К тому времени, когда над растерзанным регионом взошло солнце, шторм накрыл уже четверть планеты, от Лабрадора до центральной Африки, и восемьдесят процентов суши, и все, кроме крайнего севера и крайнего юга, затянул толстый слой облачности.
Поначалу температура у самой поверхности Земли поднялась. Множественные попадания астероидов той долгой и бурной ночи выбросили в атмосферу огромное количество тепла, и теперь это тепло попало в западню толстого слоя облаков. На протяжении трех столетий глобальное потепление медленно, но неуклонно меняло облик планеты. Так, например, полностью растаяли льды вокруг Северного полюса, а также ледяная корка вокруг Антарктиды и большая часть материкового ледника. Уровень моря за это время поднялся на несколько метров, и в высоких широтах даже в середине зимы температура редко падала ниже нуля.
И вот теперь в середине февраля температурный столбик в Северном полушарии медленно, но верно пополз вверх и достиг отметки тридцати пяти градусов – то есть как в хороший летний день.
Но жара не продлилась долго. Поначалу облака несли в себе довольно много тепла, однако дни шли, альбедо планеты резко возросло и температура начала падать. Атмосферный пар стал конденсироваться в дождевые капли.
Через неделю после удара полил дождь – по всей планете.
Спустя две недели после этого в космос отражалось уже такое количество солнечной энергии, что температурный столбик продолжил свое снижение, причем довольно быстро. В таких далеких друг от друга местах, как Мехико, Гавайи, Кантон и залитые наводнением улицы Каира, пошел снег.
Он шел и шел.
И ему не было конца.
На протяжении трех столетий существованию человечества угрожали две вещи – последствия глобального потепления и непрестанные военные конфликты. Но теперь они стали историей. Ибо им на смену пришла мировая зима. Если до катастрофы население планеты составляло пятнадцать целых семь десятых миллиарда человек, то в результате удара четыре миллиарда погибли сразу или в первые же часы. В последующие месяцы еще несколько миллиардов унесут голод, болезни и безжалостный холод бесконечной глобальной зимы.
Глобальное потепление сменил – окончательно и бесповоротно – новый ледниковый период. Что касается войн, то тем, кто остался в живых, было не до них. Главное – выжить, найти пропитание под толстым слоем снега, а слой этот с каждым днем становился все толще и толще. В общем, войны – если не считать войнами то там, то здесь вспыхивающие стычки между отдельными группами, пытающимися отнять друг у друга скудную пищу, – канули в прошлое.
По крайней мере на какое-то время.
Шестьдесят миллионов лет назад в море, там, где позднее появился полуостров Юкатан, врезался астероид величиной двадцать километров в поперечнике. Будучи гораздо крупнее своего собрата под номером 2127-VY, он подлетел к Земле на гораздо меньшей скорости – одиннадцать километров в секунду. Высвободившаяся в результате его падения кинетическая энергия составляла лишь около процента от той, что сотрясла Землю в Судный день 2314 года. Удар Мелового периода превратил в пылающий факел весь Североамериканский континент, результатом чего стала всемирная зима, унесшая с собой семьдесят процентов всех видов животных и растительности. Именно тогда закончилась великая эпоха динозавров.
Нанесенный ксулами в 2314 году удар, в сто раз более мощный, нежели тот, что уничтожил громадных ящеров, можно было сравнить лишь с молотом Армагеддона.
Под вопросом оказалось само выживание человечества.
14 февраля 2314 года, Штурмовое подразделение ‹Альфа›, Местонахождение неизвестно, 03:08 по Гринвичу
Сержант Трэвис Гарроуэй лежал закованный в броне-костюм посреди груды обломков в грузовом отсеке десантного модуля в ожидании смерти.
Модуль продолжал вращаться в пространстве, что создавало иллюзию силы тяжести примерно в половину g в носовом и хвостовом концах отсека. Гарроуэй начал свой путь в хвостовом конце, правда, несколько часов назад, и за это время сумел, хотя и с превеликим трудом, вскарабкаться на то, что раньше было палубой. Соорудив из спинок кресел нечто вроде лестницы, он добрался до середины палубы, где низ переместился с кормы к носу. Оттуда он кое-как спустился на переднюю палубу, чтобы быть рядом с Кроум.
