь покоится прах Роберта Брюса. В 1818 году гробницу вскрывали и удостоверились, что тело великого патриота действительно лежит в ней, завернутое в погребальный полог. По свидетельству людей, производивших вскрытие, покрывало богато расшито золотыми нитями, причем нити проходят насквозь через тело Брюса. Таким образом подтвердилась старая легенда о завещании короля, согласно которому сердце Брюса было посмертно изъято из его тела и отправилось в крестовый поход…
Брюс и Эндрю Карнеги — вот два великих шотландца, соединившихся в «старом седом городе» Данфермлине. Один разбил англичан у Бэннокберна, другой положил весь мир на лопатки в далеком Питтсбурге. И оба одержали победу благодаря одному и тому же металлу. Потому и зовут одного Стальным Королем, а другого — королем стали!
5
Я остановился на высоком холме, чтобы окинуть взглядом равнину Стерлинга. День клонился к концу, и над землей поднимался туман. Посреди серых равнин возвышалась иссиня-черная скала с замком — могучая, величественная, она казалась галеоном, затерявшимся на морских просторах.
Уж не знаю, в чем было дело — то ли в особых переливах света, то ли в настроении, которое на меня снизошло… а может, в сочетании этих факторов — но только мне вдруг показалось, будто на горизонте меня ждет волшебный замок Камелот. Я помню, как впервые увидел Дарем — великий город! И Йорк с его башнями-близнецами поражает воображение. Но Стерлинг в закатных лучах… Это нечто особенное! Когда вы приближаетесь к этому городу, окутанному атмосферой осенней меланхолии, он кажется главой из романа Мэлори. Ваше сердце рвется вперед, и кажется, будто на полпути вас встретит посланник из того далекого рыцарского времени. Встретит и — с присущей эпохе галантностью — проводит до самых крепостных стен…
Увы, если вы едете в подобном романтическом настроении, то сам Стерлинг, скорее всего, вас разочарует. Предместья и городские улочки совсем не похожи на те волшебные картины, которые вы нарисовали в своих мечтах. А вид маленьких магазинчиков, забитых всякой дребеденью, окончательно убедит неисправимых романтиков, что Стерлинг принадлежит современному миру.
Я чувствовал себя обманутым. Нет, что ни говорите, а город, сделавший свой выбор в пользу кинематографа и зловонных автобусов, не должен издалека выглядеть как усталый рыцарь, присевший отдохнуть на скале!
Стерлинг как две капли воды похож на Эдинбург. Уверен, что многие писатели до меня заметили сходство и окрестили Стерлинг «сестрой» шотландской столицы. Хотя что это я! Вряд ли уместно говорить в женском роде об этих двух старых грешниках. Эдинбург и Стерлинг скорее напоминают двух феодалов-разбойников, сидящих на скале с обнаженным мечом на коленях. Да и семейное сходство между двумя городами весьма обманчиво. История по-разному лепила их облик, и Стерлингу далеко до своего брата по части величия. Если между ними и есть нечто общее, то оно укладывается в недлинный понятийный ряд: битвы, дружба королей и королев, опыт и богатые воспоминания о прошлом.
Эдинбург смахивает на старого воина, ведущего активную светскую жизнь. В противоположность ему Стерлинг — ветеран, который сидит в одиночестве и перебирает былые трофеи. Он прикасается к зазубренному лезвию меча, задумчиво качает головой над боевым топором, загадочно улыбается старой перчатке… Он, конечно, сознает, что жизнь не стоит на месте (еще бы не сознавать, когда за окном проносятся поезда и вопят автомобильные клаксоны), но не спешит выйти на улицу, предпочитая витать в грезах.
Две одинаковые скалы, вздымающиеся посреди равнин под равными углами. А на них стоят замки-близнецы — Эдинбургский и Стерлинг. Они так похожи внешне! Впервые увидев Стерлинг ранним вечером, вы можете по ошибке принять его за Эдинбург — такой, каким тот был в годы своей молодости.
Возможно, кто-то со мной не согласится, но мне кажется, что скала Стерлинга — особенно если смотреть на нее снизу, с равнины, где некогда устраивались рыцарские турниры — выглядит даже более эффектно, чем Эдинбургская. Пожалуй, в Шотландии нет более гордого и величественного зрелища, нежели Стерлингский утес в лучах восходящего солнца. А вид, открывающийся с зубчатых стен Стерлингского замка, не уступает лучшим в мире пейзажам. Поверьте опытному путешественнику: на свете есть много удивительных мест, но мало какие запоминаются на всю жизнь. Так вот, невероятная панорама Шотландии, которая открывается с высоты здешнего утеса, — то самое незабываемое впечатление, которое вы пронесете сквозь долгие годы и будете помнить до самой смерти.
