– Да, там хорошее место, и рельеф дна разнообразный. В январе там от коряг ближе к руслу леща хорошо ловили, – сказал Савельич, – только по той стороне не проедешь – лес кругом.
– Может, хотя бы до моста доедем, а там пешком доберемся? – предложил я Диме, ведь машина была его.
– Лови здесь. Куда тебя несет? – отрезал молчаливый Роман.
– Ладно, тогда пойду в обход пешком. Поставлю на ночь жерлицы в коряжнике.
– Да иди, – сказали мои спутники одновременно.
Делать нечего, собрал жерлицы, взял в пакет бутерброды и потопал по дорожке через березняк. За деревней, на перешейке, преодолел длинный низкий мост и пустился в обратную сторону по лесному берегу.
Солнце уже садилось за отдаленный обширный плес, когда я наконец нашел ориентиры – огоньки в лесу на противоположном берегу (это был лагерь Савельича) и по ним вычислил нужный мне коряжник. Здесь, под северным склоном, береговые промоины были совсем незначительные, поэтому перебрался на лед легко, а там нащупал глубиномером русло и быстро расставил по его краю жерлицы. Пока совсем не стемнело, пошел собирать для костра дрова.
Сушняка было много. Костер горел ярко. Клонило ко сну. Вздремнул, сидя на поваленном стволе ели. Когда очнулся, угли едва теплились. По ночам еще сильно подмораживало, и я здорово промерз. Испугавшись, что огонь снова не удастся разжечь, побежал ломать тонкие сухие ветки. Костер, однако, быстро вспыхнул с новой силой.
Где-то страшно ухала и хохотала ночная птица, прогоняла сон. Вскипятив в маленьком котелке воды из талого снега и напившись чая, пошел смотреть снасти. Но тут обнаружил, что фирменный фонарик едва светит. Вероятно, ночью я случайно нажал на переключатель, и от бесполезной работы батарейки сели. Постучав их друг о друга, добился тусклого луча.
Вот и знакомая коряга-рогатка. Она вызвала ассоциацию с латинской буквой V. «V – виктория. Значит, будет победа моих замыслов. – Радость промелькнула и улетела. – Где-то рядом должна быть первая жерлица. Вот она. Флажок поднят». Я нагнулся, резко подсек. Леску потянуло из рук, рыба ходила крупная. Но двухкилограммового судака вытащил довольно легко, ночью рыба меньше сопротивляется. «Ух ты! Вот это улов!»
Малек у меня в кане еще был, но я не торопился наживлять тройник, нужно было посмотреть, что там с другими жерлицами. С трудом отыскал в потемках другую жерлицу. Ого, и здесь флажок сработал! Повозившись с упирающейся рыбой, на сей раз вытаскиваю крупную, килограмма на три, щуку. Не зря говорят, что самые крупные зубастые берут ночью. Матерая, словно ожившее бревно-обрубок, в отчаянии подпрыгивает на льду.
Опять ищу жерлицы, но их с таким фонариком трудно обнаружить. Чувствую, что забрал далеко влево. Возвращаюсь к вилкообразной коряге. Потом, примерившись, побрел к берегу. А там, взяв перпендикулярную линию, нахожу одна за другой сразу две жерлицы. На одной что-то есть. Опять судачок! На этот раз килограммовик. Остальные пять жерлиц не сработали – они стояли на слишком большой глубине. Позже, анализируя свою ночную вылазку и руководствуясь картой водоема, выяснил для себя, что все сработавшие жерлицы стояли по урезу русла на перепаде глубин в 4–6 метров.
Когда взошло солнце, около коряжины-рогатки напал на стаю увесистых окуней и быстро натаскал их с десяток. До полудня на жерлицы взял еще одну крупную щуку. А в час мне уже кричали с того берега. Стало ясно, что я сильно затянул с рыбалкой.
Вернувшись на базу с мешком рыбы, увидел скучающих друзей. Сидя на крылечке, они курили, и лица у них были кислые-прекислые. Я сразу не показал им мешок, а спрятал его за деревьями. Ребята стали упрекать меня долгим отсутствием, а я торжествующе молчал.
– Ну, как? – наконец спросил Димон. – Было что?
– А у вас?
– У нас так же глухо, как и вчера. Только мелочовки килограмма по три надрали.
Я молча пошел за мешком и вывалил перед друзьями на снег свои трофеи.
– Ну, как рыбки? – улыбнулся я.
Несмотря на то что Роме и Диме завтра надо было выходить на работу, они стали думать – нельзя ли каким-то образом остаться еще на денек, чтобы половить на том берегу…
На судоремонтном заводе любителей рыбалки хоть отбавляй. А у моего приятеля Анатолия в бригаде одни спорщики, любят поболтать о снастях, о трофеях, и все сводится к одному – кто на прошедшей рыбалке самую большую рыбу поймал. Бывает, не на шутку разойдутся, слышишь: «Разбивай, сто баксов ставлю!» Кто-то замечает: «Но это половина твоей зарплаты». «Все равно спорим, что я первый по крупняку сегодня». И так уж Анатолию всегда везло, что какую бы крупную рыбу кто ни ловил, а он в этот день поймает еще больше.