Четырнадцать пехотинцев из штурмового подразделения ‹Альфа› на борту десантного модуля были еще живы, хотя все до одного имели ранения. Травмы самого Гарроуэя ограничивались обширными синяками и контузией, а так же, как он подозревал, фатальной дозой гамма-излучения. Медицинская программа бронекостюма уже задействовала мединано в его кровеносных сосудах, так что и боль, и тошнота в принципе были терпимыми. В данный момент Гарроуэй не мог с уверенностью сказать, отчего погибнет он сам и его бойцы – то ли от радиационных ожогов, то ли от удушья, когда запасы воздуха истощатся.
Но если это и случится, то не ранее чем через сутки, в зависимости оттого, насколько активны они будут все это время.
Он наклонился, соприкоснувшись со шлемом Кроум, и обратился к ней через костюм:
– Ну, как ты, детка?
– Черт, больно… – донесся до него сквозь толщу брони ее голос, едва слышный и далекий. – Мне жутко… хочется спать.
– Не покидай меня, Кроум! – крикнул он, и его крик эхом отозвался от внутренних стен его собственного шлема. – Слышишь, не отключайся!
Сказав эти слова, он задался вопросом: а стоит ли? Какая польза? Погрузиться в сон и больше никогда не проснуться – чем не достойный способ уйти из этой жизни?
Но пока они живы, они остаются морскими пехотинцами. А те, как известно, просто так не сдаются.
Он неуклюже привлек ее к себе одной рукой, а как иначе, ведь они оба были в тяжелых бронекостюмах. Вокруг них, а также на полу, который стал теперь потолком, в кромешной тьме в двенадцати метрах над ними лежали другие бойцы штурмового подразделения ‹Альфа›. Половина из них, судя поданным, передаваемым бронекостюмами, погибла.
Запаса энергии у модуля не было. Топливо на нуле. Оставалась только зарядка бронекостюмов, однако всякая связь пропала вместе с локальной сетью. Вмонтированные в них передатчики должны, по идее, работать даже в условиях чрезвычайной ситуации, однако взрыв вывел их из строя. А поскольку радиосвязь отсутствовала, Гарроуэй и горстка оставшихся в живых пехотинцев могли общаться только при помощи голоса, через бронекостюм. Если у кого-то из пехотинцев радио и продолжало функционировать, Гарроуэй этого пока не слышал.
Как долго они пробыли здесь? Если верить имплантированному таймеру, с момента взрыва прошло тридцать четыре часа. Неужели? Такое впечатление, что они здесь уже целую вечность.
Он проверил медицинскую сводку Кроум. Она установила приток кислорода на самую низкую отметку, и он приоткрыл вентиль чуть больше. Все пытались растянуть запас кислорода и энергии как можно дольше. Согласно данным бронекостюма, Кроум страдала от внутреннего кровотечения. Скверно, поскольку вскрыть ее бронекостюм он не мог. Грузовой отсек модуля по-прежнему находился в состоянии глубокого вакуума, а доступная медицинская помощь сводилась лишь к мединано, приток которых в организм обеспечивал бронекостюм. Судя по всему, им удалось замедлить внутреннее кровотечение, однако Кроум все еще не оправилась от шока, и состояние ее стремительно ухудшалось. Артериальное давление девяносто на двадцать, пульс сто шестьдесят, но едва прослушивается.
Черт! Он теряет ее!
Гарроуэй и сержант Анджелина О'Меара познакомились четыре года назад, когда их обоих направили на переподготовку новобранцев в тренировочный лагерь Кэмп-Лежен. Его отношения с ней – Кроум, как он называл ее, и никогда Анджелина – начались с взаимных придирок. О'Меара была особа независимая, бойкая на язык и, главное, моментально привлекала к себе внимание уже тем, что шестьдесят процентов поверхности ее тела покрывали анимационные татуировки. Гарроуэй до сих пор не мог с уверенностью сказать, как однажды, во время увольнительной, они оказались с ней в одной постели.
С тех пор они были близки. Нельзя сказать, что они хранили друг другу верность, но отношения тем не менее продолжались.
Разумеется, сей факт они старались не афишировать. Командование не одобряло постельных романов между пехотинцами. Впрочем, это на Земле. Во время космических экспедиций на подобные вещи обычно смотрели сквозь пальцы – в отличие от зоркого начальственного ока дома. Удивительно, как им удалось сохранить свидания в секрете, по крайней мере от армейского начальства. Лишь благодаря этому они сумели получить назначение в одно и то же разведывательно-штурмовое космическое подразделение на Марсе и Фобосе. Здесь, в отличие от Земли, старшие офицеры делали вид, будто ничего не замечают – по крайней мере до той поры, пока от этого не страдали дисциплина и боевой дух.
