Парочка зашла в гостиницу, и я смог разглядеть Диану вблизи. Ну что вам сказать, друзья? Огромные, подбитые гвоздями башмаки и шерстяные гольфы никак не портили красоту длинных и сильных ног. Девушка скинула тяжелый рюкзак с плеч, пробежалась пальцами по копне золотых волос и уселась за столик поесть баранины. Она вся казалась воплощением молодости и здоровья. Говор девушки выдавал в ней уроженку Эдинбурга, но лицо… Лицо принадлежало Греции! Мне никогда еще не доводилось видеть, чтобы простой процесс поедания баранины превращался в высокохудожественное представление. Я был совершенно очарован. Меня не интересовало, откуда эта девушка и куда она направляется. Мне доставляло наслаждение просто наблюдать за ней. Наконец она доела, взгромоздила зеленый рюкзак на свои очаровательные плечи и, громко поскрипывая грубыми подошвами по гаревой дорожке, направилась прочь от гостиницы. Я смотрел ей вслед и понимал, что в этот день на долину Гленко снизошла истинная красота! Я бы не удивился, если бы древние ужасные холмы хором приветствовали юную богиню.
Я никогда больше не увижу эту девушку, и она ничего не узнает о тех минутах чистого наслаждения, которые доставила мне. Она может сама этого не сознавать, но человек всегда понимает, что сегодня в горах он удостоился чести лицезреть богиню.
4
Возле гостиницы я столкнулся с местным жителем — тихим, спокойным старичком с густым, бархатным голосом. Мы уселись за стол и разговорились. Старик сообщил, что «владеет гэльским» и предпочел бы говорить именно на этом языке. И не только потому, что так ему легче подыскивать слова, но и потому что гэльский, на его взгляд, лучше всего подходит для выражения определенных идей.
Разговор коснулся знаменитой резни в Гленко. Я попросил старика рассказать, что ему известно об этом случае, и он довольно охотно согласился удовлетворить мое любопытство. В своем рассказе он использовал тот же самый прием, который я неоднократно наблюдал у ирландцев, когда они берутся пересказывать какие-то давние истории. Я бы назвал его «эффектом присутствия», и, слушая старика, я действительно не мог отделаться от впечатления, будто он говорит о лично знакомых ему людях.
Итак, эта история произошла в самый разгар суровой зимы 1691 года. Согласно указу Вильгельма III хайлендерские кланы должны были еще до конца года присягнуть на верность. Все это сделали, кроме клана Макдональдов из Гленко. Старый Макиэн, вождь клана, тянул до последнего, однако в конце концов осознал, насколько глупо и опасно такое поведение — а скорее всего, ему это объяснили женщины. Так или иначе, но старик отправился сквозь снежную вьюгу в Форт-Уильям, дабы принести положенную присягу перед тамошним магистратом, полковником Хиллом. Однако в Форт-Уильяме выяснилось, что пришел он не по адресу, и ему следует отправиться к инверерскому шерифу. Старому вождю снова пришлось пуститься в путь. Пурга не утихала, на горных перевалах лежал глубокий снег, так что Макиэн смог добраться до Инверери лишь 6 января. Он по всем правилам принес присягу, о чем шериф и уведомил столичные власти.
Однако в Эдинбурге нашлись люди, которым была весьма на руку гибель клана Макдональдов. Вдохновителем карательной акции стал министр по делам Шотландии Джон Далримпл. Все Макдональды паписты, утверждал он. Они якобиты. Они злостные воры и угонщики скота. Было бы куда легче управлять страной, если бы этот мятежный клан перестал существовать. Когда в Тайный совет Эдинбурга поступил официальный реестр кланов, выяснилось, что имя Макдональдов подлежит стиранию из списков, а сами члены клана — истреблению. Сэр Далримпл отправил письмо своему шотландскому другу, в котором выражал радость по поводу того, что назначенный срок пришелся именно на середину зимы. Ибо, как он выразился, «холодные и длинные зимние ночи представляются исключительно удобными для приведения приговора в исполнение». Одиннадцатого января он пишет в Шотландию главнокомандующему: «Милорд Аргайл сообщил мне, что Гленко не принес присяги вовремя, чему лично я очень рад. Это великое благодеяние — участвовать в истреблении проклятого клана, самого худшего во всем Хайленде».
Итак, братья-шотландцы запланировали «великое благодеяние».
В начале февраля — через четыре недели после того, как старый Макдональд принес присягу — сто двадцать человек из полка графа Аргайла (все Кэмпбеллы и кровные враги Макдональдов) покинули гарнизон в Инверлохи и направились в сторону Гленко. Командовал ими Кэмпбелл из Гленлайона (кстати сказать, дальний родственник старого вождя Макиэна). Отряд вошел в долину и был принят местными жителями с истинно хайлендерским гостеприимством. Несколько дней убийцы и их будущие жертвы провели вместе.