У Анатолия шестиметровый ял с мотором, и, когда я отдыхал в Севастополе, он частенько брал меня с собой на рыбалку. Однажды мы вышли в море втроем – с нами увязался шурин Анатолия – Михалыч, имевший какое-то отношение к местной рыбинспекции.
У нас с Анатолием была любимая подводная баночка в стороне от города и в полумиле от берега, возле которой хорошо ловилась любая рыба. В этот день, вооружившись длинными поплавочными удочками с «глухой» чувствительной оснасткой, мы отправились туда ловить барабульку. С моря дул сильный ветер, и чтобы ял меньше болтало, мы шли галсами, подставляя ветру то нос, то корму. Мы немного припозднились – видно было издалека собравшуюся над банкой плотную группу лодок, а тут еще Михалыч, показывая рукой в сторону горизонта на какое-то белое пятно в волнах, стал отвлекать капитана расспросами, что бы это могло быть, да ни подплыть ли нам посмотреть.
– Да дрянь какая-то плавает, – отвечал Анатолий, – пакет, видно.
– Нет, не пакет, а вроде как птица какая на воде распласталась, белая. Может быть, чайка? Возьми поближе, – попросил Михалыч.
– Что-то таких огромных птиц я не знаю, – вставил я свое слово, продолжая напрягать зрение.
Мы еще много спорили, что бы это могло быть, приближаясь к непонятному предмету на малых оборотах двигателя, как вдруг чуть ли ни одновременно ахнули: «Рыба! Огромная!» А Анатолий опасливо спросил:
– А это не акула, хлопцы? Я хоть сам и подводник, но акул боюсь.
– Откуда в Черном море такие акулы, – успокоил я его. – Тем более она кверху брюхом лежит.
Подошли еще ближе и наконец смогли разглядеть как следует громадную белугу. Она лежала на боку, и этот бок высоко выпирал над водой, а ее жирное белесое брюхо и фиолетово-серые бока с рядами огромных жучек производили сильное впечатление. Голова была притоплена.
– Вот это да! – воскликнул я. – Больше твоего яла.
– Метров шесть с половиной, – подтвердил Анатолий. – В моем яле ровно шесть метров.
– Да таких белуг не бывает!.. – прохрипел Михалыч. – Я сроду таких не видел.
– Как у Кузьмы Пруткова сказано: не верь глазам своим, – сказал капитан и добавил: – Глушеная, видно, недавно учения где-то были.
– Дохлая, – сказал Михалыч.
– Нет, кажется, шевелит жабрами, – возразил Анатолий.
– Это волнами ее шатает. Ты на ее глаз глянь – мутный. Давно откинулась, – настаивал на своем Михалыч. Потом он перебрался на корму, чтобы лучше рассмотреть находку, и вдруг согласился: – Не, жабры розовые, похоже, и впрямь, еще живая. Ну, хлопцы, повезло нам – икру теперь будем хавать всю зиму, а что не схаваем, то понадкусаем. Давай, суй ей канат через рот, а кошку закрепи за жабрами.
– Так это ж браконьерство, Михалыч! – возразил Анатолий.
– Какое браконьерство? – возмутился собеседник. – Я что теперь, должен кинуть все это добро, чтобы оно дохло и пропадало? Я, между прочим, при исполнении. А куда, скажут, глядит наша рыбинспекция? Сдадим официально по акту на рыбозавод, ну и нам, конечно, что-то перепадет.
– Да нам-то чего надо! – как-то неопределенно, с отчаянием в голосе ответил Анатолий. – Что мы икры не ели? – Он сделал паузу, оглядев нас из-под моряцкой фуражки, и добавил язвительно: – Ладно уж, для ридной Украины так и быть пострадаю. Эх, пропала рыбалка! – и с этими словами он отвязал от носа яла тридцатиметровый линь с кошкой, служившей для крепления к бую во время рыбалки, и стал продевать свободный конец через громадный рот рыбы, засунув в него руку по самые плечи.
Взяв рыбу на буксир, мы медленно-медленно стали продвигаться в сторону берега. Шли строго от ветра, чтобы волной не заливало присевшую корму, и неминуемо должны были пройти мимо нашей заветной баночки. Понемногу силуэты рыболовов в лодках стали проясняться. Уже было отчетливо видно, как успешно они орудуют удочками. Барабуля шла крупная.
Не доходя до рыболовов, Анатолий переключил мотор на холостые обороты, но он – чих-пых, и заглох. Повозившись с движком и пошарив по лючкам, Анатолий доложил:
– Приплыли, опять какой-то мерзавец бензин слил на стоянке. Придется у рыбачков просить, должны выручить.
Нас несло по инерции вперед, но немного в сторону от рыболовов, и когда мы поравнялись с ними, то и белуга оказалась рядом – тут, видимо, сказался закон физики, ведь масса ее тела была больше массы яла, а обтекаемость лучше.
