Смутное время, когда с такой жадностью поляки разоряли Русь, было еще недавним прошлым. Король Владислав пылал ненавистью к русским, которые не оправдали его надежд на престол. Самозванцы из Руси находили полную поддержку у поляков, и король Владислав милостиво принял Тимошку Анкудинова, обещал ему помочь, поручил его своему окружению, назначив от себя дом в Варшаве для пребывания, 4 пары коней, 2 крытых возка для пользования, 10 жолнеров для стражи, 6 пахолков для услуг и 3000 злотых в месяц на содержание, не считая стола, который тоже был от короля. Тимошка Анкудинов обратился в Иоанна Шуйского, и польская знать окружила его вниманием и почетом. Простодушный Конюховский только диву давался.
В это время приехали в Варшаву русские купцы и рассказали про пожар в доме Анкудинова, про растрату казны, ограбление купца Миклафа и высказали подозрение на Тимошку. По описаниям он походил на «Иоанна Шуйского», и канцлер предупредил Владислава, но тот только засмеялся.
«Нам заведомо, что он вор, но через него я принесу много хлопот Московии», — ответил он, и Тимошка продолжал жить веселой, беспечной жизнью, сытый, пьяный и ласкаемый женщинами.
Но Владислав не успел осуществить своего плана и помер.
Шляхта разделилась на два лагеря и начала спор из-за наследника польского престола, а в это же время Богдан Хмельницкий с Кривоносом и Тугай-беем будоражили страну, и уже было не до Тимошки.
Наконец, в Варшаве был выбран Ян-Казимир. Иеремия Вишневецкий выбивался из сил, отсиживаясь в Збораже и, как плотиной, сдерживая дикие полчища татар и казаков от вторжения в сердце страны. О Тимошке вовсе забыли, и, как пришел срок получения 3000 злотых, новый король отказал в выдаче, сказав, что теперь не время заниматься ворами.
Тимошка понял, что в Варшаве ему больше делать нечего, и решил перебраться к Богдану Хмельницкому с той же сказкой о своем происхождении.
Опять вместе с Конюховским он убежал ночью из Варшавы и стал пробираться в Малороссию. Вишневецкий отбил казаков, и Богдан Хмельницкий, то ссорясь, то мирясь с Тугай-беем, сидел в Переяславле. Туда к нему добрался Тимошка, рассказал свою сказку и быстро вошел к нему в доверие, больше как товарищ по разгулу, которому изрядно предавался Богдан Хмельницкий. Это был апогей его влияния и силы. Сюда к нему приезжало польское посольство с Киселем во главе, и пьяный Богдан глумился над ними, сюда приезжало посольство от князя Рогоцци из Трансильвании звать его бить венгров, и, наконец, сюда прибыло русское посольство от молодого царя Алексея Михайловича.
Богдан Хмельницкий встретил русских послов с величайшим почетом. Он приказал звонить в колокола, стрелять из пушек и вышел за город, окруженный своими полковниками, бунчуками и нарядной свитою, в которой находился и Тимошка Анкудинов.
Старшим послом прибыл Унковский, но, на беду Тимошки, в посольстве оказался знакомый ему дьяк Иван Козлов, который сразу признал Тимошку.
Признав, но не зная, однако, всех его дел, Козлов стал уговаривать Тимошку вернуться в Москву и повиниться во всем перед молодым царем, который только что женился и очень был со всеми милостив.
Но Тимошка отлично понимал, что в Москву ему опасно возвращаться, и едва наступила ночь, как он с Конюховским поспешил оставить гостеприимный Переяславль.
Козлов рассказал про Тимошку Унковскому, а Унковский спросил о нем Богдана и, когда узнал, что он еще и выдает себя за Шуйского, посягая на престол, потребовал его выдачи. Но Тимошки и след простыл. Богдан Хмельницкий только посмеялся:
«Вам его надо, вы и ловите, а я своих казаков на такое дело не дам!»
Посольство, вернувшись в Москву, рассказало про свою встречу с новым самозванцем, и от царя во все посольства был разослан указ о его поимке.
Ограбленному Миклафу, как знавшему его в лицо и горящему местью, был выдан открытый лист на поимку его в случае встречи.
А в голове Тимошки сложился уже новый план, и он со своим верным Конюховским прямо отправился в Едигульские орды к хану Девлет-Гирею. У Девлет-Гирея он принял магометанство, от него, обласканный, попал к крымскому хану и, наконец, добрался до самого турецкого султана. И тут он имел огромный успех. Султан обласкал его, приблизил к себе и обещал свою помощь для возвращения престола. Это было могущественное покровительство. Влияние султана было огромно. В то время посол императора Фридриха III раскуривал для него кальян, и за то султан приказал своему вассалу, князю Рогоцци, прекратить свои завоевания. За Тимошкой ухаживали все ищущие покровительства султана, и неизвестно, чем бы окончилась его странная карьера, если бы он не поддался своим страстям.