Мне повезло, я оказался в Стерлинге в начале осени. Ласково светило солнышко, и казалось, будто лето снова вернулось в свои права. Я смотрел на узкую серебряную ленту Форта, которая выписывала петли на зеленой равнине. Она изгибалась и вновь устремлялась назад, словно не желая удаляться от родных морских просторов. Если следовать всем причудливым извивам Линкс-оф-Форт, то придется проплыть двадцать миль там, где напрямую по суше едва ли набежит шесть. Река Форт на этом участке — единственная в Европе судоходная водная артерия, где нечего делать без попутного ветра: без него вы и нескольких миль не пройдете. Зато какая красота вокруг! Плодородная пойма Каре-о-Стерлинг вполне может сравниться по своей прелести с долиной Авалона в районе Гластонбери-Тор.
Перед вами возвышается Мемориал Уоллеса, наполовину скрытый кронами деревьев. Если вы повернетесь на северо-восток, то увидите Баллангейх, а за ним холмы Охил. Где-то среди багровых осенних лесов скрывается мост Аллана и дорога, убегающая на Шериффмур. А теперь обратите взгляд на далекий горизонт. Вот где величественное зрелище! Там в голубоватой дымке вырисовываются, наползая друг на друга, странные тени, подобные грозовым облакам. Это величественные Грампианские горы, в самом названии которых слышится звон мечей и бешеный стук копыт.
Вглядитесь в их очертания и громко произнесите волшебные имена — Бен-Ломонд, Бен-Венью, Бен-Леди, Бен-Ворлих… Все это могучие великаны, стоящие на страже шотландского Хайленда — дикой, непонятной и непобедимой страны.
Мне неизвестно, где проходит официальная граница Хайленда, но в тот миг, стоя на крепостной стене Стерлинга и глядя в сторону Грампианских гор, я ощущал: вот он, рубеж, за которым начинается чужая, незнакомая земля. Стерлингу же отводится роль аванпоста, ведущего наблюдение за далекими холмами. Это — недреманное око шотландского Лоуленда.
— Наслаждаетесь видом «семи битв»? — раздалось за моей спиной.
Я обернулся и укололся о насмешливый взгляд невысокого человечка, обнаружившего удивительное сходство с сэром Гарри Лаудером. Местный гид тут же приступил к исполнению своих обязанностей: начал перечислять семь знаменитых сражений, в разное время случившихся в окрестностях Стерлинга. Он вертелся во все стороны и с помощью трости демонстрировал мне эти места. Говорил он в той особой доверительной манере, которая является отличительной чертой всех шотландских рассказчиков. Я попытался было заметить, что знаком с историей битвы при Бэннокберне и вообще предпочитаю самостоятельно набираться знаний. Но непрошенный гид отмел мои возражения нетерпеливым вопросом: «Вы видели комнату, где Джеймс убил Дугласа? Нет? Как же так, сэр! Это надо исправить». И с мрачной решимостью он увлек меня за собой в направлении замка.
Экскурсия получилась весьма насыщенной. Мы спускались в подземные темницы, мерили шагами лестницы, вверх и вниз, и в конце концов оказались перед гротескными каменными скульптурами — созданием французского мастера. Мой проводник — оглянувшись по сторонам, дабы убедиться в отсутствии дам поблизости — сообщил мне по секрету, какая из фигур символизирует Любовь, а какая Вожделение. Я вгляделся в каменные фигуры. За время, прошедшее с начала реформации, суровые пресвитерианские дожди и ветры приложили немало усилий, дабы стереть лики Любви и Вожделения. Однако добились лишь того, что напрочь перепутали их.
Так легко, сидя на крепостном валу Стерлинга, дать волю беспокойному воображению и унестись мыслями в глубь веков…
Тысяча пятьсот шестьдесят шестой год.
В Англии подрастает целое поколение замечательных детишек. Уолтер Рэли — шустрый четырнадцатилетний паренек, Филипу Сидни исполнилось двенадцать, а Фрэнсису Бэкону — всего лишь пять. А в самом сердце зеленой Англии, в городе Стратфорд-на-Эйвоне — там, где в майские дни весело пляшут ряженые танцоры и глухой рокот их барабанов разносится над Клоптон-Бридж, — там миссис Джон Шекспир (носившая в девичестве очаровательную фамилию Арден) не может нарадоваться на первый зубик, вылезший у ее сына Уилла, и возносит горячую благодарность Господу за это маленькое повседневное чудо. Мальчику исполнилось два года.