Каждое утро командир отряда приходил в скромное жилище старого вождя и пил его виски. По вечерам он играл в карты с членами семьи Макиэна. И все это время в кармане его куртки лежала бумага со смертным приговором клану: «Надлежит предать мечу всех членов клана моложе семидесяти лет. Особо должно позаботиться, чтобы старый лис и его сын ни в коем случае не ускользнули из рук. Следует перекрыть все пути, чтобы никто не мог бежать. Исполнить приказ должно ровно в пять часов. К этому времени или чуть позже я постараюсь прибыть с подкреплением. Но даже если я не поддержу вас, вы должны без промедления исполнить приказ».
В пять часов утра (то есть еще затемно по зимнему времени) «гости» клана приступили к осуществлению чудовищного приказа — началась страшная резня в Гленко. В каждой из маленьких хижин, разбросанных по долине, происходило одно и то же: подлые предатели убивали своих хозяев и членов их семей. Лейтенант Линдси пришел со своими людьми к хижине вождя. Старый Макиэн поднялся с постели и был застрелен, когда только начал одеваться, чтобы принять «гостей». Его жена скончалась на следующий день. Вся долина огласилась выстрелами убийц и криками их жертв. Одну семью расстреляли прямо у камина, в котором едва успели развести огонь. Среди погибших был и старейшина деревни, в кармане которого лежала охранная грамота от полковника Хилла, выписанная за три месяца до того.
Над Гленко взошло солнце и осветило ужасную картину: снег покраснел от крови, в чистом морозном воздухе дымились пепелища. Между ними лежали тела тридцати восьми убитых Макдональдов.
Полковник Гамильтон, командир воинской части из Инверлохи, прибыл к завтраку, чтобы удостовериться в исполнении «акта благодеяния». На месте бывшей деревни Макдональдов он обнаружил седовласого старца, который оплакивал своих близких. Кэмпбелл вскинул кремневое ружье и застрелил коленопреклоненного старика — и тело упало на трупы родственников.
После этого Кэмпбеллы покинули долину, прихватив с собой две сотни лошадей, девятьсот голов крупного рогатого скота, а также великое множество коз и овец…
В Хайленде до сих пор помнят эту историю во всех деталях. Мой собеседник — говоривший по-гэльски старик из Раннох-Мура — с неподдельной горечью и возмущением рассказывал о том, как Кэмпбеллы братались со своими жертвами накануне убийства. Я почувствовал, что для него, как и для всех жителей Гленко, эта долина по-прежнему населена тенями убитых горцев.
Следует отметить, что именно лондонские власти (а не официальный Эдинбург) потребовали полного расследования этого беспрецедентного случая. Джон Далримпл получил грозное письмо из Лондона, датированное 5 марта 1692 года. Почуяв, что тучи сгущаются над его головой, министр попытался все отрицать. Однако общественный резонанс был так велик, что Лондону пришлось продолжить расследование. Результатом стало заключение, в котором массовое убийство в Гленко характеризовалось как самое низкое и варварское деяние во всей истории клановой борьбы.
Кровная вражда существовала в Хайленде на протяжении столетий. История Роб Роя и клана Макгрегор пестрит подобными эпизодами.
Да и сами Макдональды, к слову сказать, имели на своей совести деяния, вполне сопоставимые с кровавой резней, учиненной в Гленко и почти полностью истребившей их клан. Например, в 1588 году группа молодых Макдональдов бродила вдалеке от родной долины и в лесу Гленартни попыталась загнать оленя. Младший лесничий королевских лесов по имени Драммонд из Драммондероха изловил юных нарушителей и отправил их домой, предварительно обкорнав им уши.
Макдональды не привыкли спускать обиды! Вскоре после этого инцидента им удалось выследить и убить лесничего. Действие, само по себе жестокое, пока еще укладывалось в рамки обычной кровной вражды. Но вот то, что сделали Макдональды потом, выглядело вопиющим даже с точки зрения хайлендерских нравов. Они отрубили бедняге Драммонду голову и, припрятав ее до поры до времени в мешок, отправились к дому сестры убитого, миссис Стюарт из Ардворлиха (которая была беременна). Ничего не подозревающая женщина приняла гостей, как положено: она усадила их за стол, выставила хлеб и сыр и, извинившись, удалилась, чтобы приготовить более достойное угощение. В ее отсутствие Макдональды установили на столе отрубленную голову ее брата, да еще и засунули ему в рот кусок хлеба с сыром. Когда несчастная женщина вернулась и увидела сей, с позволения сказать, натюрморт, рассудок ее помрачился. В ужасе покинула она родной дом и долгое время скиталась по окрестным лесам. В результате у нее родился сын, обладавший совершенно диким и неуправляемым нравом. Звали его Джеймс Стюарт, и как-то раз в припадке ярости он заколол кинжалом своего друга и покровителя лорда Килпонта.