В пьяном виде он ухитрился проникнуть в гарем любимца султана, старого Мухамеда Киуприли, чуть не был схвачен и едва успел спастись от смерти. Оставаться в Константинополе он уже не мог и поспешил убежать, направившись в Трансильванию, к князю Георгию Рогоцци, леннику султана. Он был ласково принят в столице князя, Вейсенбурге, и у него сложился план, так как оставаться у Рогоции он не мог.
Еще при дворе султана он слыхал, что шведская королева ищет союза с Рогоцци для войны с Польшей; издавна он знал, что шведы ненавидят Россию, и потому решил обратиться к покровительству шведской королевы, для чего попросил у Рогоцци рекомендательного письма. Тот снабдил его письмом и при этом дал еще 3000 талеров.
Тимошка покинул гостеприимный Вейсенбург и прибыл в Стокгольм, где и представился королеве, передав ей письмо Рогоцци.
Шведская королева Христина, дочь прославленного Густава Адольфа, была одна из самых эксцентричных личностей. Она ходила в мужском костюме, терпеть не могла женского общества, любила езду верхом, собак, охоту, пила, как рейтар, и была всегда окружена умнейшими людьми того времени. Так, при ее дворе долгое время жил знаменитый Декарт, при ней были Гуго Гроций и другие светила XVII века.
Такая королева не могла обходиться без фаворитов, и в роли такового при ней находился кавалер Улефельд. Тимошка Анкудинов произвел на нее более чем благоприятное впечатление. Она сразу признала в нем великого князя Иоанна Шуйского и, сообразно званию, назначает ему дом для помещения, обед со своего стола, 4 коня, 10 человек прислуги и 5000 талеров в месяц, обещая содействие в занятии престола.
Беспрерывные балы, маскарады и охота с непременными пирами как нельзя более понравились Тимошке и его другу Конюховскому, и они катались как сыр в масле, но беда стерегла Тимошку.
В Стокгольм приехали русские купцы, и некоторые из них узнали Тимошку. Вернувшись в Москву, они тотчас донесли об этой вйтрече, и в Стокгольм, к Христине, был послан царским послом дьяк Козлов (тот самый, что признал его у Богдана Хмельницкого), с требованием выдать вора.
Пылкую и гордую Христину охватил гнев, когда она узнала, кому оказывала покровительство, она тотчас приказала схватить Тимошку, но его и след простыл. Он успел как-то пронюхать о грозящей беде и скрылся, покинув на произвол судьбы своего неизменного товарища. Волей-неволей царскому послу пришлось удовольствоваться злополучным Конюховским.
Тимошка успел захватить деньги и на коне проскакал до Норкепинга. Здесь он случайно встретился с судохозяином, который собирался плыть в Ревель, и уговорил взять его с собою на шхуну.
В Ревеле его уже ожидал приказ шведской королевы о задержании. Бургомистр схватил его и посадил в тюрьму, но Тимошка сумел убежать из нее в следующую же ночь.
Тут уже начались его злоключения. Он убежал в Ригу, оттуда в Митаву, потом в Мемель, в Вертенберг, Голштинию и Брабант. Чем он промышлял за время своих странствований, сведений нет, но известно, что в Тильзите и Лейпциге он был в странствующей труппе фокусников и «показывал силу».
Судьба забросила его в Нейштадт, владение герцога Голштинского Фридриха II. Здесь, на беду, лицом к лицу встретился с ним злополучный купец Миклаф и поднял крик. Испуганный Тимошка бросился бежать, но был схвачен и посажен бургомистром в тюрьму городской ратуши.
Тимошка еще не унывал, но судьба его была уже решена. Миклаф предъявил открытый лист, по которому за выдачу самозванца предлагалось 100 000 червонцев, и стесненный в финансах герцог не колеблясь решил выдать Тимошку русскому правительству. Тимошка тотчас был закован в кандалы и перевезен в казематы крепости. Отсюда бегство было уже немыслимо.
Тем временем о поимке Анкудинова было отписано в Москву, и три месяца спустя за ним приехал со стражей старый его враг, дьяк Василий Григорьевич Шпилькин, тот самый, которого он обворовал когда-то.
Торг был заключен, и закованного Тимошку с великим бережением отвезли в Москву.
По дороге он покушался на самоубийство и один раз бросился вниз головою с повозки, когда его везли к Нейштадту, а другой — пытался броситься в море во время перехода на корабль, но Шпилькин злорадно оберегал его и, наконец, доставил в Москву, в разбойных дел приказ, где и передал известным мастерам своего дела — Ромодановскому и Лыкову.
